Цыганочка с выходом.

POV Катерина Жданова.       Мне стало по-настоящему страшно, воображение уже рисовало Малиновского в роли сутенера, подсчитывающего прибыли от продаж своих бывших любовниц. Фантазия разыгралась настолько бурно, что я даже вслух произнесла:       — Так вот откуда у него деньги на такие развлечения!       — Что? — переспросила Анечка.       Мда… Пушкарева, то есть Жданова, лечиться тебе — не перелечиться. Все равно идиоткой помрешь.       — Нет, ничего, это просто мысли вслух, Анечка. Так что у вас с Романом произошло.       — Я залетела, сказала об этом Ромке, а он… Он… — девочка разревелась.       — Роман велел тебе сделать аборт? — холодея спросила я. Вот честное слово, я все могла подумать о Ромке, все, даже самое гадкое, но представить его, хладнокровно посылающего девчонку на аборт, не могла.       — Нет, он дал мне тысячу долларов, и сказал, чтобы я решила проблему. Я спросила его, что он имеет в виду, но он ответил, что я уже не маленькая девочка, сама должна понимать. Я заплакала, я правда не понимала, что мне делать. Тогда он разозлился и сказал, что мы расстаемся, что если я решила его таким образом заарканить, то у меня этот номер не пройдет и что он вообще не уверен не уловка ли это, а если нет, то значит, ребенок не его.       — И ты сделала аборт?       — Я сделала намного хуже… — Анечка больше не плакала, она невидящим взглядом смотрела в одну точку.       Пальцы рук внезапно начали холодеть, а щеки наоборот загорелись, так у меня всегда происходит, когда мне становится необъяснимо страшно.       — В тот же день я уехала к подруге в Александровское, это в двадцати трех километрах от Питера, у Ленки там был свой дом. Ленка — это моя подруга. Ее бабушка умерла и оставила ей целый дом. Такой большой, двухэтажный, красивый, а жила она там одна. К маме я поехать не могла, она бы…       Я все пыталась понять, для чего Аня рассказывает такие нелепые подробности, и я поняла — она оттягивает секунды до того момента, когда ей придется вслух произнести какую-то ужасную правду.       — Что ты сделала, Анечка? — перебила я.       — Я пошла к врачу, но она меня стала пугать последствиями аборта. Такая, знаете, пожилая дама, она так давила своим авторитетом, стыдила меня, говорила, что столько женщин годами лечатся, чтобы стать мамой, а я сама, по доброй воле хочу убить своего ребенка…       — Что ты сделала?       — Я родила и сразу написала отказ от девочки. — выпалила Аня и посмотрела на меня с ужасом и отвращением, словно это я, а не она бросила ребенка. Это уж потом я поняла, что девочка к себе самой испытывала отвращение и ужасалась тем, что сделала. — Ленка все время твердила, что я испорчу себе жизнь, что и на карьере модели можно будет поставить крест, и замуж меня никто с ребенком не возьмет. Господи, к чему я все это рассказываю? Зачем? Нет-нет, не подумайте, я Лену не обвиняю. Это мой ребенок и бросила его я, а не она. И бросила не тогда, когда написала отказ, тогда я сама испугалась того, что натворила, порвала отказную, забрала девочку, а вот потом… Я одна виновата. Я одна!       — Что-то я совсем потеряла нить разговора. Тогда бросила, потом не бросила, потом опять бросила. Это что, игрушка? Аня, о чем ты говоришь? Я не понимаю.       — Сейчас поймете. Сейчас все поймете. Катерина Валерьевна, поверьте, причина моей подлости вовсе не в страхе не выйти замуж, или не стать моделью — нет!       — А в чем? — спросила я почти беззвучно.       — В ненависти и любви, понимаете? Катерина Валерьевна, миленькая, мне очень важно, чтобы вы меня поняли, как понял меня Милко.       — Милко никогда не держал на руках только что рожденного им ребенка, возможно, ему было легче понять тебя, чем мне.       — Господи! Мне было всего девятнадцать. Я не чувствовала к малышке ничего, вообще ничего! Разве я виновата в этом? Боже, всего девятнадцать лет!       — Целых девятнадцать.       — Я ненавидела Романа, потому что любила его без памяти! Восемь месяцев ненавидела и любила, понимаете? Восемь долгих месяцев я думала о мести. Я мстила ему, бросая его ребенка!       — Просто «Оборотная сторона полуночи»* какая-то, или «Медея»*. Анечка, это не роман, это реальная жизнь твоего ребенка! — меня начало трясти. — Мстила ему, бросая его ребенка! Как у тебя язык поворачивается такое сказать?.. Через столько лет? Не понимаю. Аня, я очень устала, будь так добра, скажи уже, наконец, что ты сделала со своей девочкой?       — Я ее подбросила Ромке!       — Что?! Что ты сделала?!       — Подбросила Ромке. Написала записку: «Это твой ребенок, делай с ней, что хочешь. Не веришь — анализ ДНК подтвердит твое отцовство», позвонила в квартиру и спустилась на этаж ниже, дождалась, когда откроется дверь, услышала Ромкин голос и еще какие-то женские голоса и убежала.       Если бы меня сейчас неожиданно огрели чем-нибудь тяжелым по голове, то и тогда она так не взорвалась бы. Мысли крутились какой-то безумной каруселью. Казалось, что я попала в искривленную реальность. При всей своей мерзости и подлости Ромка любил детей. И дети всегда к нему тянулись, это я сама столько раз наблюдала. Не мог Ромка избавиться от своего ребенка и забыть о нем, никак не мог! Да и Андрей никогда не упоминал ни о чем похожем, значит, не знал! А не знал, потому что не было такого! Никак не могло быть.       — Аня, налейте мне тоже, пожалуйста. Что-то и мне захотелось выпить от таких новостей.       Девочка, хотя… какая она девочка? А черт с ним, какая разница… Она немедленно налила мне коньяк в рюмку, я выпила залпом и мне немножечко полегчало.       — Значит так, милая. Ты сейчас обстоятельно мне все рассказываешь. Поняла? Прости, но слезы ты оставишь для Милко, он расчувствоваться может, я — нет! Я мать. И понять, как можно подбросить своего ребенка, словно котенка, я не могу. Я и котенка не смогла бы оставить.       — Вы не были в моей ситуации. Никогда не были! Вы не можете меня судить! — Аня рыдала и огрызалась одновременно.       — Я не сужу тебя, хоть и могла бы, но насколько я вижу, ты сама с этим неплохо справляешься. Я хочу понять, что было дальше. Где сейчас твоя девочка? Зачем тебе нужна была ночь с Романом? Почему Милко поддержал тебя? Рассказывай! Рассказывай правду, иначе я сейчас разбужу мужа, он позвонит Роману, я вызову сюда Милко и такое вам всем устрою, что небу жарко станет.       Давясь слезами, Аня несколько раз начинала рассказывать, но все время сбивалась и понять хоть что-нибудь было совершенно невозможно. Наконец, она взяла себя в руки и начала говорить более или менее связно.       — Уже на следующий день я одумалась, побежала к Роману, чтобы забрать девочку. Но двери мне никто не открыл, а соседи сказали, что утром хозяин уехал, причем вместе с хозяйкой и никакого ребенка при них не было. Я позвонила Ромке на мобильный, металлический голос сказал, что мой номер внесен в черный список, поэтому соединение невозможно. Тогда я поехала в «Zimaletto», но охранник меня не пропустил, он тоже сказал, что моя фамилия еще несколько месяцев назад была занесена в список тех, кого пропускать нельзя. Я заметалась по городу, совершенно не понимая, что мне делать.       — Для этих случаев существует милиция, Анечка.       — Милиция? Конечно милиция! Именно туда я в конце концов и побежала, — тут девочка зарыдала так, что у меня сердце начало разрываться на части.       — Все, девочка, все. Успокойся. Что дальше было?       — Не знаю.       — Как это?       — А вот так. Я побежала через дорогу к отделению милиции, а очнулась уже в больнице, через неделю. Говорят, что меня сбила машина, вернее, что это я налетела на машину. Вроде бы ничего страшного не было, ну там… сломано пару ребер, переломы ноги в двух местах, не очень сложные, даже без операции обошлось, а еще черепно-мозговая с ретроградной амнезией. Я помнила все все, до встречи в том самом ресторане, где мы познакомились с Романом. Даже на осмотре гинеколога, когда она мне сказала, что я совсем недавно родила, я решила, что у врача не все дома.       — Господи, сколько же бед может упасть на одного человека сразу, — прошептала я в ужасе. — Что было дальше?       — Через два месяца я вышла из больницы, память так и не вернулась ко мне к тому времени, но я не особо переживала. Начала обходить все модельные агентства, и тут началось совершенно необъяснимое… Меня принимали с распростертыми объятьями, восхищались красотой и походкой, говорили, что я стану звездой, но только до того времени, пока я не протягивала свой паспорт для составления контракта. Как только видели мои данные, всех агентов, как будто подменивали. Мне сразу же говорили непонятное, мол ссориться с «Zimaletto» не входит в их планы. Это уже потом, когда я все вспомнила, я поняла, что как только Роман выбросил меня из своей жизни, он сделал все, чтобы меня выбрасывали ото всюду.       — Ты в этом уверена?       — Уверена! Мой сутенер, а по совместительству агент одного престижного модельного агентства, мне так и сказал, когда вербовал меня в «лица по сопровождению», что никто, мол, не будет связываться с вице-президентом «Zimaletto», а он ясно дал понять, что я persona non grata на подиумах Москвы.       — И когда ты все вспомнила?       — Всего лишь полгода назад. Помните, я рассказывала вам о Ленке, моей подруге?       — Помню, конечно.       — А вот я о ней и не вспоминала… Увидела ее случайно в Берне, в ресторане, когда сопровождала в поездке одного клиента. Увидела ее, и все вспомнила, — Анечка опять расплакалась. — Все и сразу. С той минуты я живу только тем, что мечтаю найти девочку. Господи! Я ведь даже не знаю, как ее зовут.       — Бедная ты моя, — я тоже заревела. — И что было дальше?       — Прилетела в Москву, наняла частного сыщика, он стал следить за Ромкой, но никакого ребенка он не обнаружил. Тогда я попросила одного бывшего друга Милко познакомить меня с ним, думала, что может через него удастся подобраться к Роману. Он познакомил. Я хотела потихоньку втереться в доверие к модельеру, а Милко… Милко…       — Что Милко?       — Он сразу загорелся идеей взять меня в показ. Говорил, что такого красивого и свежего лица давно уже не было на демонстрации его коллекций. Со мной случилась истерика, я сказала, что ничего не выйдет, и… в общем, я рассказала Милко все. Он попросил время, чтобы хорошенько подумать, чем он сможет мне помочь. И вот два дня назад, он позвонил, рассказал о вашем плане. Я сразу загорелась. Думала, когда Ромка будет прикован наручниками, я вытрясу из него душу, но узнаю, где моя дочь.       — Узнала?       — Ничего я не узнала! Хотела отработать, как работаю уже годы, сама ничего не чувствуя, но доставляя такое удовольствие клиенту, что он потом на стены лезет от одного воспоминания, снова и снова вызывая именно меня в сопровождение, а уже потом, когда Ромка будет на седьмом небе, огорошить его вопросом о ребенке. Хотела… И не смогла — сама пропала. Как выяснилось, я все еще люблю этого мерзавца! Что же я наделала, Катя?..