Цыганочка с выходом.

POV Роман Малиновский.       Я закончил разговор со Ждановым и снова недоумевающе уставился в экран своего ноутбука. Нужно было провести анализ продаж по регионам, нужно было спуститься на производственный этаж, проследить за установкой станков, хотя бы своим появлением обозначив контроль, но я ничего не мог делать, я тупо смотрел на экран. Мне было о чем подумать.       Например, о том, что вчера кто-то утащил ноут Жданчика, а потом снова поставил его на мой стол, и кто это был, я до сих пор не знаю, как не знаю я и того, зачем этому кому-то понадобился комп Андрея, хорошо если для «потрындеть на сайте», а если это промышленный шпионаж? А я все распаролил, да и уснул? Даже подумать страшно, что в этом случае сделает со мной Жданов, а уж его жена… Маленький хищный зверек песец, кажется, подбирался ко мне все ближе и ближе.       Думать о том, что я манкирую распоряжениями госпожи президентши, не только не моглось, но и не хотелось. Сама устроила себе с мужем отдых, а я за них паши? Перебьется! Пусть ее дружок НиколЯ за них пашет.       У меня вообще ни о чем, кроме того, что Алина все время находилась offline, думать не получалось! Хотя самый острый, самый насущный вопрос: кто нас усыпил и зачем, дамокловым мечом висел над нашими с Андрюхой головами.       Что я за болван такой? Почему не сказал Андрею правду? Вот почему я сказав, что тоже заснул, не рассказал правду ни о ноуте, ни о кредитке, ни о том, что я зарегистрировался на сайте от его имени? Если все это всплывет само… Даже представить страшно. Почему я соврал?       Ну, да, получил бы я по башке за свои проделки и от Жданова, и от его благоверной, может даже мы поссорились бы, так что? Поссорились — помирились! Зато сейчас бы, как в старые добрые времена, сидели втроем, разгадывали бы загадку, Катька выдвигала бы кучу версий, мы с Андрюхой потягивали бы виски и было бы тепло и хорошо безо всякой Алины.       Зря я вспомнил об Алине, настроение и так нулевое, резко ушло в минус. Я долго смотрел на ее фотографии, прежде, чем решился послать ей первое сообщение: «Непросто отыскать прекрасное лицо из сотен тысяч лиц с глубокими глазами. Все улицы Москвы выходят на Кольцо, все жители Москвы на кольцах исчезают. Лишь ветер над рекой, ветер над рекой ночь колышет. Лишь на берег другой помаши рукой — не услышат»*.       Потом было и второе сообщение, и третье, и четвертое. И все они были не от балбеса-балагура Ромки, а от серьезного и умного человека. Посмотрим, как она общается с такими…

***

POV Катерина Жданова.       У Милко своей собственной работы было хоть отбавляй, да еще я ему подбросила срочную халтурку, за которую он ухватился двумя руками (об этом чуть позже), так что к Анечке он никак не мог приехать.       — Катюша, — отведя меня в сторону, сказал Андрей, — мне кажется, что Аню надо забрать к нам. Ей одной очень тяжело будет, может не выдержать, да и не очень безопасно, если вечером, как я понял, начнется операция по обезвреживанию Женькиной банды. Мало ли что может случиться. Кстати, а что за операция?       — Дома расскажу.       — Договорились. Так что, забираем Аню?       — Конечно забираем! Андрюшка, ты такой замечательный. Я сама хотела тебе предложить забрать к нам Анечку, но это сделал ты, и я… Я просто счастлива, что ты у меня такой.       — Оеей! Какой это -такой?       — Не напрашивайся на комплименты, сам знаешь, что я имела в виду.       — Знаю, — вздохнул муж, — но так иногда хочется услышать о себе что-то приятное… Какое-то доброе слово…       — Вот ты, поросенок, можно подумать, что я говорю тебе мало добрых слов. Ладно, хватит шептаться, забираем Аню и поехали домой.       Пока мы едем, я быстренько расскажу, что за халтурку я подбросила Милко, если вам это интересно, конечно. А если не интересно, то вы можете просто не слушать.       — Милко, привет, ты один?       — Нет, дУша мОя, я не Один, крУгом враги и шпионЫ.       — Тогда сделай так, чтобы тебя долго искали, есть новости и нужно посоветоваться.       — Рыба мОя, ОлЕчка, приглЯди тут за бабОчками. У мЕня перЕрыв, мне звОнит мой лЮбимый! — услышала я, затем в трубку шепнули: — секунду, — и только через минуту раздалось нормальное: — Я один, Катя.       — Милочко, кажется, мы нашли девочку.       — Анечкину дочку? — он вдруг начал задышал как-то прерывисто, видно, разволновался.       — Да.       — И где она? Ее удочерили?       — Нет, ее почему-то не усыновили. Она в Детдоме, Милко, к сожалению или к счастью, в Детдоме.       — Збс! — заорал Вукакович. С ним это бывало очень нечасто, и только тогда, когда возмущение его достигало предела. Нет, матом он не ругался, вернее ругался, но прилично, убирая из слов гласные звуки. — Если бы я мог, я открутил бы Ромио его хозяйство! Ты знаешь, Катюха, что я не злой, но когда дело касается детей, я зверею.       — Знаю, Милочко, знаю. Ты очень хороший.       — Как ее зовут?       — Надежда.       — Надежда, — нараспев повторил Милко. — Красивое имя. И что теперь делать, Кать? Как ее забрать из приюта?       — Этот вопрос я уже продумала. Заберем!       — Мне бы твою уверенность. А посоветоваться о чем хотела?       — Слушай, для начала нам надо взять над Детдомом шефство. Закупим продукты, игрушки, несколько компьютеров и одежду и съездим в приют.       — Закупим одежду? Это что? Это пощечина Милко?       — Вот об этом я и хотела посоветоваться, не злись.       — О чем?       — Ты понимаешь, что детям не нужен эксклюзив?       — Понимаю, но девочкам да, нужен.       — Тогда мы закупим одежду!       — Почему?       — Потому что у нас нет ни сил, ни времени, ни средств на разработку детской линии, тем более эксклюзивной, понятно?       — Ты холодная и бездушная, госпожа президент! — Милко вышел из эфира.       Вот всегда он так, вначале бросается словами, и уходит, потом мучается, переживает, ищет выход и через пару минут возвращается с извинениями и готовым решением проблемы. Я была уверена, что так будет и на этот раз, и я не ошиблась. Звонок раздался минут через пять.       — Катюха, ты же знаешь, что я не хотел тебя обидеть.       — Знаю, но все равно обидел.       — А я не нарочно. Прости, а?       — Прощаю.       — Ты самая лучшая! — настроение у модельера прыгнуло в верх. — Слушай, что я придумал. — а я что говорила? Главное, на него не давить и в него верить. — У нас на четвертом складе все по макушку забито неликвидами прошлых коллекций, так?       — Так!       — Вещи очень хорошие, эксклюзивные, но не распроданные, так?       — Так, Милочко, так мой хороший.       — Сколько детей в приюте?       — Шестьдесят четыре. Двадцать восемь девочек и тридцать шесть мальчишек в возрасте от восьми до тринадцати лет.       — Понятно. А можно на них посмотреть?       — Да, зайди на сайт Детдома, я сейчас пришлю тебе адрес SMSкой. Так что ты собрался сделать?       — Я сейчас посажу четыре-пять швей из экспериментальной группы, и они уже сегодня перелопатят склад, только дай распоряжение, ладно?       — Ладно. А что значит, перелопатят?       — Кать не бери в голову. Что-то укоротят, что-то ушьют, что-то утеплят, в общем, для девочек будет одежда и не по одному платьишку или юбчонке, каждой целый гардероб подберем. А вот с мальчиками сложнее, боюсь, что им покупать одежду придется.       — Я все поняла. Спасибо тебе. Только не забывай про коллекцию.       — А потом она обижается, когда я называю ее калькулятором! Целую тебя, не обижайся. Пока.       Вспомнив о разговоре с Милко, я подумала, что хорошо бы еще и пару швейных машин, работающих, но устаревших для нашего производства, тоже отдать Детдому. Им пригодятся. И вообще…       — Андрей, Анечка, как думаете, если мы завтра повесим объявление, что «Zimaletto» берет шефство над Детским домом, и что каждый, кто хочет что-то передать детям, может принести свою посылочку, это сработает? Или нет! Лучше провести акцию «Дети — детям». Пусть родители спросят своих детей не хотят ли они поделиться чем-нибудь с детьми-сиротами. А?       — И дети из благополучных семей потащат сломанные игрушки! Никто не отдаст свое, если оно хорошее.       — А мне кажется, что это замечательная мысль! — загорелся Андрей. — Давай проверим на Ляльке. Вот увидишь, как только мы ей скажем, что детям у которых нет родителей нужны игрушки, она отдаст все самое лучшее. — и тихонько добавил, чтобы слышала только я: — Да и дом хоть немного очистится от завала игрушек.       — Анечка, сломанные игрушки мы не повезем, да и родители их не принесут, но попробовать стоит. Даже самые благополучные дети, по-моему нуждаются в уроке милосердия, как ты считаешь?       — Господи, я ничего не знаю о детях! — воскликнула Аня и снова разревелась.       Она вообще очень много плакала в этот день.       Плакала, когда Ольга, услышав нашу просьбу, стаскивала в один угол свои куклы, и платья, и компьютерные приставки. Плакала, когда я ей сказала, что никто и никогда не узнает, о ее проституции, что ее имя уже сейчас, до начала операции по обезвреживанию Болотова, изъято из всех возможных и невозможных файлов, а ей для органов опеки будет предоставлена справка, что она работает в «Zimaletto» моделью для примерок. Плакала, когда операция «Загнать в болото» началась...