Цыганочка с выходом.

POV Роман Малиновский.       С одной стороны, если бы я не был уверен, что родился третьего июня, я мог бы поклясться, что мой день рождения сегодня, потому что сегодня был день полный приятных сюрпризов и подарков. С другой — такого ужасного дня в моей жизни еще не было.       Вот и сейчас… С одной стороны, Андрей позвонил мне и попросил помощи. О чем это говорит? О том, что он по-прежнему считает меня другом, как бы он этого не отрицал. Я знаю Жданова, как облупленного, при всей его кажущейся распахнутости, стороннему наблюдателю даже может привидеться, что он — рубаха-парень, Палыч очень закрыт в своем мире, вернее в мире своей семьи, и никогда, ни при каких обстоятельствах он не обратился бы за помощью к постороннему. Значит, я ему все-таки не посторонний. Это подарок судьбы? Несомненно! Но есть и другая сторона медали, о которой я никогда бы раньше и не подумал, обрадованный, что и я на что-то сгодился. А сейчас… Сейчас сижу в машине, жду Петра и дергаюсь, потому что в доме Андрея идут разборки с Наташкой, будь она неладна, потому что в этом есть и моя доля вины, и вообще, и Кате, и Андрею сейчас хреново, им мне, неожиданно для себя, тоже. И только потому, что хреново им.       Вот и весь сегодняшний день прошел под знаком этого «с одной стороны — с другой стороны».       Зато ночка выдалась, что надо! Однозначно замечательная!.. Петр вывел Малинину за ворота дома под белы ручки, Олег, охранник Ждановых, загрузил ее чемоданы в багажник, я получил все инструкции и сам (я сам!) отвез эту Мать ее Харю* вначале на ее съемную квартиру, где помог собрать Сережку и все его вещи, а затем не просто препроводил их на Ярославский вокзал, но и в поезд усадил, и дождался его отправления в два-десять, и пару ласковых на прощание Наталье успел шепнуть, что бы у нее и мысли не могло возникнуть передумать о правильно принятом решении… POV Катерина Пушкарева.       Утро, что впрочем, увы, привычно для последнего времени, началось с головной боли и ужасного настроения, а когда я вспомнила, что Ляльке как-то нужно будет объяснять отсутствие Натальи, то вообще слезы навернулись на глаза. Хорошо еще, что я замужем за самым чутким мужчиной на свете. Он тут же понял причину моего «замечательного» настроения.       — Кать, не реви, я уже все придумал.       — Что придумал? — несколько раздражаясь, спросила я. Я ведь даже предположить не могла, что ему действительно известна причина моей тревоги.       — Я все придумал! — гордо сказал Андрей. — Купим Ляльке подарок, вложим туда письмо от имени Наташи, что-то типа… «Моя дорогая Оленька, мне нужно уехать, но всегда буду тебя помнить. Не грусти, когда-нибудь я обязательно вернусь, как Карлсон. Я очень тебя люблю и тоже всегда буду помнить». Мы можем даже фотографию Малининой в красивую рамку засунуть и…       — А можно без ее фото обойтись?       — Можно, конечно. Только надо покумекать над подарком. Может, «Ферби»?       — А может, братика? — все-таки разревелась я, умиляясь чуткости и мудрости Андрея.       — Братика, это само собой, я готов денно и нощно трудиться над его созданием, честное слово. Только, увы, нам до вечера не успеть его родить, так что пусть пока будет «Ферби».       — Пусть. Представляю, что сделает с ним Рэм…       Настроение улучшалось с каждой секундой, а когда позвонил Глюкман и сказал, что Хмелин начал раскрой тканей, я и вовсе смогла выбросить из памяти все неприятности дня вчерашнего. И без этих воспоминаний нам было, что делать.

***

      Сегодняшний день оказался ничуть не менее суматошным, чем вчерашний, разве что гораздо более приятный и продуктивный, хоть и начался со скандала, в ходе которого мне очень захотелось пристукнуть Милко, причем насовсем, а потом… Лучше я по порядку.       Нет, вы только представьте себе, в день запуска новой коллекции этот паразит даже не думал спуститься на производственный этаж, чтобы в последний раз все проверить перед раскроем и пошивом. Он не мог, он был очень занят, он… Он шил костюм клоунессы для Анечки! Нормально?       — Милко, ты с ума сошел? — первым делом поинтересовалась я, влетая в его мастерскую прямо с пошивочного. И ладно бы он был один, как на зло и Ольга Вячеславовна была на месте, и модель для примерок, ЛюсьЕн (они же все исключительно — Люсьны, кто не «Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта»… Буренки, черт бы их всех побрал) лениво помахивала руками, то ли демонстрируя, то ли суша только что нанесенный лак на ногти. Вот Милко и взорвался.       — Нет, госпОжа презИдент, я сУма не сОшел! Я знаЮ, что мне делАть. А еслИ вас что-тО не устраевАет, то можЕте мЕня уволить!       Давно он со мной так не говорил, впрочем и я давно не интересовалась его психическим состоянием. Упс… Придется отыгрывать назад.       — Милко, извини, я была не права. — брови у маэстро полезли на лоб от удивления, а я, не давая ему опомнится, попросила: — Ольга Вячеславовна, пожалуйста, спуститесь на производственный этаж. Присмотрите за раскроем. — я дождалась, пока она вышла и всех собак, царапающих мою смятенную душу, спустила на статистку. — Люсьен, насколько я помню, вы у нас модель для примерок, не для демонстрации ногтей, правильно?       — Правильно, — проблеяла та, даже не вставая с дивана.       — Тогда поднимите свой… свою… Милко, тебе до понедельника здесь никто не нужен, верно?       — ВернО.       — Тогда встаньте с дивана, и чтоб я вас до вторника больше в «Zimaletto» не видела.       — А мне заплатят за эти дни? — на свою голову спросила девица.       — Нет, впрочем, как вам и за лежание на диване никто ничего не оплатит. И скажите спасибо, что я с вас не вычту стоимость лака для ногтей!       Люсьен, как ветром сдуло.       — Ну, и чего ты сорвалась на девчонку, она, что ли, виновата, что я не в пошивочном, а здесь? — чуть иронично спросил Милко.       Пришлось подробно рассказывать ему о Наталье, о Лариной и Изотовой, о Хмелине, обо всем, о чем не успела вчера рассказать.       — Ты пойми!.. Сегодня и мы, и Хмелин в раскрой запустили ткани. И… и я боюсь, что вдруг весь наш план в последнюю минуту рухнет и Анатолий переиграет нас. Я так надеялась, что ты лично проследишь за раскроем, а ты…       — Кать, ну подумай сама, кто больше меня заинтересован в успехе? Никто! И как бы я мог не проследить за всем? Да я в семь утра уже был на закроечном участке, лично разложил первые выкройки на ткани, подколол их, и оставил там Оленьку, чтобы за всем следила. Она как раз перед твоим приходом поднялась на пару минут, чтобы переобуться.       — Милко, прости, у меня нервы сдали. Наталья вчера меня просто добила.       — Ничего, Катя, ничего. Мало ли, что между друзьями бывает. А Анечке я не мог не сделать костюм. Не мог, понимаешь?       — Почему? Это всего лишь костюм клоунессы, Милко.       — Да как ты не понимаешь, Катенька. Мне это надо, мне! Ты, Андрей, Антон, вы все помогаете Ане. Помогаете, кто чем может. Ты ее уму разуму учишь, все для нее делаешь, Жданов твой с ней, как с сестренкой, платит за все, она его очень уважает. Честно. Антон ей прекрасно операцию сделал. А я? У меня вчера сердце в клочья разорвалось, понимаешь? И я хочу ей помочь.       — Костюмом клоуна?       — Костюмом клоунессы, — очень-очень серьезно ответил Милко. — Таким костюмом, чтобы Ромке никогда даже в голову не могло прийти, что кроме Анечки есть другие женщины. Чтобы увидел ее, и сразу сдох от любви. Понимаешь?       — Кажется, понимаю.       — А еще… — Милко смахнул слезу. — Чтобы Наденька с Мишей с первого взгляда потянулись к ней, а не шарахнулась в сторону. Клоуны, они тоже разные бывают, Катя. И чтобы она себя чувствовала королевой клоунов или матерью, а не бывшей проституткой.       В мастерскую заглянул Андрей, но увидев, что мы с Милко, крепко обнявшись, рыдаем на два голоса тихонько вышел и двери за собой прикрыл.       — Милко, прости меня. — не помню в который раз всхлипнула я.       — Я не умею на тебя долго сердиться, Катька. — он помолчал. — Кажется, время пришло… Не могу я больше это в себе носить! Еще вчера, после Анечкиной истерики я понял, что должен хоть кому-то это рассказать, иначе сорвусь.       — Ты же знаешь, что я…       — Ничего сейчас не говори, ладно? — я кивнула. — Ты единственная во всем белом свете знаешь, что я работал няней. Работал няней, а получал, как космонавт. Правда странно?       Я уже открыла рот, чтобы сказать, что не считаю это странным, но Милко махнул мне рукой, мол, не нужно, не отвечай.       — Я работал няней ребенка у одной пары гомосексуалистов. Официально один из них был женат на матери его ребенка, они собирались эмигрировать в Америку. Второй должен был уехать на пару дней раньше, как бы сам по себе. А на деле… Оба мальчика были единственными детьми в очень обеспеченных семьях. Когда я говорю очень, это значит, что очень. Вам со Ждановым их деньги и не снились. Как ты понимаешь, обе семьи ждали наследников от сыновей и обе семьи были против их связи. Тогда мальчишки, а на ту пору они были совсем мальчишками, тайно сделали себе стерилизацию, и поклялись друг другу, что ничто их теперь не разлучит. Но прошло пару лет, и одному из них отец предложил очень заманчивый вариант. Он предложил ему тонны баксов, эмиграцию и полную свободу, если тот женится, родит ему наследника, вырастит его до года, и передаст деду. Затем он может жить, как хочет. Может развестись, может не разводиться, может уматывать на все четыре стороны. Женщине, которая согласится сыграть роль жены и выносить внука давались более, чем щедрые откупные.       — Ты работал няней у своего ребенка? — догадалась я.       — Знаешь, когда я пошел на это… Я ведь и сам был ребенком… Помнишь, я рассказывал тебе, что мне очень нужны были деньги?       — Помню.       — Когда я… Я думал: а что здесь такого, нужно всего лишь кончить в пробирочку? Делов-то! А оказалось, что это невыносимо, знать, что у тебя растет ребенок, вырастить его почти до полутора лет и потерять. Невыносимо.       — Погоди, — у меня в голове сразу возникло куча планов. — Ребенок в России или за рубежом? Можно же сделать анализ ДНК…       — Кать, остановись. Я даже тебе не могу сказать кто у меня, сын или дочка. Если не дай Бог, дед узнает, что его обманули, мне не жить, его сыну не жить, да и ребенку тоже. Так что пусть все останется, как было. По крайней мере я иногда читаю о ребенке в журналах и знаю, что все у него хорошо.       — У него?       — У него, у ребенка. Я не расколюсь.       — Милко, а может…       — Катька, предупреждаю тебя, даже не вздумай! Это и так чудо, что у меня есть продолжение, его в принципе не должно было быть. Мое продолжение ни в чем не нуждается, обласкано дедом и бабкой, учится в самой лучшей школе, чего мне еще-то нужно? Что бы меня кто-то назвал папой? Да, хотелось бы, но это не стоит того, чтобы всех нас уничтожили. Поняла?       — Поняла.       — Спасибо, что выслушала. А теперь иди в пошивочный, и не мешай мне сделать из Анечки королеву…