***
POV Роман Малиновский. До сих пор, вспоминая этот, пожалуй самый главный эпизод в моей жизни, я не могу сложить кусочки пазла в одну картину… Вот Наденька бежит ко мне с криком: «Папа»… Вот Миша бросается вслед за нею… Вот женщина, скорее всего усыновительница, делает несколько шагов в мою сторону и застывает с выражением то ли ужаса, то ли обожания на лице. — Папка нашелся, — теплые маленькие ручки мальчика обнимают мою ногу, а детское тельце вжимается в меня целиком. — Ты наш папа? Да? Ты наш папа? — спрашивая, утверждает Наденька. — Мамочка, я же обещала, что мы найдем папу, — оборачиваясь говорит дочка невероятно красивой женщине, а затем вплотную приближается ко мне и настороженно заглядывает в мои глаза. Нет, что я говорю? Не в глаза, в самую душу. Сердце, увеличиваясь в объеме, подскакивает куда-то вверх, но не выдерживает взятой высоты и падает под ноги; эмоций, как мне кажется, нет никаких; а вот мозги начинают скрипеть, цепляясь шестеренкой за шестеренку, и вскипать. Вопросов столько и таких, что мне их даже задавать страшно, и я отключаюсь…***
POV Катерина Жданова. За спиной раздается крик: «Па-па», затем какой-то неясный шум и гул, и буквально через минуту громкий истошный голос Алины: «Скорую! Господи! Скорую, быстрее». — Андрей, уведи прессу, — шепчу я мужу и спешу на помощь подруге, не понимая пока, что случилось. Отсюда я вижу только Алину с детьми, ползающих по полу, и чьи-то «валяющиеся», неестественно вывернутые мужские ноги. Рука сама набирает «сто три». — Что происходит? — спрашиваю я, подойдя ближе. Я действительно не понимаю, кому стало плохо, потому что Миша полностью закрывает лицо лежащего своими ручками. — Папе плохо, — потусторонним глухим голосом отвечает Надя. — Папе? — не понимаю я. — Папочка, — плачет мальчик, и только тут до меня доходит, что это Ромка потерял сознание. Где-то через час реанимобиль увозит Ромку, Алина сопровождает Малиновского, а за каретой скорой помощи следует машина Милко, он везет Надю, впервые на нашей памяти устроившую истерику, и Мишу, ревущего без остановки, в ту же больницу, куда госпитализируют их отца.***
POV Алина Малиновкая. Романа увезли в реанимационный блок и нас туда не пустили. Ожидание было невыносимо, но я старалась держаться, пока не заметила, как Наденька гладит Мишутку по голове и тихонько ему приговаривает: — Ты не помнишь, ты тоже в больнице был, но ты же поправился. И папочка поправится. — А если умрет? — мальчик уже икал от долгого плача. — Нас опять отдадут назад? — Не будь дураком. У нас мама есть. И папа не умрет, никогда не умрет, я знаю. — А если умрет? Тогда что, насовсем? Или у нас будет другой папа? Внутри у меня похолодело, я больше не могла этого слышать. Ужасно хотелось закричать на детей, но я сдержалась. За что же на них кричать, если мы сами заварили всю эту кашу? Милко понял, что я на грани, отвел меня в сторону. — Алина, успОкойся, это детИ, Они не понИмают, что говОрят. ЛучшЕ расскАжи мЕне, как Ромка окАзался на дефиле. — Милочко, я не знаю. Господи, что же теперь будет? Он поправится? Милко, скажи, он поправится? — Не сомнЕвайся, обЯзательно поправИтся. — А вдруг… — Алина, — одергивает меня Момчилович, — все будЕт хорОшо. ВОзьми себя в рУки и Иди к детЯм, им хужЕ, чем тЕбе, им страшнО, слышАла, что Они говОрят? — Ты прав. Милко, ты абсолютно прав, но к детям иди, пожалуйста, ты. Видишь, как меня трясет, дети только еще больше испугаются. В зал ожидания приговора буквально влетели Катя с Андреем. И тут же, словно только их и ожидали, открылась дверь реанимационного блока. — Доктор, как он? — спросила я. — Даже не знаю, что сказать. А вы ему, простите, кто? — Какая разница? — почти закричала я. — Видите ли в чем дело, — протянул врач, — мы даем сведения о больных только их родственникам. — Это мой папа, — Наденька незаметно подошла ко мне и взяла меня за руку. — Как он себя чувствует? — Вижу, что папа, — неожиданно улыбнулся доктор. — Тут уж не отвертишься, одно лицо. А это… — лекарь показал на меня глазами. — А это моя мама. Скажите, как папа себя чувствует. — С твоим папой все будет хорошо, — ласково сказал врач. — И он не умрет? Правда же? Он не умрет! — подлетел к нам Мишка. — Это и твой папа тоже? — Да! — малыш был горд, будто собрался лететь в космос. — Не умрет! — твердо пообещал мужчина. — А теперь разрешите мне поговорить с вашей мамой наедине, — он отвел меня в сторону и едва слышно сказал: — Ваш муж перенес микроинфаркт, отягощенный… Ммм, скажите, он наблюдается у психиатра? — Нет, с чего вы взяли? — Дело в том, что он… Он несет какой-то бред. Мы вызвали психиатра. — Роман пережил шок. Понимаете вы? Шок! — змеей зашипела я. — Пропустите меня к нему и уже через несколько минут у него не будет никакого бреда. — Не могу. Больному нельзя волноваться. Есть опасность… — Доктор, миленький, для него сейчас самое большое волнение, это то, что он ничего не понимает. Ну, пропустите, умоляю вас. Последнюю фразу я сказала чуть громче и тут же к нам подлетел Жданов, взял врача под локоток и о чем-то с ним пошептался.***
POV Роман Малиновский. Двери открылись, и в палату вошла очень молодая и невероятно красивая женщина. Та самая… — Кто вы? — глаза женщины наполнились слезами, и она медленно стала подходить к кровати. — Почему Надя называет вас мамой? Вы усыновительница? Но тогда почему дети словно бы ждали меня. — Роман, я все тебе расскажу, только ты не волнуйся, пожалуйста… — я сразу вспомнил, где я слышал этот голос. — Алина?! Ты?! — Я. — Я сошел с ума? Твои дети! Алина, я ничего не понимаю. Ты решила усыновить мою Надю после того, как мы… Стоп! Нет. О детях ты писала раньше. — ужасно защипало глаза, но почему-то не было стыдно. — Я точно сошел с ума. — Ты нормальный, Ромочка. Совершенно нормальный. Дело в том, что Наденька не только твоя, она и моя дочка. — Что? — сердце снова начало выплясывать бешеный ритм. — Нет, я все-таки в дурке. Или сплю… — Я не только Алина, я Аня. — Ты Анечка? — Да. — Та самая? Моя Анечка? — Да. — А! Теперь все понятно. Я просто умер, и ты меня встречаешь. Так, да? — Нет, Ромка, не так. Мы все живы. — Но Анечка умерла! Ее убили. — Что? Откуда ты это взял? — Раиса Степановна сказала. Я слушал Алину-Аню, затаив дыхание. Оказалось, что той самой подружкой, сообщившей Аниной маме о ее смерти, была Наташка Ларина. Как выяснилось (правда много позже, когда я уже и выздоровел, и мы с Алиной поженились, и мне удалось «допросить» Ларину), одну девушку по вызову действительно зарезали, и Наташка действительно ездила на опознание, вот только покойников она очень боялась, поэтому на лицо женщины даже не взглянула, заметила только копну рыжих волос и решила, что это Аня. Вот идиотка, вроде и действовала из лучших побуждений, Нинель же просила ее сообщить о дочери, если хоть что-то станет известно, да сама не разобралась ни в чем и погубила тещу. Прошло еще немало времени, пока все встало на свои места, и разъяснились все недоразумения. И только один раз я перебил свою любимую девочку: — Значит, вначале я влюбился в Пушкареву? — засмеялся я. — В Пушкареву? А кто это? — глаза Алины расширились. — Катя! Катя Жданова, в девичестве Пушкарева. — А! Да, запал ты на Катю, а уж потом… — продолжила свой рассказ Анечка. Черт, как мне ее теперь называть? В двери постучали вовремя, мы как раз успели со всем разобраться. — Простите, там дети очень просят войти, — молоденькая женщина-врач заглянула в палату. — Судя по показателям, вам гораздо лучше и мы могли бы их пропустить. Но решать вам. — Конечно же впустите! — попросил я. — Как мне тебя называть? — Алина. Только Алина. Не хочу, чтобы прошлое мешало мне жить. — она прикусила губу. — Ромка, ты мне простишь мое прошлое? — А ты мне? Девочка моя, мне нечего тебе прощать. Во всем виноват только я. Только я один. — Ром, я люблю тебя. Очень люблю. Всегда любила, даже когда ненавидела. — Папа! — Мишка рванулся к кровати, но Алина его перехватила. — Сыночка, здесь нельзя ни шуметь, ни бегать. Папа болеет. — А я его поцелую, и он поздоровеет, — залился смехом мальчишка. — Папа, тебе очень больно? — тихо спросила Надя. — Нет, доченька, — комок подступил к горлу, это простое слово оказалось невероятно тяжелым. — Папа, не плачь. Мы же нашлись. Мы все нашлись! — кричал Мишутка и вырывался из Анечкиных рук. А Наденька ничего не говорила, она тихонько гладила меня по голове.