Сгорим незаметно

Всё может обрушиться в одну секунду. Вчера вы счастливые влюбленные, которые живут вместе три года. Сегодня вы чужие люди, которых не связывает ничего, кроме общего шкафа в спальне. Как там говорят? Любовь живет три года? Звучит убого, но правдиво до ужаса. Будто кто-то списал это выражение из их жизни. Взял Ньюта, растворившегося в любви до последней клеточки. Взял Стайлза, страдающего от скуки. Столкнул их лбами и выбросил в открытое море. Стилински пристал к другому берегу, забыв о Ньюте так быстро, будто между ними никаких трёх лет и не существовало. Его зовут Дерек Хейл. Он выглядит так, будто сошёл с обложки журнала, и Стайлз разве что не облизывает его. Совместные фотографии в Инстаграме, романтичные свидания с разноцветной мишурой в виде цветов и конфет. То, что Ньют больше всего ненавидел в отношениях, вдруг обрушилось на него ледяной глыбой. Бутафория чужих отношений, поставившая крест на его будущем. Ньют работает на заправке, стабильно выкуривая по полпачки каждый вечер. Вместо трогательных признаний у него строгий шеф, который гоняет его до седьмого пота. Вместо свиданий привычные встречи с балконом. Это единственная радость его съёмной квартиры. Район тихий и неприметный: никто его не знает, никто не беспокоит. Он живёт в стороне от тех людей, которые были его жизнью. Он больше не живёт. Ньют щелкает зажигалкой, выпуская в воздух сизые кольца дыма. К сентябрю рукой подать, и ему не стоило бы курить на балконе без футболки. Промозглый ветер сечёт по бокам, но Ньют не чувствует ничего, кроме скуки. Он в принципе не хочет что-то чувствовать. Без обязательств так хорошо. Хорошо ведь, правда? Нехорошо и больно, будто внутри буря назревает. Однажды всё закончится, и ему не придётся раздумывать, что делать дальше.

* * *

— Уйди с дороги! — Стайлз трется возле его машины третий день. Ньют думал, что случайность. Всего лишь высматривал новую жертву или хотел разобраться с одной из последних. Нет, не случайность. Его взгляд раздражает, выбешивает, точит изнутри, как шашель. У него глаза, как у больной собаки, — влажные, красные, неживые. Смотрит, смотрит, смотрит. Хочется приложить его к стенке хорошенько и утащить домой, под теплое одеяло. Чтобы и слова выдавить не смог. Чтобы сопротивляться духу не хватило. Чтобы прощение вымаливал и снова признавался в любви. Ньют живёт иллюзиями, как подросток. — Давай поговорим, — Стайлз наступает на него каменной скалой, хватая за руки. — Дай пройти! — Ньют отдергивает руку и отпрыгивает назад. Кожа на ладони загорается от чужого прикосновения. Его руки никогда не станут чужими. Его глаза никогда не замолчат. Стилински всегда был его. Он всегда будет принадлежать ему. Нет, не как собственность или любая личная вещь. Как жизнь, как часть его жизни, заполняющая пустоту в сердце. — Ньют, пожалуйста, — он готов упасть на колени, на глазах у своих однокурсников и преподавателей. Это не смелость, а натуральная глупость. Они выросли с того возраста, когда мольбы и истерики работают. Они выросли с того возраста, когда вместе навсегда. Прошло два месяца, а думать об этом только больнее. — Уёбывай нахуй отсюда! — Ньют рычит, отталкивая его от машины. — Свали из моей жизни! Испуганный взгляд Стилински бьет по груди оголенными проводами. Ньют сдерживается, заталкивает чувства под ребра, отсчитывая секунды. Ему нужно совсем немного времени, чтобы уйти. Сесть в машину и вернуться в пустую квартиру. Выудить из кармана пачку ментоловых и задымить с неистовой силой. Чтобы все внутри заплыло дымом, стирая каждое воспоминание о Стайлзе. Он всё ещё здесь. Он всё ещё смотрит. Он хочет вернуться назад. — Прости меня, я просто… — хрипло шепчет Стайлз, болтаясь глазами по грязному асфальту. Он должен просить прощение за то, что когда-то вошёл в жизнь Ньюта. — Дерек тебе надоел? — Ньют ехидно скалится, скрестив руки на груди. Столько желчи в голосе, злости, презрения. Ему даже видеть противно того, кого любимым называл. — А как же Тео? Слышал, вы неплохо погуляли на дне рождения Скотта. Прости, я не хочу разговаривать со шлюхой. Выплевывает прямо в лицо, хлюпая грязью. Стайлз по уши в липком болоте, и его не вытянуть из груди. Там всё заросло травой. Там все плесенью покрылось. Никто, кроме Ньюта, не смог пробиться внутрь. Стилински никого не пускал. И то, что было с Дереком, — чудовищная ошибка. То, что ничего уже не вернуть, — его вечное проклятье. Ньют не подпустит к себе, не простит. Он не поверит в то, что Стайлз боялся серьёзных отношений. Ньют не поверит, что ему тяжело было жить с человеком, видеть его каждый день и привыкать к его близости. Стайлз слишком поздно осознал, что любовь стоит выше трудностей. Трудно не с человеком каждый день вместе, а без него. Без Ньюта попросту невозможно.