Когти амура

В дверь позвонили, когда Отабек как раз выключил макароны и бросил в раковину дуршлаг. Звонить второй раз не торопились, и он по пути из кухни заглянул, вытянув шею до боли, в комнату, где открыт был балкон, на случай, если снова свалился хвостатый гость и на этот раз остался незамеченным. Но всё было спокойно и тихо, и Отабек уже почти приник к глазку, когда всё-таки позвонили опять. Кота не было, зато хозяин его стоял на пороге с тарелкой в руках. Только бы он, подумал Отабек, на балкон не сваливался, сказал: — Привет, — и отступил в коридор, потому что просто так, поздороваться, с тарелками в руках не приходят. — Привет, — сказал Юра, но порог переступать не торопился. Леопардовые тапки на плитках подъездного пола смотрелись забавно и немного дико. — Проходи, — сказал Отабек и отступил ещё на полшага. — Да я просто… — Юра протянул тарелку, на тарелке что-то лежало, накрытое простой белой салфеткой, — как извинение за это вот, — Юра кивнул вбок, Отабек не сразу понял, что на царапины, он отлепил марлю дома, чтобы дышало, и видок с боевыми ранами у него был ещё тот. — Держи. Я сам пек. — Через порог, — сказал Отабек, — нельзя. Такая примета. А я как раз ужинаю. Отабек кивнул головой на кухонную дверь, и Юра, наконец, вошел. Закрыл за собой, собачка замка клацнула, войдя в паз. — Не разувайся, по ногам тянет. Юра только скинул свои хищные тапки, но тут же надел опять. Отабек накинул на шею лямку фартука, которую снял машинально. — Присаживайся. Юра проследовал за ним в кухню, вертя головой, поставил со стуком тарелку на стол и снял салфетку. Под салфеткой оказался: — Кекс, — объявил Юра. — С орехами. — Отлично. Будет на десерт. В смысле, оставайся на ужин. — Юра замешкался, и Отабек добавил: — По-соседски. Он уже провел здесь четыре вечера в одиночестве и заслужил скрасить хотя бы час пятого. Юра пожал плечами, хмыкнул и сел. Потянул ноги поставить пятки на край диванчика, но даже не согнул толком колени, опомнился и прижал ступни к полу. Дурная привычка, подумал Отабек, беря прихватку и рукавичку — очень странно, что в кухонных наборах они продаются по одной штуке, как будто мало ситуаций, когда нужно что-то одно, но в обе руки, вот горячую кастрюлю, например, удобно брать, когда руки надежно защищены. Привычка-то задирать ноги выше стола, может, и дурная, но безвреднее, чем Отабекова — карандаши грызть. Он себя ругал, пугал тратами на стоматолога и канцелярию, и всё равно грыз в задумчивости, даже когда не чертил от руки, а от руки почти что и не чертил и случалось так, что целая коробка уходила просто на погрызть. Какие-то они вкусные. Отабек подхватил кастрюлю с макаронами, уже без крышки, слил их вместе с кипятком в дуршлаг и открыл горячую воду. Глянул через плечо, помешивая «бантики» ложкой. Юра оглядывал кухню, медленно поворачивая голову от окна к двери. Кухня как кухня. Неплохая. Мягкий уголок, не кожаный, но обитый тканью, судя по неистертости, недавно, холодильник рядом, обеденный стол, печка, рабочий стол и пара навесных шкафчиков. И развернуться есть где, и не надо раздражаться, что не хватает места элементарно положить ложку или крышку в масляных брызгах. — Хорошо у тебя, — сказал Юра, дойдя глазами до крючков с полотенцами, — чистенько так. До тебя тут один хрен жил, такой был срач. Видно по балкону, подумал Отабек, встряхивая дуршлаг, чтобы ушла заплутавшая между макаронинами вода. Едва отмыл полки и тот угол, где стояла страшная советская ваза по пояс. Ваза была с крышкой, заглянуть в неё Отабек так и не решился. — Спасибо. Ты раньше часто заходил? — За Пётькой, — вздохнул Юра. — Он же не мог просто взять и принести, нет. Вот ты сразу видно — нормальный человек, и Пётя к тебе пошел. Наверное. Он покосился на царапины, и Отабек быстро покачал головой: нет-нет, это сразу, потом твой кот не царапался. — А тот, — продолжил Юра, — орал. Пётя его боялся, забивался за мебель, я, как дурак, ползал, доставал, а за диваном пылищи, жесть просто. А ты прям навел порядки. Давно въехал? Тебя и не видно было, тут одни на четвертом квартиру снимали, так въезжали с мебелью, потом разосрались и не поделили чего-то там, так мужик, пока жена или кто она там ему была, пошла на работу, всё вывез. У него ещё стул в «газель» не влез, так и бросил на улице, даже назад не отнес, прикинь. — Мудак. — Во-во, деда так и сказал! Так давно? — Меньше недели. У вас хороший район. — Ебеня, — скривился Юра. — В смысле… — Я понял, — улыбнулся Отабек, поставил на стол тарелки, положил вилки, отказался от помощи, когда Юра уже вскочил что-нибудь сделать. — Зато транспортная развязка хорошая. Я не спросил сразу, ты макароны ешь? — Ем. — Отлично! Отабек достал из холодильника уже нарезанный салат из помидоров и огурцов, хлеб, банку с томатным соусом, бросил в нагретую кастрюлю кусок масла, сверху высыпал промытые «бантики», накрыл крышкой и хорошенько встряхнул. — Деда, — сказал Юра, — тоже всегда промывает, а я ленюсь. — Это скорее привычка. Я даже не знаю, слипаются они, если не промывать, или это предрассудки из детства. — Сам без понятия, — весело отозвался Юра, — горячим всё вкусное. — Хорошо, — подметил, открывая духовку, Отабек, — что ты так думаешь. Подхватил прихваткой противень и выставил на конфорки. Крылышки в меду и горчице зарумянились золотой корочкой. Отабек, шипя и поддевая их лопаткой с промасленной бумаги, переложил один за другим на тарелку. — О-о-о, — Юра подался вперед, понюхал и вдруг чихнул, резко отвернувшись и закрывшись рукой. — Острые. — Если не ешь, у меня ещё е-е-сть…— Отабек открыл холодильник, потянулся за последними двумя сардельками, но Юра сказал: — Ем, ещё как ем. Зашибись вообще! Деда острое не ест и не готовит, нельзя, а я люблю прям дико. — Значит, это ты удачно зашел. Приятного аппетита? — Приятного аппетита, — ответил Юра. За едой они почти не говорили, только глупо улыбались с набитыми ртами, а уже за чаем, когда разрезали Юрин кекс, очень вкусный, мягкий, с орехами и изюмом, Отабек немного рассказал о себе. Откуда приехал, где раньше жил, где учится. Где-то на стадии разговора о красоте зеленых элементов в высотных зданиях и жилых комплексах мелькнула мысль, что он, вообще-то, этого парня второй раз видит, но быстро отпала, когда Юра, набив рот кексом и кое-как прожевав, спросил с неподдельным восторгом: — Так ты архитектор, да? — Будущий, — сказал Отабек. — Если всё выйдет. Не каждый выпускник архитектурного в будущем архитектор, но так, наверное, со всеми профессиями. — Всё равно, — мотнул головой Юра, челка мазнула по лбу. — Шаришь в этом. Круто. Я в точных науках вообще ноль. Поступал так, чтоб ничего такого не сдавать, а вышка всё равно есть, прикинь! Аж три семестра! Юра — первокурсник гуманитарного университета, подпер щеку со вздохом и спросил: — Можно к тебе примазаться, если совсем пиздец? — А сложно? — А ещё не было. В среду первая пара. Отабек сказал, что если вдруг совсем, то поможет, конечно, чем сумеет. Если самому будет хватать времени хоть на что-нибудь, но это он озвучивать не стал. Зачем? Нехорошо отказывать человеку, который принес тебе кекс с изюмом. Нехорошо отказывать тому, кто сможет успокоить хотя бы некоторые вечера. После второй чашки чая, когда сумерки уже окончательно сгустились, и пришлось зажечь свет и закрыть окно, потому что в москитной сетке ещё накануне обнаружилась приличная дырка, а заделать её руки ещё не дошли, Юра объявил, что деда его, наверное, совсем потерял, и он пойдет. По пути к выходу оглядел закрытую дверь второй комнаты и хмыкнул. Отабек вопросительно посмотрел: что-то не так? — Не боишься? — спросил Юра, прищурившись. — Чего? — Ну ты че, «Подслушано» не читаешь? Тьма секретов, как сняли жилье, а там комната закрытая, а в комнате… — Привидения. — Да! Стуки, завывания, а потом рука оттуда — вжух! — Такого не читал. — Ну, такого и не было, ладно, пизжу. Зато было про собачьи трупы мумифицированные, и даже про целую бабку! — У хозяев была бабушка? Юра задумался. — Нет. Да я их и не знаю вообще-то. Тут дед жил, древний-древний, я ещё мелкий был, когда он помер, а внучка его только сдает, сама тут никогда не жила. — Значит, — сказал Отабек, — мумифицированной бабушки там нет. Юра фыркнул, шаркнул тапочком. — Большая там комната? — спросил Отабек. Просто из любопытства. Вторая немаленькая, интересно какая здесь общая площадь. — Не хоромы. Ну так, обычная спальня, но с лоджией. — Лоджию Отабек видел с улицы, окна были заклеены бумагой. — Раньше типа детская была, а теперь у деды там мастерская. — Мастерская? — переспросил Отабек. — Ну! Плотничает на продажу, табуретки там, оправы для зеркал, комоды, вешалки, всякое. Раньше в гараже всё было, а потом гараж продали и как-то, ну, надо было куда-то пристроить. Надо же, а так тихо. — Тихо, — сказал Отабек, — и не подумаешь. — Так звукоизоляция. Деда качественно сделал. Сам. А то знаешь же, типа все соседи, все свои, но это пока никому ничего не мешает, а участковый через три дня пришел, мол, шумно и всё такое, хотя деда по ночам не работал, только днем — и всё равно. А в глаза все здороваются, улыбаются. — Отабек покивал, Юра вскинулся: — Ты не думай, соседи нормальные, не суки. — Буду иметь в виду. Отабека уже успела поймать старшая по подъезду и стрясти с него взнос на уборку и хознужды, что за нужды такие он не до конца понял и пометил себе спросить у хозяйки, кто из них должен нести эти расходы. Старшая, широкая женщина в ярком халате — она представилась тетей Олей, Отабек поморщился внутренне, но отчество спрашивать не стал — оглядела его от кроссовок до повязки на шее и спросила, работает ли он. Отабек ответил, что студент. Тетя Оля сказала, что взнос каждый месяц, и пусть он имеет в виду и откладывает со стипендии, а то она знает нынешнюю молодежь — прогуляют всё в первый день, а потом сидят на бомж-пакетах. Как будто стипендии такие, думал Отабек, поднимаясь к себе, что прямо разгуляешься. Студенты, как художники, должны, судя по всему, быть вечно голодными, чтобы кровь от мозга не перетекала к желудку, и знания, тем самым, лучше усваивались. — Ну, я всё, — сказал Юра. Отабек отступил, потом кинулся, открыл дверь. Потом сказал, погоди, метнулся в кухню, стряхнул остатки кекса на блюдце, мигом протер тарелку пенной губкой, сдернул с крючка полотенце и, вытирая на ходу, вернулся назад. Протянул Юре. — Спасибо за кекс. — Спасибо, — ответил Юра, взяв тарелку, но как-то слабо, и Отабек поэтому побоялся отпускать край, за который держал её сам, — за Пётю. — Кивнул на саднящие царапины, Отабек уже привычно отмахнулся, да ладно. — Он вообще-то добрый кот, не укусит, не поцарапает. Лентяй ещё тот. И я ему когти стригу, вот пора, наверно, опять. — Смело, — сказал Отабек, — так подступаться к хищнику и разоружать его. Они посмеялись. Юра взял тарелку крепче, и Отабек её отпустил. Юра позвенел ключами в кармане штанов, и они попрощались. К противню пригорела корочка и кусками пергамент для выпечки, хотя вроде бы хорошо же промаслился. Отабек замочил его, но корочка не отмокла, пока он мыл остальную посуду. Хоть бы, подумал, не забыть, а то так и простоит до утра. Убрал остатки крылышек в холодильник, отломил кусочек кекса, прежде чем накрыть полотенцем. Вкусно. Действительно вкусно, и орехов с изюмом щедро там насыпано, и ещё курага. Юра сказал, что надо и чернослив, но он кончился, а в магазин бежать было лень. Вкусно и без чернослива. Чай уже не лез, Отабек запил кекс водой. Проверил, стоя на одной ноге у подоконника, сообщения во вконтакте. Староста писала, что первой пары завтра не будет: спите, господа студенты, если повезет, вообще не будет по вторникам первой пары. Расписание ещё не устоялось, и случались сюрпризы. Днем всей группой гуляли полтора часа, потому что внезапно всплыло окно, преподавателю поставили два занятия на одно время, он вел семинар у пятого курса и третий с ним никак совместить не мог. Отабек прогулялся по студгородку, наслаждаясь погодой. Скоро зарядят дожди, а там моргнуть не успеешь, как пролетит осень, и придет слякотный декабрь, и очень повезет, если к Новому году выпадет снег. Только ты, сказал он себе, его не заметишь, потому что сессия. Противень отмок, Отабек, вымыв, перевернул его над тарелками, пристроив краем на край сушилки. Если грохнется, останется он без посуды, придется у соседей на первое время кружку занимать. В голове мгновенно всплыла сцена: привет, я к тебе за кружкой. Юра выдаст полный набор, вместе с тарелкой, вилкой и ложкой, потому что это по-правильному, по-соседски. С этими мыслями Отабек и перебрался в ванную. Снял футболку и сразу бросил в стиралку, у воротника уже окрасилось розоватым. На прошлой квартире стиралка то была, то не было. Её привезли, но она быстро сломалась. Отабек волновался, чтоб не повесили на него, но ломалась она, судя по реакции хозяйки, не впервой, так что её снова забрали и почти до самой весны свитера и джинсы, не говоря уже о прочей мелочи, Отабек стирал вручную. Как-то даже свыкся уже. Главное хорошо выполаскивать, чтобы на черном не оставалось разводов от порошка. И когда стиралку вернули, он всё заглядывал каждые пару минут, потому что казалось, что велики шансы затопить соседей, а ремонт-то вот точно повесят на него. Подсохшие царапины смотрелись не менее внушительно, чем свежие. Яркие, красные, такие запросто и не нарисуешь. Отабек стал к зеркалу боком, потом полубоком, напряг шею, отвел голову назад, кожа неприятно натянулась. Развернул сильнее плечи, потом выставил одно вперед, встал в стойку, ударил невидимого противника левой, потом правой, хук снизу, апперкот, комбинация в корпус и метко в челюсть. Крутанул головой, в шее сладко хрустнуло. Это наверняка, подумал он, снимая всё остальное и залезая в ванну, был оборотень. Всё по-серьезному. Может, даже и сам Юра. Ну… Как-нибудь. Теоретически. И мог загрызть насмерть, но Отабек выстоял, конечно же. Ещё и кого-нибудь защитил. Может, и Юру. Ну, теоретически. Мойся уже, победитель пятикилограммовых оборотней. Отабек щедро налил геля на мочалку, задернул шторку, оставив зазор в конце, чтобы она не липла к телу, как навязчивый однокурсник, которому вот срочно надо прорешать варианты перед контрольной, настроил воду, как привык, погорячей. Зашипел, зажмурился, мотнул головой, с волос разлетелось росчерками на шторку и кафель, опустил намыленную мочалку и отвел от шеи подальше. Придется позакаляться, пока окончательно не заживет.