Когти амура

За полторы недели до Нового года погода совсем расклеилась и расхлюпалась. Отабек не убирал из коридора половую тряпку, и она была как бы разграничителем между частью прихожей, где стояла обувь, и чистой, квартирной. Юра приходил в кедах, чтобы не цеплять на тапки подъездную грязь. — Знаешь что, — сказал он, наступая на задники и перешагивая через тряпку, — с нашими погодами нам в квартирах нужны порожки, как у японцев. Ну, видел в аниме? Обувь и вся грязища остается внизу. Отабек согласился: неплохо бы. Моросило третий день. Юра говорил, что у Николая Алексеевича от такой погоды скачет давление, и Отабек, прислушиваясь к себе, думал, что у него самого развивается метеозависимость. Постоянно хотелось спать. Осенью, главное, такого не было. Осенью, наверное, шпарил по венам адреналин, а теперь… Теперь тоже, но всё-таки немного спокойнее. Юра приходит, они вместе, и всё у них хорошо. И скоро Новый год, о котором позабыл декабрь, но напоминает еловая ветка в вазе и снежинки, которые они всё-таки склеили на прошлых выходных и развесили в кухне и в комнате. И всё так тепло и мирно, несмотря на грядущую сессию, и поэтому у дождя выходит так хорошо убаюкивать: тебе не о чем тревожиться, у тебя чиста совесть, поспи. Отабек просыпал на занятия всю неделю. Один раз даже настолько, что Юра его не ждал, а то опоздал бы сам, а Отабеку пришлось бежать на остановку и с остановки. Алёна даже вынуждена была соврать, что он присутствует, потому что преподавательница не стала ждать пятнадцать минут, чтобы отметить посещаемость. Он дремал в автобусе, дремал на лекциях, ложился по приходу домой и спал как минимум час. Даже мама заметила, что он вечерами вечно какой-то сонный и заподозрила страшное, что ребенок вместо учебы устроился на какую-нибудь ужасную работу, вроде ночного официанта. — У тебя сегодня что? Отабек зевнул, почесал бок под футболкой. — Материаловедение. Экзаменационные предметы он старался не смешивать: один вечер — один предмет. Юра брал этот метод на вооружение, но его не хватало, особенно на что-нибудь унылое, вроде той же математики. — А у тебя? — Гондоны! — радостно объявил Юра. Доклад на ОБЖ так и остался в списке дел, которые нужно закончить до зачетной недели, а темы лучше, чем безопасный секс, Юра так и не нашел, и Отабек его в этом полностью поддерживал. План уже был составлен, материалы нагуглены и структурированы, осталось только сжать до смысла и доложить. В смысле, рассказать преподавателю и однокурсникам и сдать в напечатанном виде. — Я тогда уступлю тебе ноут, — сказал Отабек. На этот вечер они поменялись местами. Юра остался в комнате, а Отабек с учебником, конспектом и горой распечаток устроился за кухонным столом. Иногда отрывался, хрустел шеей и прислушивался, как постукивают в тишине клавиши и щелкает мышка: щелк-щелк, и Юра ворчит под нос. Надо налить ему чаю и себе заодно. И вообще заканчивать уже на сегодня, если Юра тоже заканчивает, а работы ему оставалось немного, перечитать, убедиться, что нет косяков и выделить основное, то, что войдет непосредственно в устный доклад. Юра уже занимался этим позавчера, в итоге прочитал с таймером и на десять минут не уложился в выделенное время. — Блядь, — подосадовал, — обэжэшник меня остановит, а там самое интересное же в конце! Надо резать. Тема оказалась глубокой и занимательной, Юра увлекся не на шутку. Они в середине прошлой недели — погода была ещё ничего, и даже снежок слегка притрусил тротуары, и можно было чуть-чуть погулять, не заляпав штаны до колен, — зашли в центральную аптеку и провели у полок со средствами контрацепции добрых полчаса. — Выбор, — сказал тогда Отабек, — больше, чем в книжном. — Ну! — ответил Юра довольно, как будто он лично всю эту продукцию придумал и выдвинул на прилавок. — Это тебе не высшие потребности, а самые что ни на есть базовые. — Базовое — это размножение, а это, — Отабек кивнул на разноцветные квадраты, — ровно наоборот. — Ага, — отозвался Юра, — конечно, типа мы можем наразмножаться даже при сильном желании, а это, — он постучал костяшкой по ближайшей коробке, на них нервно обернулся подросток в модной шапке, — всё равно надо. Он семь раз переписывал в докладе кусок о презервативах для анального секса и вырезать его не собирался, даже если бы доклад должен был уместиться в минуту. — Потому что тема, — говорил он, — «безопасный секс», а не «как потрахаться, чтобы не залететь». А секс — это не только с девчонкой и не только… туда, пусть они знают, а то мало ли. Отабек согласно кивал: конечно. В аптеке от полки с презервативами они перешли к полке со смазками, похлопали глазами и отошли. — Пиздец, — озвучил Юра. Отабек молчаливо согласился. — Мы это, мы скинемся, ты не думай. Сраная дискриминация, одно поебаться стоит, как пообедать нормально. — Он ежился и косился через плечо, потом тряхнул головой: — Плевать, всё равно хочу. Он заводил этот разговор всё чаще: ну когда мы уже? Ну когда? Или ты не хочешь? Или тебе не надо? Или я тебе не нравлюсь? Хочу, надо, нравишься, отвечал Отабек, но давай не торопиться, Юра. Пожалуйста. Юра ворчал: хорошо, и гуглил дальше про презервативы и безопасный секс что-нибудь такое, чего не нагуглил до этого. А в последние четыре дня — молчал, и Отабек уже предполагал, что он там нагуглил что-то страшное, после чего жажда анального проникновения резко поостыла. Неплохо бы. Не потому, что Отабек не хотел — он хотел, правда! — а потому, что боялся. Натурально боялся и всё. Он признался себе в этом накануне ночью, когда проснулся ни с того, ни с сего в половине четвертого из-за шума канализации. Кто-то сверху по стояку спустил воду, а Отабек спал не так уж и крепко, потому что вечером снова клонило в сон, и он проспал с семи до почти десяти, пока Юра не разбудил, потому что ему пора было уходить. Отабек встал попить, лег снова, лежал и смотрел в потолок, представляя, как прямо над ним спит Юра. Ворочается и дергает ногой во сне, волосы рассыпались по подушке, а какая-нибудь вредная прядь обязательно влезла ему в приоткрытый рот. Юра очень красивый, когда спит. Хочется просто сесть рядышком, осторожно, чтобы не потревожить, и смотреть на расслабленный рот, на гладкий лоб, на едва тронутые щетинкой щеки. Юра брился и был всё равно не колючий, а мягонький, как новорожденный ежик. Вслух Отабек этого, конечно, не говорил. Особенно после того, как Юра вечером взял его за лицо, погладил, наклонился, — Отабек сидел на диванчике в кухне, а Юра, расставив колени, сидел у него на бедрах, — потерся щекой о щеку и сказал: — Не могу, блядь, какой же ты… — Поцеловал, царапая губы, подбородок, над верхней губой, провел по линии челюсти. — Хочу смотреть на тебя, когда мы уже наконец-то… когда ты будешь во мне. Он выпалил это скороговоркой, хриплым шепотом, вжавшись Отабеку губами под ухом, и весь подрагивал, как замерзший котенок. Отабек обнял его за спину, прижал крепче и промолчал. И думал, пока Юра вылизывал ему висок, скулу, уголок рта, словно намеренно удлиняя путь к настоящему поцелую, что он и есть во многом замерзший маленький котик, игривый и ласковый, и как сильно его хочется оберегать. Я не смогу, решил Отабек, лежа ночью без сна и пялясь в потолок. Я не смогу, если тебе будет больно, Юра. Это же надо как-то преодолеть, пересилить. Перетерпеть. А как? Юра как-то палец порезал, так Отабека трясло, а тут… не о пальце речь. Юра-то перетерпит, он вообще терпеливый и сильный, а в себе Отабек уверен не стопроцентно. Он уверен, что хочет этого, когда член звенит, и кровь стучит в висках и в ушах, когда Юра сидит на нем или лежит под ним, голый, теплый, белый, как мороженое. И его лицо, и глаза, и прикрытые от удовольствия веки. А он ведь наверняка распахнет их от боли или наоборот, зажмурится, и Отабеку надо будет не смотреть — и тогда он будет себя презирать — или смотреть и думать, что это из-за него, что это он ему делает больно, и от одних мыслей об этом не то чтобы падало, но как-то… Стояло без удовольствия. — Да чё ты, блин! — возмутился Юра, когда Отабек тихонько, при выключенном свете, как о чем-то очень стыдном, ему об этом сказал. — Может, и не будет больно. От пальцев не больно же, аж от двух. Мы не спеша, потихоньку. Я вот вообще не боюсь. Ну неприятно, конечно, если тебе будет поначалу не очень, но ты ж мужик, я верю в тебя. Они посмеялись, а наедине с этими мыслями Отабеку было совсем не смешно. Он отодвинул конспекты, собрал распечатки, сложил стопкой. На сегодня, пожалуй, хватит, он отлично позанимался. Юра в комнате совсем притих, даже мышкой не щелкал. Отабек зажег газ под чайником, подхватил материалы по материаловедению (ему так понравилась тавтология, что он несколько раз проговорил эту фразу про себя) и покинул кухню, почти физически ощущая, как она из места для кусания гранита науки превращается в самое уютное место в квартире. — Ты всё? — спросил Юра, не поднимая головы. — Я тоже уже почти. Короче, экскурс в историю вырезал на хрен, в полной версии пусть будет, а на паре не буду рассказывать. Да все и так знают про эти овечьи кишки, только ржать начнут и там уже будет не до серьезного. Ржать, подозревал Отабек, начнут и так. Это только кажется, что студенты — уже взрослые люди, на деле же им только скажи слово «секс», «член» или, не приведи господи, «вагина» там или «анус» — всё. Надо брать паузу, чтоб успокоились. Дело в массовой реакции, поодиночке-то все адекватные. А настоящая правда в том, что подхихикивать про себя будет даже обэжэшник. И в том, что нет никаких взрослых, которые не хихикают от смущения, если это, конечно, не симпозиум проктологов или гинекологов, или сексологов, или ещё каких-нибудь специалистов по теме. Но это не значит, что Юрин доклад не заслуживает внимания. Наоборот! О том, что вслух произносить стыдно, как раз и надо больше всего говорить, потому что об этом-то многое и недосказано. Юра рассказывал, что пока докладывали как раз стандартно: про курение и алкоголь. Доклады, как водится, распределили на два семинара, по списку, Юра по фамилии попадал во вторую группу докладчиков. Вот как раз завтра. — А про болезни? — Про болезни оставил, естественно. Пусть боятся. А то я, блядь, знаю, типа вопрос только в том залетит девчонка или не залетит, а сами-то все думают, что их сам господь бог от всякой хуйни хранит. Юра в процессе гугления набрел на всякие интернет-ресурсы и читал обсуждения на форумах по теме «народные способы предохранения». Очень смеялся и пересылал Отабеку самые смешные куски. А потом читал уже с руганью и злобными комментариями, когда набрел на тему не менее народных, а значит наиболее опасных и диких методов самопального аборта. — Какого хера это всё не закроют? Сайты эти. Сука, неужели это не подпадает ни под какую статью? Вот это, блядь, не национальные враги, нет? Я хуею. Отабек кивал. Юра потом признался, что рад, что у них другие проблемы. Трахаться с девчонками проще, но, сука, в тысячу раз страшней. А им что, вот резинок купить, смазки нормальной, не торопиться, не зажиматься, не нервничать слишком — и всё охуенно будет, да? И никто не залетит и не будет потом херню творить из-за двух дней задержки, прыгать со шкафа и лежать в кипятке, потому что говна всякого в интернете начитается. А это же кто-то и в реале кому-то советует, всё это пишут живые люди, господи, почему на них отдыхает естественный отбор? Юра дочитал готовый текст, облизал губы, сохранил файл и скинул себе сообщением. Спросил: — Я у тебя удалять не буду, ладно? Не мешается? Ну, мало ли что. Потянулся всем телом так, что хрустнули позвонки, вытащил ноги из-под столика и протянул к Отабеку руки. — Всё? Мы свободны на сегодня? — От требований высшего образования, пожалуй, да. Отабек шагнул обниматься, но засвистел, повизгивая, чайник, и пришлось бежать его успокаивать. Юра пришел следом, забрался на диванчик, взял забытый Отабеком карандаш. — Ты проголодался? — Ну так, — Юра качнул головой, распущенные волосы мазнули по шее. В холодильнике оставался ещё кусок курицы, — они запекали позавчера и ужинали ею два дня, а Отабек ещё и на завтрак отломил себе крылышко к каше, — остатки свекольного салата и пирожки, Николай Алексеевич пек вчера, с капустой. А на гарнир ничего, макароны доели вместе с чесночным соусом. Ничего такого, если есть острое или резко пахнущее вместе, хоть лук, хоть чеснок, то не страшно, потом можно со спокойной душой целоваться, без опасений, что другому не очень приятно. Отабек бы Юру, конечно, в любом случае целовал. И соус этот они ещё непременно сделают, очень понравился, с чесноком, лимоном и зеленью. Юрин рецепт. Вообще, сказал он, обрывая укроп с толстых веточек, это соус для шаурмы, но я его могу есть хоть ложкой из банки. Отабек попробовал — и согласился есть ложкой, и этой же ложкой получил легонько по лбу. — Пирожки с чаем? — предложил Отабек. — Давай. Пирожки ледяные просто. Надо было включить духовку и разогреть. Или хотя бы достать заранее. Учится Отабек, учится, а хозяин из него всё ещё так себе. Лучше, чем был в сентябре, всё-таки Юра успешно его воспитывает, но ещё далек от идеала. Идеалом домохозяина среди них был, конечно же, Николай Алексеевич Плисецкий. — Это нечестно, — сказал Юра, сжевав пирожок. — Доклад про безопасный секс есть, а я теоретик херов. — Наш секс, — со всей серьезностью ответил Отабек, — в высшей степени безопасен. Если не считать того случая, когда Юра его укусил. Ненамеренно, но больно. Перестарался и не рассчитал силы. — Ну да, да, лучший метод не поиметь проблем — это воздержание, но серьезно, долго мы ещё… не будем? Отабек вдохнул и выдохнул носом. Страшно. Это будет страшно, но в мире так много страшного, и не всякое преодоление ведет к тому, что они получат в итоге: единение, радость, новую грань выражения чувств. Хочет Отабек, чтобы Юра почувствовал, как сильно он его любит. Или нет? Хочет. Он вдохнул и выдохнул снова, и сказал: — Будем. У Юры загорелись глаза, он вскинулся, сел обратно, уперся ладонями и подался вперед, через стол, Отабеку лицом в лицо. — Только не когда-нибудь, как ты обычно начинаешь. До Нового года. Выберем день. Пятница или суббота. — Хорошо, — кивнул Отабек. — В выходной. Станешь практиком.