***
После разборок с комиссаром Гальяно прошло два дня, а Фэр, погруженная в депрессивно-психозное состояние, и носа из дома не высовывала. Вот так всегда, хочешь как лучше, а выходит кошмар. Если бы Джерри не дерзил, она сразу увидела бы ситуацию иначе. Гастона Вердэ объявили в розыск, а он как в воду канул. Фернанда была убеждена: если бы за поиск взялась она, наркодилер уже сидел бы за решёткой. Фэр знала, что Джерри находится в частной клинике. Любопытства ради она звонила туда, но по телефону информацию ей не дали. Виноватой себя Фернанда не чувствовала. Даже зная, что неправа, она стояла на своём — такова была её натура. Но навестить Джерри она решила. Купит фруктов, прикинется паинькой и сходит в клинику. Заодно выяснит его диагноз, а то эта неизвестность — омерзительнейшее чувство. Так, после завтрака, где присутствовали лишь Агустина и Вирхиния (Маргарита сидела в комнате, ссылаясь на боль в ноге, а тётя Фели уже вторые сутки осваивала интернет), Фэр, купив в супермаркете груши и манго, отправилась в частную клинику доктора Гильермо Лосада. VIP-палата №301 — апартаменты для особой категории пациентов. Фернанда немного поболталась по третьему этажу, обдумывая, с какой репликой явиться в палату, а, когда осмелилась и подошла, увидела приоткрытую дверь. Как заправский шпион из фильмов, она сунула туда нос. — Мэри, прошу тебя, не настаивай, — услышала Фэр мягкий голос Джерри. Ага! Оклемался. — Не нужно ей мстить. Скажи Алвесу, что я категорически против. — Но она чуть тебя не угробила! Ты хочешь, чтобы этой мерзкой полицайке всё сошло с рук? — вещал голос Марлене Монтанари. Фэр сжала кулаки. Вот как! Значит, речь идёт о ней. — А ты мне казалась умнее, — вздохнул Джерри. — Я ожидал, что ты меня поймёшь. Дело не в полицейской. Мне на неё плевать, но если мы устроим шум, представь, что начнётся в прессе! — Но… — Давай на этом закончим! — прервал он. — Я благодарен тебе за всё, что ты сделала и делаешь для меня, Мэри. Но забудь эту историю с полицейской, ладно? — Ты же мог умереть! — негодовала Марлене. — Скажи ему, Гильермо! Хорошо, что скорая приехала вовремя. Ещё пару часов, и наступила бы кома. — Херман, Марлене права, — молвил незнакомый Фэр третий голос, низкий и хриплый. — Я не знаю, что произошло, но я повторяю — лекарства надо принимать каждые шестнадцать часов. Услышь меня, пожалуйста. И больше не прекращай приём таблеток без моего указания. Или мы вернёмся к тому, с чего начали. Ты ведь этого не хочешь? — Нет, — тихо согласился Джерри, — но я сам виноват. Надо было поставить инспекторшу в известность, а я… — Ты слишком гордый, — хмыкнула Марлене. — Будем умирать, но с задранным носом, не так ли? Ты не меняешься. Он промолчал. — Вот и чудненько. Думаю, мы поняли друг друга, — голос доктора повеселел. — Пойду я готовить документы на выписку. К вечеру уже будешь дома. — Гильермо, погоди, я с тобой, — догнала его Марлене. Фэр успела спрятаться за выступ в стене. Доктор и Марлене вышли в коридор, и теперь она наблюдала их воочию. Поверх эпатажной атрибутики Марлене был накинут медицинский халат. Доктор, тоже в халате, — мужчина лет сорока, с чуть седыми вьющимися волосами и тонкими усиками, был выше собеседницы на голову, а на шее его болтался стетоскоп. — Гильермо, почему нельзя что-то сделать? — спросила Марлене. — Я уже сделал всё, что мог, — развёл он руками. — Но нельзя же сидеть на лекарствах всю жизнь! — Думаю, можно. Но ты должна его контролировать. Позволь откланяться, у меня масса дел, — пожав Марлене обе руки, доктор устремился вперёд по коридору. Проводив его взглядом, Марлене вернулась в палату. А Фэр поняла: она туда не войдёт. Зачем? Она узнала, что хотела — Джерри жив и груз ответственности она не несёт. Пусть этот тип горит зелёным пламенем! Из-за него её от должности отстранили, а она тут фруктиков притащила. Да пошёл он! Пока Фернанда шла обратно, вспомнила, что доктор дважды назвал Джерри Херманом. Всё-таки он менял имя, а, может, и фамилию. — Надеюсь, я тебя больше не увижу, Джерри Анселми! — в сердцах выплюнула Фернанда, пихнув пакет с фруктами нищенке, что сидела у входа. Но поход в клинику вернул Фэр настроение. Хотя по приходу домой она чуть не оглохла от визга Маргариты: — Маньячка! Извращенка! Убийца! Вы хотите моей смерти! — От маньячки слышу! — отвечала тётя. — Как ты могла? Я же сейчас упаду в обморок! Ты — садистка! Возмущённо топая, тётя Фели скатилась с лестницы, одной рукой прижимая к себе тявкающую Барби, а в другой неся стеклянную банку с чем-то красно-коричневым внутри. — Врача мне! Врача! Мне нужен врач! — голосила Маргарита с верхнего этажа. — Я умираю! Меня отравили! Предатели! Иуды! — Тётя Фели, что случилось? — осторожно поинтересовалась Фэр. Вздохнув, тётя выпустила Барби бегать по гостиной и водрузила банку на столик. — Вот, — ткнула она в неё пальцем с длинным ярко-розовым ногтем. И тут Фернанда охнула — в банке что-то шевелилось. Тараканы! Большие, цвета красной древесины. Вот кого-кого, а тараканов Фэр не любила, поэтому резко отвернулась. — Тётя Фели, зачем вам целая банка тараканов? — Ты что, газеты не читаешь, Фернандита? То же мне инспектор полиции, а за модой не следит! — всплеснула руками тётя. — Как можно так отстать от жизни? Это ж последний писк моды — марципановые тараканы! — В смысле мода? Мода на тараканов? Вы решили развести в доме тараканов? — ужаснулась Фэр, не рискуя смотреть на банку. — Не совсем, — тётя Фели промокнула лоб розовым платочком. — Зачем мне тараканы, когда у меня есть Барби? Их на руки не возьмёшь, в кровать не положишь, на поводке не выгуляешь. Как питомцы они бесполезны. Но сейчас в тренде духи с запахом марципанов. А их делают из марципановых тараканов. Представь себе, когда они пугаются, они пахнут конфетами. Хочешь понюхать? — воодушевлённо схватив банку с стола, тётя Фели сорвала с неё крышку и пихнула Фернанде под нос. — НЕТ! Не надо, благодарю! — Фэр так шарахнулась, что зацепилась ногой за ногу и чуть не упала. — Ну и зря, — насупилась тётя, поставив банку на место. — Так вот, я и купила себе тараканчиков, чтобы смешать из них духи. Собственного производства. А рецепт я нарыла в интернете. Какая полезная штука, этот интернет! — А что случилось с Маргаритой? — смиренно спросила Фэр. Да-а, с тётей Фели не соскучишься, её деятельная натура не может без приключений. — Маргарита, ох, уж эта Маргарита! Вечно она всё портит! — цокнула языком тётя. — Принесла я, значит, тараканов домой и засунула в холодильник, чтобы они слегка подмёрзли и ошалели. Так в рецепте сказано. Но там ничего не говорилось, что надо предупреждать об этом членов семьи, у которых нет мозгов. В общем, прихожу я на кухню через три часа, открываю холодильник, глядь — нет моих тараканчиков. Исчезли. Вместе с банкой. Я так и обомлела. И кто позарился только? Воры! Мошенники! Подлецы! Вдруг слышу вопли. Ну и пришла я, значит, на визг в спальню Маргариты. Гляжу, стоит моя баночка у ней на тумбочке, а сама Маргарита со своей костяной ногой сидит на полу и орёт. И плюётся. И тычет пальцем в мою баночку. И кричит: «Смотрите, смотрите, там грибы шевелятся!». Слышала, грибы у ней видите ли шевелятся?! Ишь ты! Грибы. Я и посоветовала ей купить лупу. И сказала, что это не грибы, а мои тараканчики. А она так разоралась, стала кричать, что я хотела её отравить. Ну не дура ли?! Я что ли виновата, что она помыла глаза супом и спутала тараканов с грибами? Я, между прочим, кругленькую сумму за них отвалила в зоомагазине. А Маргарита их покусала. Она откусила одному таракану голову! Но я ей это припомню! Подхватив банку, тётя гордо удалилась в кухню. Барби, перебирая лапками, побежала за ней. Фернанда только пальцем у виска покрутила. Чем бы тётя не тешилась, лишь бы мозги не ела. Вообще-то в разборках тёти Фели и Маргариты Фэр сохраняла нейтралитет. Этим двум нечем заняться, у них нет серьёзных дел или обязанностей. Тётя Фели ни дня не работала, а Маргарита разбиралась только в видах пилочек и лаков для ногтей. Их скандалы от безделья, они так развлекаются. Но тётя соображала, как японский робот-шпион, замечая всё. Так, она не спускала глаз с Вирхинии — вечерами та повадилась куда-то исчезать. Выудить из Вирхинии информацию труда не составило. Она не была скрытной, болтая о личном направо и налево. Поэтому тётя Фели мигом выяснила, что дочь нашла жениха. И ей это не понравилось. Мужененавистницей тётя не была, но, овдовев, решила: мужчины — пройденный этап. И ко всем кавалерам дочери и племянниц она относилась с презрением. Но она быстро расправила пёрышки, узнав, что поклонник Вирхинии — банкир. Он носит дорогие костюмы, швейцарские часы и ездит на Бентли. А зовут его красивым именем Амадо. — Уж не влюбилась ли ты, кузина? — поинтересовалась Фэр, видя странное выражение на лице Вирхинии, когда та рассказывала о своём банкире. Хотя влюблённые, они другие… у них глаза блестят, а Вирхиния будто что-то прокручивает в мозгу. — Влюбилась? Я? Бог с тобой, кузина! Любовь — это болезнь, а я хочу быть здоровой и полной сил для рождения ребёночка, — категорично отмела она все догадки. — Но, наверное, я выйду замуж. — Да ну? Всё так серьезно? — Серьёзно. Он признался мне в любви, — с постным лицом выдала Вирхиния. — Ну это же чудесно, Вирхи! Как же ты с ним познакомилась? — Ну, я пошла в банк, и у меня карточка застряла в банкомате, а он любезно мне помог, — объясняла Вирхиния, сидя перед зеркалом и намазывая на лицо косметическую глину. — Мы разговорились. Оказалось, он работает в этом банке, занимает одну из высоких должностей. Он пригласил меня в кафе и сказал, что я красивая. И названивал мне целую неделю, зазывал во всякие рестораны и клубы. А вчера сказал, что любит меня. Сегодня я опять с ним встречаюсь, — Вирхиния говорила с вялым безразличием, что Фернанду изумляло. — Вирхи, я тебя не понимаю. Он совсем тебе не нравится, да? — предположила она. — Не совсем, он милый, но я не влюблена в него. На это у меня нет времени. Мои биологические часики уже стучат в там-там. Амадо вежливый, симпатичный. У него крутая тачка и куча денег, я видела пачки долларов. — А что тебя смущает? Может, он немолод? Старикан? — выпалила новую догадку Фэр. — Он, конечно, не мальчик. Он уже пожилой, ему тридцать два, но для мужчины возраст — не главное. Некоторые могут делать детей и в шестьдесят. Но мне нужен самец, понимаешь? Хороший производитель, с хорошей генетикой. А с Амадо у нас ещё не было секса. А ведь прошла уже целая неделя! — Вирхиния поджала губы, будто мужчина, не затащивший её в кровать, нанёс ей смертельное оскорбление. — Это меня и пугает. Мужчина, который тормозит в таких делах, выглядит странно. Вот представь себе, я выйду за него замуж, а он окажется импотентом. Или бесплодным. И что мне тогда делать? Мне такой не нужен. Да и генетика не пойми какая… — Ты же сказала, что он симпатичный, — перебила Фернанда. — Ну да, только он хромой. — Эм-м? — Нет, он не ходит с палочкой. Я сначала и не заметила, пока он сам не сказал. Якобы у него повреждено колено — в детстве упал с карусели. Но мне это не нравится. Вдруг у него какая-нибудь болезнь? А мне нужны здоровые дети. Те мужчины, которых я встречала до Амадо, были нормальные. А он… не хочу, чтобы у меня родился какой-нибудь даун. Но других кандидатов у меня пока нет. Фернанда не нашла что возразить. Она и сама не подарок, много глупостей натворила, но мужчин тупыми самцами не считала. Есть среди них и те, кто не ломают и не мучают женщину. Но она их не встречала. А Вирхиния на козлину не нарывалась никогда и взъелась на мужчин ни за что. Хотя она взрослая и сама разберётся. А вот состояние Агустины Фэр тревожило. Девчонка изменилась с момента посещения «Угартэ». Всегда болтливая, теперь она молчала часами. Перестала ходить в гости к Сэси и приглашать в дом её и Фреда; не рассказывала об учебе и запиралась в комнате на ключ, уверяя, что рисует. Фернанду это волновало, но она считала: в мир подростка насильно лучше не лезть. Если Агустина захочет, она сама расскажет. Всё же человек она творческий — натура тонкая и ранимая. Но сегодня Фэр забила тревогу, когда ей позвонила сеньора Эрика — куратор и учительница Агустины — и спросила, почему девочка не ходит на занятия уже неделю. Однако Агус уходила каждое утро, якобы на учёбу… Решив девчонку не подставлять, Фернанда наврала куратору, что она лежит с температурой. Маргарите тоже ничего не сказала, дабы избежать цунами. Фэр стучала к племяннице долго, но та не отзывалась. Дёрнула ручку, и, оказалось, что дверь открыта. Агустина не спала, не мылась в душе, и с ней ничего не случилось. Сидя на полу с мини-мольбертом в руках и наушниками на голове, она рисовала. В комнате царил бардак: тюбики с краской, кисточки, альбомы, блокноты — всё валялось на полу. Но беспорядок для Агус делом был привычным — прибамбасы для рисования занимали половину комнаты, как и горы одежды на стульях и кровати. Изумляло другое — со стен были содраны все плакаты музыкальных групп, которые Агустина так любила слушать. Теперь вместо них красовались фото другого человека. Целая уйма! Не меньше двух десятков постеров и календарей. Джерри Анселми! Весь в коже. С гитарой. И с голым торсом, демонстрирующим смуглое тело и выпуклые мышцы, и с бодиартом на лице — эти изображения ярко-зелёными очами глядели отовсюду. Зараза! Только она подумала, что распрощалась с ним навсегда, и вот на тебе. Теперь всё ясно — Агустина зафанатела. Видимо, произошло это в клубе, когда Джерри выступал на сцене. Подавляя глухую ярость, Фэр подошла к племяннице, что склонялась над мольбертом. Заглянула через плечо. Понятно. Рисовала она не Фреда (портрет того стоял незаконченный в углу). Рисовала она Джерри Анселми. Походу девчонка в него втюрилась. Гад! Даже сюда влез. Вздумал разбить сердце её племяннице. Не мытьём, так катаньем решил её достать!Глава 7. Тайны женских сердец
12 февраля 2018 г. в 23:14
Утром Фернанда планировала заехать в центральную больницу, чтобы выяснить состояние Сандры Вэйс. Но планы её сорвал комиссар Сантос Гальяно.
— Ну надо же, объявился! — ехидно заметила она, когда на дисплее мобильника высветилось его имя. Комиссара она не видела со дня вечеринки в «Угартэ».
Взволнованным голосом он сообщил: Фэр должна явиться в комиссариат в ближайшие полчаса, или «полетят головы». Фернанда не успела спросить что-либо ещё — комиссар бросил трубку.
С сожалением она ушла, оставив на тарелке аппетитный заварной бисквит. Но никто из семейства возмущений не высказал. Барби уплетала ветчину, валяя её по полу и урча. Агустина витала в облаках, вздыхая и закатывая глаза. Вирхинии дома не было — пока не вернулась с дежурства. А тётя Фели и Маргарита лаяли друг на друга, как голодные собаки. И всё из-за ковра.
Вчера тётя Фели, как и обещала, вызвала службу химчистки. Она нарядилась в розовое вечернее платье с меховой опушкой, ожидая брутальных мачо в рабочих комбинезонах и с пульверизаторами. Но вместо них явилась хамоватая тётка с каким-то пылесосом. Опрыскала ковёр вонючим растворителем и заявила, что он не подлежит очистке и его проще выкинуть. И ушла, содрав с тёти Фели тридцать долларов.
Дом сотрясся от громов и молний, когда об этом пронюхала Маргарита. Срывая голос, она кричала: тётя Фели транжира и скоро пустит их по миру. Мало того, что испортила дорогой ковёр и ламинат под ним, который тоже стал розовым, так ещё и мошеннице из химчистки денег отвалила.
— Я вам этот ковёр на голову надену! — Маргарита угрожающе трясла кулаком у тёти перед глазом.
— Только попробуй, я живо твою тушку распотрошу и сделаю из неё мясной гуляш! — не осталась в долгу тётя Фели.
— Вы жалкая растратчица и иждивенка! И вы смеете мне угрожать? Да я вам сейчас задам! — схватив две горсти земли из напольного горшка с цветком, Маргарита бросила их в тётю.
Попала, измазав той розовый комбинезончик. Но тётя Фели не была бы тётей Фели, если бы не ответила. С криком: «На абордаж!» она схватила с дивана подушку и стала лупить ей Маргариту, пока та не поскользнулась и не упала.
— А-а-а-а! Моя нога! — взвыла Маргарита, хватаясь за щиколотку. — Старая морщинистая женщина, а туда же — метит в убийцы! Вам, видно, в тюрьму захотелось!
— Это язык у тебя старый и морщинистый! — парировала тётя. — А таких шикарных женщин, как я, надо ещё поискать! — она выпятила грудь колесом. — И среди молодых не найдёшь. Я — единственный экземпляр. Ну что ты стонешь, как порнозвезда?
— Вы сломали мне ногу!
— Прям уж сломала! Нечего было спотыкаться и падать!
Но, к великой досаде тёти Фели, приехавший врач констатировал у Маргариты закрытый перелом голени. Пришлось ехать в клинику и накладывать гипс. И теперь Маргарита строила из себя жертву, эксплуатируя бедную Агустину. Она заставила дочь готовить завтрак и требовала, чтобы её кормили из ложечки. Агус выполняла капризы матери, а Фернанде было недосуг. Она так погрязла в работе, что забыла, какое сейчас время года и день недели, а гипс вообще не заметила.
Номер не прошёл и с тётей Фели. Маргарита страстно желала, чтобы та извинялась и услуживала ей. Но, оказалось, с тётушки где сядешь, там и слезешь. Она не чувствовала вины, а на попытки Маргариты воззвать к её совести, тётя Фели обзывала её «костылём» и угрожающе размахивала бутербродом с колбасой, грозясь запустить им Маргарите в лоб. Занятые разборками, на преждевременный уход Фернанды ни Маргарита, ни тётя внимания не обратили.
По приезду на работу Фэр обнаружила в кабинете толпу. Комиссар Гальяно, сидя в её кресле, нервно курил сигарету за сигаретой. Взволнованный Берни ходил из угла в угол, а адвокат Элио Алвес и Марлене Монтанари расположились на диване.
— Сеньоры, а в чём дело? — возмутилась Фернанда. — Что за сборище в моём кабинете?
Мило улыбаясь, адвокат поздоровался рукопожатием и вручил Фэр бумагу — постановление судьи об освобождении Джерри из-под ареста. Без залога. На основании отсутствия доказательств.
Вот дьявол этот Элио Алвес! Ещё вчера он наведался в больницу и расспросил обо всём Сандру Вэйс, что, наконец, пришла в себя и откровенно созналась: наркотики она купила у человека по имени Гастон Вердэ — ЭмСи, который проводил день рождения Энеаса Арайя.
ЭмСи! Фэр не могла в это поверить. И почему она сваляла такую дуру? Пока выдумывала стратегии по выведению Джерри на чистую воду, ЭмСИ испарился. И он был единственным, кто не явился по повестке. А она и не заметила. И к Сандре Вэйс надо было идти вчера, а она по кино шастала. Ну и овца!
Поджав губы, Фернанда велела Гонсалесу привести Джерри из камеры.
— Увы, инспектор Ривас, это невозможно, — добил её адвокат. — Пока я с утра был у судьи, мне позвонила сеньора Марлене и сказала, что едет сюда вместе со скорой. Мистеру Джерри стало плохо, и его увезли в больницу.
— А этого следовало ожидать, — скривилась Фэр. — У него же самая обычная ломка. Ещё бы, целых три дня не принимать наркоту. Ужас какой!
— Можешь прощаться с этим креслом, — Марлене так зыркнула на Фернанду, что та отшатнулась.
— Тоже хочешь посидеть в камере? — не осталась она в долгу. — Я могу это устроить. За угрозы представителю закона живо схлопочешь срок!
Марлене сжала кулаки. Ещё чуть-чуть и она ударила бы Фэр, но адвокат схватил её за руку.
— Не надо. Идёмте отсюда, Марлене. Не стоит опускаться до их уровня.
Марлене подчинилась, хоть и тряслась от ярости. Когда они с Элио Алвесом ушли, комиссар Гальяно выпроводил и Берни с капралом.
— Ну-с, сеньорита Ривас, что за беспредел вы устроили в моё отсутствие, а? — прогремел он.
— Я? Я устроила? Я охотилась за преступником и почти раскрыла дело. А вы во время рейда, придуманного вами же, напились как свинья!
Комиссар пошёл багровыми пятнами.
— Как ты со мной разговариваешь, девочка? Да ты загордилась! А я тебе говорил, когда ты делала ещё первые шаги в этой профессии: самые сложные испытания для характера человека — слава, власть и богатство. И, если дорвавшись до них, человек останется человеком, честь и хвала ему. Так вот, испытание властью ты не прошла. Быстро же она превратила тебя в мегеру! Ты хоть понимаешь, чего ты натворила, и с кем связалась? Элио Алвес выигрывает самые безнадёжные дела. Даже если бы этот Анселми был убийцей-рецидивистом, Алвес всё равно бы его вытащил. Но ты хотела навесить преступление на невиновного человека, известную личность. А настоящий наркодилер был у тебя под носом. Достаточно было обратить внимание, что Гастон Вердэ не явился по повестке, и взять показания у потерпевшей. Ты же и пальцем не ударила! И не надо меня упрекать за вечер в клубе. Да, я перебрал тогда, я виноват и этого не отрицаю. Я провалил операцию по поимке преступника, но это не давало тебе права вытворять ерунду. В общем так, я тебя временно отстраняю от должности. Сдай табельное оружие и жетон и можешь гулять. Это моё последнее слово. И молись, чтобы Анселми оклемался, иначе нам всем поснимают скальпы, — и комиссар Гальяно ушёл, оставив Фэр в одиночестве.