Секс-символ

      «Дьявола» Фэр оставила на парковке. Джерри усадил девушку в авто, и они покатили по трассе. Фернанда пребывала в лёгком шоке от перемены в их отношениях. Но, кажется, со стороны Джерри это был лишь порыв. Уже через полчаса он снова надел маску.       Баррьо Парке, один из подрайонов шикарного Палермо, — тихая вип-зона без высоток. Здесь, в зелени садов, вдали от шума и пыли мегаполиса, утопали роскошные особняки истинных хозяев жизни — богачей и знаменитостей.       Джерри остановил авто перед шлагбаумом (район был VIP и на въезде затребовали пропуск). Миновав охрану, красный «Феррари» поехал по улочке. Людей на пути не попалось, только пара роскошных автомобилей. Всюду росли деревья и фигурно постриженные кусты, где жизнерадостно суетились попугайчики и птички-печники, а газон был ровный и зелёный. Фэр решила, что его покрасили. Вычурные белоснежные дворцы с лепниной и колоннами, тёмные каменные замки в английском стиле, коттеджи из металла, стекла и пластика прятались за заборами.       Джерри молчал, как онемев. Фернанда исподлобья разглядывала его изящный, немного лисий профиль. Наконец они подъехали к дому, что скрывался за густыми зарослями цветущих бугенвиллей и пышнокронных орешников. Джерри вяло посигналил, и ворота открылись.       Тут не было ни арок и колонн, ни лепнины и мозаики, ни заросших мхом камней и остроконечных мрачных башенок. Белоснежный современный дом с узким балконом, что спиралью тянулся вокруг фасада, захватывая все три этажа. Окна — зеркальные и размером со стену, а входная дверь сливалась со штукатуркой.       Внутри особняк тоже был белым, из стекла и металла и с необычной мебелью: одноногими стульями; прикрученными к стенам столиками; множеством пуфов, бесформенных кресел-мешков и подушек, раскиданных по полу. На стене висел большой портрет Марлене (это вызвало у Фэр тихий приступ ревности). Сердцем гостиной оказалась прозрачная лестница, уходившая отвесно вверх. Кухня и столовая, внезапно чёрные, спрятались на нулевом этаже, куда открывался вход под лестницей.       На втором этаже располагалось пять спален и кабинет, а с балкона-террасы открывался вид на задний двор. Там находились искусственный пруд, где плавали утки, и небольшой бассейн. Тут же стоял дом прислуги. Двухэтажный, с разноцветными ставнями и голубой крышей, он напоминал домик из рождественской сказки.       На третьем этаже своё место нашли тренажерный зал, музыкальная студия и оранжерея, что выливалась в крышу-асотею (та была заставлена кадками и горшками с растениями).       Жителями «рождественского» домика оказались дон Альберто и донья Нильда, муж и жена. Донья Нильда, невысокая дама, полноватая, с седыми волосами и ямочками на щеках, была экономкой. Большую часть дня она проводила в хозяйском доме, занимаясь стиркой, уборкой и готовкой. А муж её — садовник, дневал и ночевал в саду. Дон Альберто был высок (супруга доходила ему до плеча) и, несмотря на лысину и ревматизм, силен аки бык. Мог запросто утащить на себе лошадь. Он стриг деревья и кусты, следил за газоном и клумбами, чистил пруд и бассейн. Сад под его руководством имел вид не хуже, чем во дворце Президента.       Донья Нильда и дон Альберто людьми оказались приятными. Джерри позвонил им по телефону, и они явились поприветствовать хозяина.       — Вы поди голодные с дороги. Я сейчас живёхонько сварганю чего-нибудь вкусненькое! Чего ж вы не предупредили, что приедете? Ну кто же так делает? Могли бы же хоть позвонить, приехали бы на всё горяченькое, — причитала донья Нильда, напяливая жёлтый фартук.       — Я не собирался сегодня приезжать, донья Нильда, это вышло спонтанно, — мягко объяснил Джерри. — Не надо суетиться. Мы не умрём без ваших вкусностей, тем более я на диете. Давайте без пирожков, тортов и прочих кошмаров.       — На диете, опять на диете… — ворчала донья Нильда, разговаривая сама с собой, но так, чтобы все слышали. — Каждый раз одно и тоже. А мне-то чего делать прикажете? Морковкой его кормить да капустой, так и в кролика недолго превратиться.       — Зато я не на диете! — обрадовала женщину Фэр. — Я люблю покушать и с удовольствием съем пирожки и тортики!       — Ну вот и славно! — донья Нильда, напевая, спустилась на нулевой этаж.       — Смотри, от пирожков доньи Нильды так разнесёт, что будешь кататься, как шарик. И перестанешь мне нравиться. Я не люблю бегемотов, — съязвил Джерри.       Фэр абсолютно не устроил его тон. Опять он ехидничает. Вроде они помирились, но Джерри не унимается. Дон Альберто, что-то рассказывая, увёл его в сад. Одной Фернанде оставаться не улыбалось, идти в кухню помогать донье Нильде — тоже, и она поплелась следом. Что за неуважение, в конце концов? Могли бы позвать её с собой. Джерри считает её пустым местом!       Фэр быстро мужчин нагнала — они не ушли далеко. Обогнув дом, встали между бассейном и прудом с утками. Дон Альберто поведал: в бассейне завелись водяные жуки, пришлось вызывать санэпидемстанцию. Джерри терпеливо изображал, что ему интересно. От рассказов про жуков его спас здоровенный сенбернар. Низко лая, он бросился на Джерри и, облизав ему лицо, чуть не уронил хозяина на землю. Джерри сел на корточки, гладя собаку по загривку.       — Привет, Гуччи, май дарлинг.       — Он по вам скучал, чуть не выл на луну, — пошутил дон Альберто.       Кличка собаки «Гуччи» Фернанду позабавила. Хорошо не «Дольче и Габбана». С виду сенбернар был добродушный, но Фэр к нему не подошла — она боялась больших собак.       Троица вошла в «рождественский» домик. Тут Фернанда и вспомнила о цели своего визита — на диване в гостиной сидела Нанси. Она читала книгу, а на коленях её возлежал, как султан на перине, белоснежный кот Дамас.       — Привет, Нанси! — весело сказал Джерри.       Та, отложив книгу и кота, встала. По-деловому протянула Джерри руку, и тот, пожав её, схватил Дамаса. Расцеловал его в морду. Кот не возражал. Чихнув, забрался к хозяину на плечо и там повис, напоминая меховой воротник.       Фернанду Джерри представил как свою невесту. Ей не терпелось поговорить с Нанси, но совета Джерри она послушалась, решив за девушкой сначала понаблюдать.       — У вас очень красивая невеста, мистер Джерри, — похвалила Нанси, когда Джерри демонстративно обнял Фэр за талию.       — Да и смотримся мы ничего, правда? — он лукаво улыбнулся, когда Фернанда засопела. Вот позёр! Опять работает на публику. На людях Джерри — сама обходительность.       «Как всегда сплошное шоу!» — подумал Дамас, встретившись с Фэр взглядом.       — Знаете, мистер Джерри, я с ней умучилась, сил моих нет, — пожаловалась Нанси. — Она не слушается, она обзывается и хулиганит. А вчера, представьте себе, она слопала тюбик зубной пасты и сказала, что это сделал Дамас. Но Дамас хоть и кот, а гораздо умнее и воспитанней её.       «Как в воду глядит!» — повёл ухом Дамас.       Джерри только скривился.       — Нанси, ну что я сделаю? Это была воля Мэри — взять её сюда. Теперь Мэри уехала и оставила нам этот подарочек. Но официальный опекун она, и я не могу выставить Айлин.       Айлин? Айлин! Фэр сглотнула. Она не ослышалась?       — Но ты, Нанси, можешь отсюда уехать и вернуться домой, — продолжил Джерри. — Я не заставляю тебя с ней нянчиться. В конце концов, доньи Нильды и двух гувернанток достаточно.       — И даже они не справляются, — покачала Нанси головой. — Вы же знаете, мистер Джерри, я не хочу возвращаться домой. Выбирая между этой дикаркой и дураком Тосом с его злобной мамашей и двумя монстрами, я предпочитаю первое. Айлин хотя бы подгузники не надо менять. Но однажды я её отшлепаю. Ремнём!       — Я не возражаю, — отмахнулся Джерри.       «Некоторым и правда поможет только ремень», — мысленно сделал вывод Дамас.       Фернанда едва удержала язык за зубами, так хотелось Джерри обо всём расспросить. Значит, он забрал Айлин к себе и теперь не против, чтобы её воспитывали ремнём. Какое двуличие! Но спрашивать сейчас — при всех показать свою неосведомленность. Но когда они останутся наедине, она устроит ему взбучку. Мог бы и предупредить!       Донья Нильда накрыла обед на заднем дворе. За столом собрались все: Фэр с Джерри, Нанси, дон Альберто, донья Нильда, Айлин и Дамас с Гуччи, которым их миски расставили по газону.       Джерри играл на публику, демонстративно обнимая Фернанду, называя «своей любимой девочкой» и сочиняя небылицы о будущей свадьбе. Конечно, после развода с Марлене. Фэр бесил этот театр, и ей претило обедать с прислугой. Джерри устроил панибратство, а ведь слуги должны знать своё место.       Айлин вела себя тихо, уплетая приготовленные доньей Нильдой вкусности: жареного поросенка, эмпанадас и лимонный торт. Но Фернанду от её присутствия колбасило. Джерри съел только брокколи, а, глядя на Айлин, улыбался и спрашивал, как у неё дела.       — Как в аду! — заявила Айлин. — Эта тупая гувернёрка заставляет меня цуфры учить. А я их ненавижу! Ещё раз я их увижу, и эта дура получит в нос, — и запихала в рот целый пирожок.       Лицо Джерри было непроницаемо, а с губ не сходила улыбка. Но Фэр знала — это лицемерие. Наконец, Айлин, не выдержав роль приличной девочки более двадцати минут, перевернула соусницу, измазавшись в подливке с ног до головы, и Нанси ударила её по затылку.       — Ну зачем ты, Нанси? Не нужно её бить, — сказал Джерри. — Ничего страшного, подумаешь соус. Донья Нильда, повяжи на неё салфетку, а после обеда пусть переоденется.       — Мистер Джерри, по-моему вы слишком добрый, — вздохнула донья Нильда, обматывая Айлин салфеткой до горла. — Надо быть твёрже, или она так всю жизнь и будет дикарь дикарём.       Джерри ухмылялся, пока Айлин размазывала подливку по лицу. Он встретился взглядом с Фэр, и тут она увидела всё, что скрывалось под маской любезности. В глазах его, чистейших изумрудах, полыхала огнём ярость. Джерри был в молчаливом бешенстве. Дай ему волю, он бы удушил Айлин голыми руками. Но маска была сильнее.       Хотя злость его дальше молний в глазах не пошла. Надо отдать ему должное (Фэр импонировало это качество в Джерри) — в руках он держал себя железно. Но его игра на публику и нежелание высказывать истинные чувства — признаки двуличия. Видела ли Фэр его хоть раз настоящим? Или всё это маска под маской?       Найти ответы Фернанде не удалось и после обеда — Джерри потащил её кататься на лошадях. Неподалеку находилась конюшня (там брали коней напрокат). Рядом был и манеж, где инструктор обучал верховой езде и прыжкам через препятствия, но Джерри уговорил Фэр покататься по району. И поцеловал её в губы у конюхов и инструкторов перед носами.       Когда же они остались вдвоём, его влюблённость как ветром сдуло. Он занялся лошадью. Рыжая красавица Пламя оказалась с норовом. Фыркая и брыкаясь, она пыталась Джерри сбросить. Кобыла Фэр, серебристая Нежность, напротив, была послушной и спокойной, и прогулка Фернанде наскучила мигом. Её обижало невнимание Джерри и беспокоили капризы его лошади. А когда Пламя встала на дыбы, и Джерри еле удержался в седле, Фэр взвыла.       — Тебе не нравится наша прогулка?       — Нравится? Как она может нравиться? — покрутила пальцем у виска Фернанда. — Эта дура с копытами тебя убьёт и даже не спросит разрешения! Немедленно возвращаемся обратно! Сдай её в конюшню и скажи там, чтобы её изолировали от общества!       — Ты правда боишься за меня? — спросил Джерри удивлённо. Подъехал ближе и наклонился. Хитринка в его глазах молнией пронзила Фэр.       — Тебе весело, я смотрю, — надулась она. — А я не хочу лицезреть твой труп под копытами лошади.       — Какая глупость! — отмахнулся Джерри. — Кобыла молодая и, вероятно, неопытная. Плоховато объезжена. Но я хороший наездник. Не надо бояться. Я люблю экстрим. Так даже интереснее.       — Кому интересно, а кому скучно и страшно. Раз ты мечтал обуздать дикую лошадь, надо было остаться в манеже. Если она тебя сбросит, я тебя убью!       — Какая же ты истеричка, Фернанда Ривас! — вновь куснул он, не повышая голоса. — Ну ладно, твоя взяла. Поехали назад.       Развернув Пламя, Джерри ускакал вперёд. Фэр пришлось постараться, чтобы заставить сонную Нежность его нагнать.       — Погоди, стой, Джерри! Давай потише, я не люблю быстрые скачки!       — Скорее твоя лошадь не любит, — бросил он через плечо. — Понятно, почему тебе скучно. Эта кобыла спит на ходу.       — Лучше пусть спит, чем взбрыкивает.       Они пустили скакунов шагом по аллейке, усаженной пальмами.       — А почему ты забрал Айлин к себе? — спросила Фернанда.       — Интересно, а кто менее романтик: ты или я? — отшутился Джерри.       — Не поняла…       — Ну, мы катаемся на лошадях. Красивое безлюдное местечко. Романтичный миг, как в фильмах. Нормальная женщина размечталась бы о свадьбе и детях в розовых и голубых колыбельках, а нормальный мужчина признался бы в любви и прочёл стихи Пабло Неруды. Но я терпеть не могу стихи и признания в высоких чувствах, а ты спрашиваешь меня об Айлин. Нашла тему для разговора, — и он рассмеялся, чуть из седла не выпал.       А может, он и не так двуличен? Просто он неласковый, неромантичный, саркастичный, неумеющий выказывать нежные чувства, даже если и испытывает их. И надо с этим смириться. Ведь Фэр и сама не романтик. Ласковой кошечкой её не назовёшь. Да, она страстная, если эту страсть разбудить, но искать подход к мужчинам она не умеет. Не дано ей это. Но почему Джерри всегда заводит пластинку о том, что «нормальным» женщинам нужно то-то и то-то? Словно упрекает её (или себя?) в чём-то.       — Я тебе десять раз говорила, Джерри Анселми, что мне не нужны семья и дети. Я не намерена их обсуждать ни на лошади, ни в саркофаге. Это понятно? — ворчливо заявила Фернанда. Он хохотнул. — И да, я не романтична. У меня профессия такая. Я не собираюсь вешаться к тебе на шею. Ты и сам целуешь меня, только когда смотрит толпа народу. А наедине тебе чихать на меня!       — Ну-ну-ну, полегче, ты что-то разошлась, Фернанда Ривас! — прервал он её жестом. — Что за упрёки? Ненавижу, когда меня пилят. Лучше не начинай с требований и обид, а то наши отношения закончатся за секунду. Ненавижу женщин-пил!       — Я тебя не пилю, я высказала своё мнение. Да, я отношусь к категории «ненормальных» женщин, — Фэр надула щёки.       — А я разве сказал, что это плохо? — скривился он. — Быть ненормальным в обществе, где сами критерии нормальности противоречат здравому смыслу? Я тоже ненормальный. Думаю, мы с тобой очень, очень похожи.       — Похожи? Какой бред!       — Не отнекивайся. Мы одинаковые, поэтому не находим общего языка. Людей раздражает в других то, что присуще им самим.       — Значит, ты считаешь меня похожей на себя? — взбеленилась Фернанда, резко остановив Нежность.       — Абсолютно верно!       — И по-твоему я высокомерная, наглая, двуличная, злая, грубая, неласковая, неромантичная, эгоистичная, ненормальная нарциссиха?       — Какой точный портрет! Мне нравится, продолжай! — Джерри разразился наигранными аплодисментами.       — Ты свинья и хамло! Как ты смеешь меня обзывать?! — в гневе Фэр спрыгнула с лошади.       — Обзывать? — хмыкнул он. — Я тебе слова плохого не сказал! Это ты обозвала меня свиньёй и хамлом.       — Да иди ты к чёрту!       Фернанда побежала по тротуару, шипя от негодования, как кайсака — жёлтая гадюка. Но Джерри мигом догнал её. Схватил под локоть и прижал к дереву.       — Ты забыла одно определение: психованная. В этом разница между нами. Я умею держать себя в руках, а ты нет. Поэтому я тебя ещё не убил. Кому нравится, когда живой сборник собственных недостатков болтается рядом? Но лучше быть ненормальным, эгоистичным и злым, чем прикрываться высокими идеалами и псевдоморалью, придуманными неким дядей.       Джерри поцеловал Фэр в губы. Так вцепился, что у неё мухи перед глазами полетели. Фернанда попыталась вырваться, но какое там — бесполезный трюк. Он целовал её долго, и Фэр решила, что её изнасилуют, не сходя с места. Ан, нет. Отпрянув, Джерри схватил её за руку и поволок обратно.       Кобылы, привязанные к деревьям, спокойно уничтожали траву на газоне. Всадники не сели верхом, а пошли по аллее, ведя лошадей за собой. Фернанда злилась на Джерри за его колкости, но поцелуи завели её. И он прав. Они похожи. Поэтому никогда не поладят.       — Ну что ты молчишь? — разбил Джерри тишину. — Обиделась? Если станешь дуться на правду, мы будем ругаться каждые десять минут. Я тебе говорил, Фэр, что я сложный человек. Я не стану бегать с букетами и петь серенады. Я не герой-любовник из фильмов, увы. Но и ты не романтическая барышня.       — Так чего ты приклеился ко мне? Найди себе безропотную овцу и не порть мне нервы!       — В том-то и дело, май дарлинг, что я не выношу безропотных овец, которые бекают и мекают о свадьбах, детях, еде, сплетничают о подружках и соседях или рассказывают о новых шмотках. Я таких не перевариваю. Мне важна личность. Мне должно быть интересно с человеком.       — Значит, со мной тебе интересно и ты видишь во мне личность? — пыхтела Фэр так, словно надувала воздушный шарик.       — Абсолютно верно!       — Тогда почему ты ёрничаешь и раздуваешь ссоры?       — Не раздуваю, — заспорил он. — Я высказываю своё мнение. А оно тебя бесит. Но я хочу услышать в ответ не крики, а что-то пооригинальнее.       — То есть мне надо согласиться с твоим мнением и принять его, как единственно верное? — скрипнула зубами Фернанда.       — Я такого не говорил. Почему ты всё переворачиваешь? — вздохнул Джерри, подавляя гнев. — Я жду твоего мнения, твоих аргументов, а ты бесишься.       Злобное сопение Фэр вызвало новый приступ хохота у её спутника.       — Ну вот, опять ты надо мной ржёшь! — разгневалась она.       — Потому что ты психуешь, когда я попадаю в точку. Вот объясни, почему тебя бесит, что я угадываю твои мысли?       Фернанда не знала что ответить. Джерри прав. Прав как всегда. Это и раздражает. Он видит её насквозь, а её скрытной натуре это претит.       — Ты не хочешь идти мне навстречу, даже когда я сам предлагаю компромисс, — вздохнул Джерри, проведя рукой по волосам. — Какая ты упёрнутая, Фернанда Ривас! Тебе не нравится, что я вижу твою натуру. Если бы ты ответила мне взаимностью, мы могли бы прожить вместе лет пятьдесят. Но ты не хочешь.       — Ты считаешь, что я не умею любить? Вот какого ты мнения!       — Умение или неумение любить — это другое. Это химия. Я не сомневаюсь, ты можешь полюбить. И даже верю, нечто ты ко мне испытываешь. Влюблённость, страсть… любопытство, быть может. А я говорю о взаимопонимании. Способности понять человека, увидеть то, что у верующих именуется душой.       — Твою душу нельзя увидеть, — возразила Фэр апатично, уже начиная сдаваться — её достал бесполезный спор.       — Можно. Просто ты не хочешь.       — Как, ну как тебя понять, Джерри Анселми? Ты непредсказуем и неуправляем. И я ничего о тебе не знаю. Ты же мне не рассказываешь о себе, — справедливо упрекнула Фернанда.       — А есть смысл рассказывать? — наморщил он лоб. — Ты тоже ничего мне не рассказывала. Парадокс, но при всей нашей схожести, твоя неспособность видеть суть вещей — это и минус, и плюс одновременно. Тебе легче живётся, Фернанда Ривас. За это качество — поверхностное восприятие — я бы многое отдал.       — Значит, ты считаешь меня поверхностной и тупой? — опять загнула Фэр.       — Нет, я считаю тебя глухой, — и он вновь рассмеялся.       Этот мистер-змеиное жало невыносим! Видит он, мол, в людях то, чего она не видит. Фу-ты, ну-ты! Фернанда так рассвирепела, что готова была послать Джерри к чёрту, но в эту секунду они подошли к конюшне.       — Ты мне не ответил на вопрос про Айлин, — сказала Фэр, когда они, сдав лошадей, вернулись к дому.       — Что ты хочешь узнать про Айлин?       — Зачем ты поселил её в доме? Она ведь тебя раздражает. Я это увидела за обедом.       — Надо же! — Фэр заметила удовлетворение на его лице. — Значит, ты можешь понять меня, когда хочешь? Она правда меня бесит. Но забрать её к нам было решением Мэри.       — Она её удочерила?       — Нет, оформила опекунство. Это длинная история. Если вкратце, Айлин приходится Мэри племянницей. Она дочь её родной сестры. Мэри не зналась с семьёй много лет. А когда её сестра умерла, она решила забрать Айлин. В тот ресторан мы ходили не просто так. Я знал, что Рехина Руис, мачеха Айлин, пасётся именно там. И у меня была цель девчонку забрать. Айлин уже не младенец, трудно перевоспитать человека, росшего в гадюшнике. Но теперь Мэри уехала. Если она останется в Испании, она заберёт Айлин. А пока приходится терпеть. Я удовлетворил твоё любопытство?       Фэр кивнула, переваривая информацию, и последовала за Джерри в дом.       — А почему вы не завели собственных детей? — спросила она у порога.       Он обернулся, смерив её насмешливым взглядом, и выдал тоном телезвезды:       — Я не буду отвечать на этот вопрос, переходите к следующему, — и, хихикая, распахнул входную дверь.