Секс-символ

      Джерри не объяснил, почему не уехал, но Фэр чуяла — он оттаял. Дорогой он молчал, слушая релакс-музыку. Извинений не требовал, но и нежностей не демонстрировал. Фернанда испустила вздох неудовольствия, когда Джерри припарковался на улице Дефенса у её дома. А она так хотела развлечений!       — Когда мы увидимся? — спросила Фэр аккуратно.       — Не знаю, — отделался Джерри пустой фразой. Запрокинул голову, рассматривая «петушиные гребешки» на балконе.       — Ты ещё дуешься! — сделала вывод Фернанда. — Когда приступ индюка у тебя пройдёт, звони, — она выставила ногу на асфальт, но Джерри вдруг схватил её за талию. Притянул к себе и впился губами в губы.       Фернанда любила с ним целоваться, но лежать поперёк авто было неудобно, а уходить не хотелось. Джерри вёл себя, как ястреб, напавший на жертву, — вцепился и чуть не съел. Грудь его вздымалась, и Фернанда млела от блаженства, пока кто-то снаружи не дёрнул её за ноги.       — Ну что за люди?! Вечно им неймётся! — с недовольной миной оторвавшись от Джерри, Фэр села — за окном маячила тётя Фели в розовом пушистом халате и с башней из бигуди на голове. Барби она держала подмышкой.       — Тётя, ты уже дома?       — Ну да, недавно приехала, вот навожу красоту, — она ткнула пальцем в бигуди. — Я, конечно, понимаю, у вас тут любовь-морковь, но, Фернандита, ты нужна дома.       — А что случилось?       — Да там Марго скандалит с этим пареньком, с Фредом! А я не могу с ней сладить. Я ж не Терминатор! — посетовала тётя. Барби повизгивала в унисон. — Так и придётся вещички складывать и лететь на Луну! А я ж хотела участочек свой продать, чтобы с долгами расплатиться. Не акции же Осмара продавать! Но после этих стрессов только на Луну и бежать. Вот и Барбара Сантойя в шоке, придётся ей носить беруши для собак. В общем, хватит тут миловаться, иди-ка ты домой, Фернандита, пока он не рухнул!       Фэр вылезла из машины, чмокнув Джерри в щёку (при тёте Фели она постеснялась целоваться в губы). Зелёные глаза чуть не обратили её в горстку пепла. Молча Джерри завёл авто и скрылся за горизонтом.       По словам тёти, Марго была убеждена, что Агустину обрюхатил Фред, и, когда он пришёл справиться о здоровье девушки, она закатила скандал. Тётя с Фернандой угодили в его апофеоз. Бегая по гостиной, как коза по лугу, Маргарита требовала от Фреда жениться на Агустине срочно, ведь теперь её замуж никто не возьмёт — она не женщина. Фред клялся, что у них интимных отношений не было, но жениться не отказывался.       — Агус не согласится за меня выйти, она меня не любит, — со вздохом он потупился. Джинсы болтались на нём мешком, а густые кучерявые волосы напоминали шапку из пуделя.       А он не меняется! Такой же застенчиво-трусливый, с милым лицом и бомжеватой одеждой то ли хиппи, то ли скульптора-самоучки.       — Не любит? А это меня не волнует! — Маргарита строго помахала поварёшкой. — Мнения этой тупицы никто и спрашивать не будет. Выйдет замуж за первого, кто позовёт, и точка! У неё другого выхода нет. Она опозорила всю семью! А я не намерена тащить этот груз! Я не хочу, чтобы соседи показывали на меня пальцами и говорили, что моя дочь — бесплодная шалава! Сначала она залетает вне брака, а потом перестаёт быть женщиной! Куда это годится? Инвалид неопределённого пола — обуза для семьи!       Фэр, подойдя к сестре, влепила ей новую пощёчину. Марго визгнула, схватившись за лицо.       — Ты чего дерёшься, совсем одурела? Как ты смеешь целый день руки распускать?! Сначала в больнице, теперь тут. И это вместо поддержки!       — Поддержки в чём? В способах унижения Агустины? Ты их и без меня найдёшь. Ты меня разочаровала, Марго! Не думала, что скажу это, но самый адекватный человек в нашем доме — тётя Фели! Идём на кухню, Фреди, выпьем кофе, — Фернанда увела юношу с собой.       Но ничего иного Фред из себя не выжал, повторив всё уже сказанное: он влюблён в Агустину и женится на ней, если она захочет. Но ребёнок был не его.       — А чей тогда? — спросила Фэр напрямую. — Я не видела с Агус другого парня, лишь тебя.       — Не знаю, — по виду юноши Фернанда не поняла: расстроен он от безответной любви или от чего-то ещё. Вероятно, он лжёт или недоговаривает.       Фэр хотела позвонить Сэси, но решила — за спиной у Агустины нетактично расспрашивать подруг о её жизни.       Через две недели Агустина вернулась домой. На неё надели корсет, фиксирующий рёбра в нужном положении, а на плечо и пальцы наложили гипс; тело и лицо до сих пор «украшали» синяки, однако, пребывание в клинике уже не являлось необходимым.       Лину с друзьями попёрли из школы, вынудив извиняться. Но Агустина не пошла на это смотреть — людей стеснялась из-за растерзанного вида.       Фэр же заклание Лины и её дружков не пропустила. Вместе с тётей Фели и Маргаритой они отправились в Школу изящных искусств. Родители мерзавцев пугали директрису судом за унижение их чад. Но та была непреклонна. С трибуны футбольного поля сеньора Беатрис рассказала, какие гадкие личности завелись в школе. Каждого назвала по имени, официально объявив: они исключены с позором, о чём она уведомит остальные учебные заведения — перекроет им дороги. Она вынудила каждого из драчунов в микрофон извиниться перед семьёй Агустины. Лина, рыжая и конопатая девица, ревела в три ручья. Она являлась местной «звездой», воображала себя пупом земли, гнобя неугодных. Теперь вся школа смеялась над ней. Корона упала с королевы, а это было главным её страхом — лишиться репутации.       — Директриса — зверь-баба, — шепнула тётя Фернанде на ухо. — Здорово она расправилась с этими чертями!       За время, что Фэр навещала Агустину в клинике, она поладила с Нанси. Закадычных подруг у Фернанды никогда не было — она не верила в женскую дружбу. Но Нанси спасла Агустину, внушив Фэр чувство благодарности. И была откровенна. Присела на уши и нажаловалась: Тос донимает её. Однажды выследил на улице и чуть не убил.       — Хорошо, что вокруг люди были, — рассказала Нанси. — Он схватил меня, тряс, орал, а один мужчина заступился. Но Тос грозит мне смертью, если я не вернусь к нему и детям.       — Это уже серьёзно. Напиши заявление в полицию. Я вызову его на допрос и пугну тюрьмой, — порекомендовала Фэр.       — Я попробую, — согласилась Нанси. — А вообще… — она замялась, а потом шепнула, — тот мужчина, что меня защитил, позвал на свидание. Наверное, мне и правда нужен любовник, чтобы Тос отвалил, но я боюсь встретить нового дурака. А Тос — трус, он горазд лишь женщин мучить.       — Знаем таких, видали, — скривилась Фэр.       — А вот с мистером Джерри вам повезло, — не забыла упомянуть Нанси, улыбаясь кончиками губ. — Он такого не сделает.       «Он сделает что-нибудь похуже», — мелькнула у Фернанды мысль. Хоть Джерри и убеждал её в бесплодии, Фэр ему не верила. Он лжёт, чтобы усыпить её бдительность. А после — атакует исподтишка и обрюхатит. И сколько случаев, когда люди с диагнозом «бесплодие» становились родителями?       История с Агустиной Фернанду напугала. Вот живёшь себе, никого не трогаешь, и вдруг — бац, и ты на пятом месяце беременности. А контрацепция часто подводит. Единственный способ избежать этого ада — не спать с мужчинами. Фэр давно хотела остановиться на таком варианте, но появился Джерри, принеся новые риски.       На почве страха Фернанда рванула к доктору Умберто Барриосу — своему гинекологу, моложавому вдовцу сорока лет. Он успокоил её: она не беременна. Выписал противозачаточные, заменил спираль, а также намекнул, что есть радикальный, но действенный способ контрацепции — стерилизация, перевязка маточных труб. Фэр обещала подумать.       От вида толстой и звероподобной Вирхинии, что расклеивала всюду результаты УЗИ, Фернанду трясло. А если она залетит и тоже чокнется, ведь гормоны бьют по голове адски? Нет уж, бежать надо от такой «радости»!       Вирхиния носилась с животом, как с хрустальным. Она запрещала на себя даже смотреть, уверенная, — ей все завидуют, поэтому хотят сглазить, искалечить или чем-нибудь заразить. Фэр же обдумывала планы мести. Посоветовалась с Джерри и тот предложил идею — официально лишить Вирхинию практики, доказать, что ошиблась в диагнозе она специально. Но Фэр не хотела подвергать Агустину допросам, и с Алвесом они решили ограничиться увольнением Вирхинии из клиники «Планирования семьи и материнства». Оставалось найти доказательства её профнепригодности, чем Фернанда и занялась. Вооружившись диктофоном, она ходила за кузиной по пятам. А Вирхиния и не отнекивалась — сразу вывалила, что намеренно утаила беременность Агустины.       — Вы же ужас-ужас на аборт бы её потащили. Вот я и спасла бедненького ребёночка от жуткой смертушки! Я хотела, чтобы Агус была счастливенькая, как я! А вы меня упрекаете! — горланила Вирхиния. — Да если бы все врачи были такие же, никто бы не болел и не умирал! Все бы рожали лялечек каждые девять месяцев и радовались. Ведь родочки лечат и омолаживают организмик. Я всегда своим пациенточкам рекомендую целительные родочки! У нас с Агустиной родились бы лялечки одновременно! Они бы вопили дуэтиком! Вы только представьте какая радость! Но Агустина дура, потеряла лялечку!       Эти беседы Фэр заводила каждый вечер и за пару недель собрала внушительный компромат. Ни один адекватный работодатель, услыхав такой бред, Вирхинию бы в штате не оставил. И точно. Вирхиния живо вылетела из клиники с волчьим билетом — невозможностью в будущем заниматься медициной. Главный врач, мужчина требовательный и суровый, был непреклонен. Ни давление на жалость, ни нытьё о ребёнке не помогли. Он вытурил Вирхинию, даже не испугавшись последствий за увольнение беременной.       Вирхиния рвала и метала, но тщетно — адвокат Алвес пригрозил упечь её в тюрьму за врачебную ошибку, и она заткнулась. Фэр была так счастлива, что явилась к Джерри с бутылкой шампанского — отметить успех. Он долго смеялся.       — Какая ты, оказывается, мстительная, Фернанда Ривас! Я начинаю тебя бояться.       — Да, я очень мстительная! — не скрыла Фэр, опаляя его жарким взглядом. — Я ничего не забываю. А если действия некоторых превышают все пределы, я мщу. Эта гадина не может быть врачом, она профнепригодна. И давай за это выпьем!       А Джерри всё ближе подпускал Фернанду к себе. Прошлое его было ещё скрыто, но в настоящем он расслабился. Фэр не вылезала из его квартиры. Оставаясь на ночь, надевала его рубашки, хозяйничала в кухне, убиралась или наоборот свинячила, раскидывая вещи. И даже закупала корм для Дамаса. Джерри был не против, признавая, — ему нравится, что она наводит свой беспорядок в доме. А Фэр нравилось засыпать в его объятиях. Джерри дарил ей сексуальное бельё, покупал парфюм и разрешал пользоваться своим (Фернанда любила мужские ароматы). В ванной целая полка была отдана под парфюмерию, и Фэр зависала там часами, нюхая фирменные скляночки и баночки. Особенно она балдела от «Серебряной кожи» — марки парфюма, лицом которого Джерри являлся. Но пару ящиков он запирал на ключ.       Сегодня, пока Джерри общался с фанатами в фэйсбуке, Фэр пыталась смострячить ужин. Нанси шепнула ей, где искать ножи (они хранились в секретном шкафчике) — Джерри не пользовался колюще-режущими предметами: ножницами, ножами, бритвами — боялся порезаться. И у Дамаса на лапках были насадки на когти. Фернанда только фыркала. Ну как жить, если в быту он — сплошной каприз? А учитывая, что Джерри вечно диетился, Фэр психовала. Нанси готовила редко — в основном убиралась, закупала еду и нянчилась с Дамасом, а после — уходила домой, в квартиру, что сняла недавно.       Вечером, когда Джерри отмахнулся от фруктов, жаркого и сладкого, Фернанда плюнув, заказала доставку голландских сыров (Джерри сыр любил и никогда не отказывался от него), роллы и пиццу с грибами.       Но совместный ужин провалился. Курьер ещё был в пути, когда позвонила тётя Фели. Дрожащим голосом скуля, чтобы Фэр возвращалась домой, она сорвала все романтические планы на вечер и ночь. Джерри был крайне недоволен. Он предложил курьера встретить, отужинать и поехать вдвоём, но Фернанда закатила истерику. Флегматичность Джерри её взбесила — тётя паниковала так, словно угодила в лапы маньяка. А когда Джерри сказал, что эта мадам (тётя Фели) наверняка орёт из-за чепухи, Фэр вылетела из его квартиры, хлопнув дверью.       Игнорируя дорожные знаки, она примчалась в Сан-Тельмо. Но маньяков и трупов не нашла — только кудахчущую тётю, рыдающую Вирхинию и пьяного Амадо, распластавшегося по гостиной.       Оказалось, денег, что тётя одолжила у комиссара Гальяно, хватило на оплату только двух счетов. Больше она занимать не рискнула, продавать акции мужа, что приносили ей доход, не стала, и уломала Вирхинию попросить в долг у Амадо. Но тётя Фели забыла — дочь её с мозгами не дружит. Вирхиния начала Амадо шантажировать: если он оплатит все счета, она выйдет за него замуж. А нет, так наведается в комиссариат и заявит, что он её изнасиловал. Амадо, обозвав её проституткой, выгнал вон. Она, уходя из его квартиры, спёрла три пачки наличных. Не учла одного — Амадо этими деньгами собирался выплачивать кредит и пропажу засёк. И к ночи, напившись для храбрости, он явился требовать деньги назад.       Тётя Фели о проделках дочери не знала, поэтому решила, что у Амадо белая горячка. Он был агрессивен, орал и грозил полицией. Тётя напугалась и позвонила Фэр. Но наглость Вирхинии превысила адекватный лимит.       — Ты должен содержать меня и мою лялечку, ведь её папусик отказался от неё. Это теперь твоя обязанность! — выдавала перл за перлом Вирхиния. — Ребёночек любимой женщины — всё равно, что свой. Ведь папочка — не тот, кто зачал, а кто содержит и воспитывает! Сам виноват, нечего было признаваться мне в любви. Так что денежки, которые я взяла, мои!       Тётя схватилась за голову — ей было стыдно. Она убеждала Амадо — у Вирхинии кукушку снесло из-за беременности.       — Ты сам виноват, что не захотел сделать мне креветочку! Я сразу поняла, что ты импотент! — добавила «здравомыслия» Вирхиния.       И пьяный Амадо, потеряв контроль, начал её душить.       — Она чуть не посинела, — пожаловалась тётя Фернанде. — Я и решила, что всё, каюк пришёл. Она же дочь мне, хоть и странная. Но я не хочу, чтобы её убивали. Вот я и разбила вазу о тыковку Амадо. А Барби закрыла в ванной, бедняжку, чтобы она не оскверняла свои глазёнки этим диким зрелищем, — тётя Фели жалобно вздохнула. — Арестуй меня, Фернандита, вот, — и протянула руки для гипотетических наручников.       — Можно сослаться на самооборону, — сказала Фэр, обходя «труп» и разглядывая кровоподтёк на его голове. — Он жив. Оклемается, максимум, что будет, — сотрясение мозга. Давайте вызовем скорую. Скажем, ворвался в дом, пьяный, в темноте подумали, что грабитель, и стукнули вазой. Но протокол составить надо. Любой врач о телесных повреждениях обязан полицию уведомить.       Тётя Фели с облегчением перевела дух, кинулась в ванную, схватила Барби и, целуя её в морду, жизнерадостно оккупировала диван. Зато Вирхиния была недовольна.       — Мамусик, и что ты за человек? Не могла даже убить идиота, который нам мешал! — пробухтела она. — Ну посидела бы в тюрьме, не такая уж ты важная птица, зато твоя дочечка и внучечки жили бы спокойненько. А то неизвестненько, чего этот типчик ещё выкинет.       Тётя гадливо покосилась на дочь.       — Свинья ты неблагодарная, вот ты кто! Я же твою жизнь защищала, чуть не угробила человека. А он, хоть и пьяный, но прав. Ты ж у него деньги стырила. Ты — бессовестная воровка! И ещё предъявляешь претензии. Боже, кого я воспитала?! — тётя Фели закрыла Барби уши. — Не слушай, Барбара Сантойя, ты чересчур невинна для такого. Это уму непостижимо! Даже на моём лунном розовом участке нет столь наглых инопланетян! Хоть в обморок падай, честное слово!       — Когда Амадо очухается, если напишет заявление, я с удовольствием упеку Вирхиниту в тюрьму за воровство, — отчеканила Фэр.       — Это было не воровство! — испуганно заверещала Вирхиния, сообразив, что пахнет жареным. — Вы не видите, я же беременюшечка?! Мне нельзя нервничать! Это был подарочек моему ребёночку! Этот ирод сам дал мне денежки! Но он пьянь подзаборная и ничегошечки не помнит. А мне теперь нужна компенсация за моральный ущербик. Он меня чуть не задушил! Поэтому должен ещё кучу баблосиков или я пойду в полицию, — кряхтя, пыхтя и отдуваясь, Вирхиния уковыляла по лестнице.       Амадо отвезли в больницу, констатировав ушиб головы. Через день Фернанда пришла к нему для расследования. Он уже очухался и готовился к выписке. Заявлять на Вирхинию и тётю Амадо не стал.       — Зря я начал её душить, — скуксился он. — Я ж люблю её, хоть она лживая и глупая воровка. Но, — он оглянулся и понизил голос. Фэр наклонилась ближе, — я иногда веду себя агрессивно. А потом ничего не помню. У меня это с детства. Я уже ходил к психиатру. Он выписал нейролептики, они помогают. Только никому не говори, — Амадо цепко схватил Фернанду за руку, сжав её так, что она ойкнула. — Я же банкир, у меня статус! Меня засмеют, если узнают о провалах в памяти и психиатре. А это всё генетика. Ты удивишься, Фернанда, но я из неблагополучной семьи. Мой отец спился, а мать живёт в трущобе. Похоронив отца, она пустилась во все тяжкие. Меняла любовников и от каждого рожала детей. Мои братья и сёстры тоже плохо кончили. Младший брат пьёт, другой оказался вонючим педиком, — Амадо сморщился, будто съел протухшее яйцо. — Он захотел стать женщиной и ушёл из дома. А сестру убили. Ты, наверное, знаешь эту историю. Говорят, то был некий маньяк. Но по мне, её порешили дружки-наркоманы, с которыми она путалась.       — А Маркос Феррер — ещё один твой брат? — взыграло в Фэр любопытство.       Амадо вперился в неё круглыми карими глазами, выдирая нитки из больничного одеяла.       — Ты знаешь о моей семье?       — Ну… — запнулась Фернанда, — я веду расследование серии убийств, а Мартина Гарсиа — одна из жертв. Я изучала дела и выяснила, что она твоя сестра. Но это не единственная жертва маньяка, с которой ты был знаком. Лали Олмас, модельер. Ты ходил на показ мод в день её убийства.       — Не помню такого, — развёл Амадо руками. — Я был там лишь раз, когда мы встретились с тобой.       — Но твоё имя фигурирует в списке гостей.       — Это не значит, что я туда ходил. Не терплю эти мероприятия, этих мерзких артистиков и прочих знаменитостей! Они все педики! Но невеста моего коллеги — модель, и он всем сотрудникам банка раздаёт халявные именные приглашения, поэтому моё имя и вписано туда.       У Фэр не было оснований Амадо не верить, но при расстройстве памяти он мог и забыть, что ходил к Лали Олмас.       — Так как на счёт твоего брата Маркоса? — вернулась Фернанда к животрепещущей теме.       — Это долгая история. И не очень красивая.       — Но я полицейская. Я хотела прислать тебе повестку, вызвать на допрос по теме Мартины Гарсиа, Лали Олмас и Маркоса Феррера. Считай это официальной дачей показаний.       — Ладно, если это важно, я расскажу, — уступил Амадо, нервно хрустя пальцами. — Мне было восемнадцать лет, когда это случилось. Маркосу — четырнадцать. Он чудовище с рождения. Крушил всё, лгал, воровал, клеветал на меня. Он ненавидел братьев и отказывался с ними сидеть, хотя это было его обязанностью. Ведь так положено, что старшие нянчат младших. А однажды его поймали на воровстве фруктов. К нам пришла женщина из опеки, и мы с мамой решили сдать этого ушлёпка в приют. У него ещё была мерзкая болезнь, вся кожа в наростах, как у ящерицы. На врача денег у нас не было, а мы боялись, что он заразит всех. Маркос, как узнал, что мы хотим его сплавить, так взбесился. Кидался с кулаками и швырялся посудой. А когда его забирали, он решился на убийство. Попросился за руль машины, на которой тётка из опеки приехала. Она разрешила, и он поехал на нас. Братья все разбежались, а мать стояла с младенцем. Я толкнул её, она упала и выронила ребёнка. Я хотел выдернуть Альваро из-под колёс, но налетел на камень и тоже упал, и Маркос на нас наехал. Младенца он раздавил в лепёшку, а мне повредил ногу. С тех пор я хромаю.       Фэр аналогичное подозревала, и в голове её мгновенно сложилась картинка: у Амадо брат — сумасшедший псих.       — А дальше что было?       — Он попал в колонию на пять лет, за непредумышленное убийство, но освободился раньше срока. У него появился адвокат, понятия не имею откуда. Бедным дают бесплатного государственного адвоката. У Маркоса он был и защищал его плохо. Но когда он отсидел три года, появился другой адвокат. Добился пересмотра дела и доказал, что Маркос задавил Альваро и покалечил меня случайно, так как не умел водить автомобиль. А сел за руль, чтобы покончить с собой. И ещё они валили всё на женщину из опеки, которая ему сесть в авто разрешила. Но это ложь и выверты адвоката. Мой брат прекрасно умел водить. Он не собирался умирать, хотел убить нас. Намеренно. Я это видел сам. Но тот адвокат убедил судью в обратном, дело пересмотрели и Маркоса выпустили. Домой он не вернулся, хотя мы боялись, что он явится и будет мстить, а он исчез, — закончил Амадо.       — И ты не пытался узнать о его судьбе?       — Нет. А смысл?       — Ну он твой брат…       — А ещё он убийца, который сломал мне жизнь. Он сделал из меня инвалида! — скрипнул зубами Амадо с такой ненавистью, что Фэр чуть диктофон не выронила (она записывала на него показания). — Надеюсь, он уже сдох где-нибудь.       — Но ты не инвалид, — заспорила Фернанда. — Всего-то мелкая хромота, она почти незаметна.       — Это ты так думаешь.       Больше Фэр ничего не выяснила — при упоминании о ноге, искренность Амадо как корова слизала.       Пришлось уйти. Но Фернанда уверилась — маловероятно, что Фантом-убийца — Амадо. При составлении фоторобота Тос о хромоте не упоминал. А вот Маркос Феррер за маньяка сойдёт — он явно асоциальная личность.       Фэр застряла в комиссариате до вечера, раскладывая информацию по стопочкам и затребовав у коллег перекопать все картотеки, чтобы найти сведения о Маркосе Феррере, его брате Матео и Сандре Вэйс.       Домой она приехала в девять. В гостиной сидела лишь понуро-побитая Агустина, что выползла, наконец, из комнаты.       — Агус, привет, — помахала ей рукой Фернанда.       — Привет, тётя.       Девушка вела себя замкнуто, хоть и стала адекватнее. Очевидно, беременность влияла на её голову.       — Может, поговорим? — сев рядом, Фэр забрала у племянницы журнал, который та листала (это был «Космополитен»).       — О чём?       — Например, о том, почему ты грустишь.       — Мама говорит, что я никому теперь не нужна, — скорбно промямлила Агустина.       — Надеюсь, ты всерьёз этот бред не воспринимаешь? — сжала кулаки Фэр. Маргарита — глупая. Девчонка ещё не оправилась, а мать втюхивает ей ересь. — Ты молодая, красивая девушка, у тебя две руки, две ноги и даже есть голова, хотя ты мало ей пользуешься, — пошутила Фернанда. — Синяки и переломы заживут, волосы отрастут, и к стоматологу мы сходим. Я знаю отличного врача, он сделает тебе голливудскую улыбку! И однажды ты встретишь человека, который тебя полюбит не за биологические функции, а потому что ты — это ты. Вот Фреди, например, хороший мальчик. Он готов жениться на тебе хоть сейчас.       — Ты тоже хочешь, чтобы я вышла за Фреда Муньоса, тётя? Мама уже достала меня с этим, — вздохнула Агустина, теребя нос. Да, она изменилась, точно повзрослев лет на десять, и Фернанду это огорчало. — Но я его не люблю. И вообще он болван!       — Я не говорила, что хочу этого, — отмахнулась Фэр. — Это решать тебе. А замуж ещё рано. Учиться надо, скоро вернёшься в школу…       — Я не вернусь в ту школу!       — Понимаю, но твоих обидчиков наказали. Директриса их выставила на посмешище. Их больше там нет.       — Я знаю. Сеньора Беатрис умеет наказывать. Но я туда не вернусь! — твёрдо сказала Агустина.       — Агус, давай начистоту. Раньше мы понимали друг друга, — ласково увещевала Фэр. — Доверься мне. Что случилось у тебя в школе? Может, этот тип, который… который… — Фернанда запнулась, подбирая слова, — который тебе сделал эту гадость, ну… Он из школы?       Агустина, кивнула, нервно кусая губы.       — Из-за него Лина и её компания на тебя набросились, так?       Она опять кивнула.       — Он тебя обидел, когда узнал о беременности? — в лоб спросила Фэр.       Агустина яростно помотала головой.       — Я не знала, что беременна! И никто не знал. Ведь тётя Вирхиния сказала, что у меня ничего нет, — изображая безразличие, Агустина отковыривала кутикулу от ногтя.       — Агус, но чтобы залететь, ты должна была переспать с кем-то, — не унималась Фернанда. — Ведь это не Фред?       — Нет, не Фред. Я же говорю, он болван! Я с ним поругалась. Он, когда узнал, с кем я… ну, в общем, про другого, то хотел всем рассказать. А я не разрешила! Это не его дело!       — Фред всё-таки меня обманул, а я его спрашивала кто «герой романа». А с виду такой искренний… Никогда не угадаешь, что у человека на уме. Агус, скажи мне правду! Я не буду тебя ругать, обещаю. Но ты ещё юная, и я, как и мать, за тебя отвечаю, — Фэр погладила девчонку по плечу. Та, вздрогнув, опустила глаза, изучая свои колени. И, наконец, выдавила:       — Ну… в общем, я не хотела… он… он… меня заставил.       — Заставил? — нахмурилась Фернанда. Она давно чуяла, что история Агустины — вовсе не банальная сказка о Ромео и Джульетте.       — Ну да… Короче, ну… я уже говорила, тётя. Лина цеплялась ко мне, потому что ревновала к учителю, к сеньору Ивану…       — И? Причём тут твоя беременность?       — Эээ… Ну, я этого не хотела, он меня заставил… Он сказал, что я вылечу из школы из-за неуспеваемости, если я с ним, ну… это самое… Ты понимаешь, тётя, — щёки Агустины залила краска. — Во-о-от, и ещё сказал, что нажалуется директрисе, будто я к нему лезу. Ну я и согласилась.       Фэр в осадок выпала.       — То есть ты переспала с учителем? — спросила она жёстко.       Так она и знала, что это дело плохо пахнет! А ведь она забыла про эту сволочь, хотя Агус давно намекала, что он лезет к ученицам! Ну и инспектор полиции! Как влюбилась в Джерри, весь нюх растеряла.       — Ну да… — виновато поёрзала на диване Агустина. — Я его боялась, тётя. Он меня заставил. Это было несколько раз. А когда мне подурнело на занятии, медсестра сказала, что я беременна. Я сеньору Ивану пожаловалась, а он засмеялся и пригрозил, что убьёт меня, если я залетела. А потом тётя Вирхиния сказала, что у меня всё хорошо. Я и успокоилась. Но сеньор Иван меня преследовал и заставлял делать гадости. Вот нас Лина и застукала.       Фернанда была бешенстве и еле сдержалась, чтобы трёхэтажно не выругаться. Отведя Агустину в её спальню, она куковала всю ночь, дожидаясь утра. Она пойдёт в школу и устроит там разнос. Достанется всем: директрисе, куратору и этой мрази — Ивану. Она им покажет! Мокрого места от них не останется!