Секс-символ

      Майскую нежность сменила прохлада июня. Со дня эпизода в отеле «Четыре сезона» прошёл месяц, а Джерри Фернанда видела лишь на новых рекламных плакатах парфюма «Серебряная кожа». Фотошопно нагой, усыпанный блестящей чешуёй, он выныривал из океана; один глаз густо накрасили зелёным, другой — чёрным. Бодиарт был шикарен, и Джерри в нём походил на морское божество. Но Фернанда вгорячах плакат у своего дома сорвала и вышвырнула в мусорку.       Джерри не звонил, не писал и не жаждал объясниться. Сама Фэр с ним контакта не искала. В душе её словно загасили электричество, а любовь переплелась с разочарованием. Она вообразила его идолом, и теперь он разбился, как хрустальная ваза, что упала с телевышки. И даже если её склеить, она не будет прежней.       В ту ночь Фернанда вызвала скорую, и Амадо забрали в больницу, а окровавленный шприц она отправила на экспертизу. В нём обнаружился лекарственный препарат со сложным названием медроксипрогестерон — компонент, что применялся для химической кастрации насильников и педофилов в странах, где разрешена эта процедура. Но судья в возбуждении дела против Джерри отказал. В медицинском заключении доктор Гильермо объяснил: укол не принёс Амадо вреда — он уже много лет страдал от импотенции, вызванной аналогичным инцидентом. В 2004 году ревнивый кавалер тогдашней невесты Амадо сделал ему подобный же укол. Но использовал он не медроксипрогестерон, а инъекцию из сока южноамериканского растения «Калядиум». С тех пор Амадо безуспешно лечился от импотенции. Явно Джерри, пронюхав об этой истории, скопировал её. А доктор Гильермо клялся — укол сделан в ногу, а не в половой орган. И хоть Амадо доказывал, что это ложь, заключение врача и адвокат убедили судью в ином.       Фернанда понимала — без Алвеса и доктора всё сложилось бы хуже. Она была рада, что Джерри выкрутился, но его выходка напоминала ревнивца из прошлого, а заодно и маньяка — любителей размахивать укольчиками. Хотя Джерри не маньяк. Он нарочно это придумал, чтобы Фэр запутать (она не сомневалась). А вот ревнивца надо искать…       Вещи Фернанда забирать от Джерри не стала — уговорила Нанси их привезти. Та была искренне расстроена их ссорой — даже попыталась Фэр убедить, что Джерри закатил весь цирк из ревности. А ревность — чувство сложное и коварное, оно затмевает разум, и тогда человеком управляют демоны мести. Но Фернанда мириться с Джерри не хотела.       Время текло рекой, вводя в хмурое оцепенение, и будни шли друг за другом, как кошки по ночном пляжу, — они оставляли на песке следы, но их никто не видел. Так и в душе Фэр отпечаталась когтистая кошачья лапка, а домочадцы её занимались только собой — эмоции кипели у них хлеще, чем в любимых сериалах тёти Фели.       Ребёнка Вирхиния так и не забрала, даже отказалась регистрировать его в Рехистро Сивиль при клинике. Хлопотать вынуждена была тётя Фели. Насочиняв, что у Вирхинии бронхит и она валяется в лёжку, тётя получила документы и привезла внука домой. Младенцу дали имя Эдуардо Алехандро, а медики выявили его точный диагноз: аплазия костей носа — следствие врождённой патологии под названием Синдром Патау. Это вид трисомии — наличия дополнительной хромосомы, что появляется в момент зачатия. Такой Синдром, как и Синдром Дауна, может возникнуть и в отпрыске здоровых родителей. При тяжёлом течении Синдрома Патау новорождённые долго не живут. Но у Эдди болезнь имела лёгкую форму.       Помимо этого, в его медицинской карте тётя Фели нашла запись: «Проведён неокончательный тест на вирус иммунодефицита человека. Необходимо четыре раза в год обследовать ребёнка до полного избавления от антител к возбудителю. Также стоит пройти вакцинацию».       И тётя заподозрила неладное, а Фэр сочла — лучше бы Эдди умер, ведь законодательство Аргентины запрещает эвтаназию. Хотя это гуманнее по отношению и к ребёнку, и к тем, кого он мучает. Но тётя Фели, обозвав её бессердечным монстром, наложила вето на слово «эвтаназия» в их доме. И нынче все засыпали и просыпались под бешеный ор младенца.       Тётя и сама зубами скрипела, не понимая, плохо ли Эдди или хорошо, хочет он есть или намочил пелёнки — он орал без смысла. Вирхиния к нему не подходила и кормить отказывалась, принимая таблетки для прекращения лактации. Она заявила, что ей стыдно, и всей округе врала — якобы младенец умер при родах. Она позволяла соседям и интернет-подружкам себя жалеть, строила несчастную жертву, при этом запрещая тёте Фели вывозить коляску даже во двор.       Зато она устроила цирк с анализами на ВИЧ. Сгоняв в лабораторию, за пару часов Вирхиния выяснила: ВИЧа у неё нет. О чём и сообщила домашним. Но тётя и Маргарита не поверили — чересчур быстро Вирхиния получила результат и справку не показала, наврав, что потеряла на улице.       Тётя Фели отвела дочь на анализ крови сама. Через восемнадцать дней результат «позитив» довёл всех до трясучки. А Вирхиния, пыхтя, созналась: диагноз ей поставили ещё до родов. У Эдди вирус не нашли, но кормить его грудью ей запретили.       Жить с ВИЧ-инфицированной не хотелось никому, поэтому Маргарита и Фернанда контакта с Вирхинией стали избегать (Марго по неграмотности, а Фэр за компанию). Но тётя Фели, почерпнув информацию из интернета, убеждала дочь пойти к специалисту и начать антиретровирусную терапию. Вирхиния же вошла в режим отрицания, называя себя ВИЧ-диссидентом и утверждая, что ВИЧа не бывает. Его изобрели, чтобы пугать людей, а терапия рушит иммунную систему. Расправив перья, она впала в новую крайность — увлеклась религиозными песнопениями в церкви Сан Рафаэль Архангел. На смешки домочадцев и намёки на прежний, разгульный образ жизни Вирхиния объясняла: роды смыли её грехи, сделав святой.       — Все бы делась святыми после родов, ха! Я бы тогда пятерых нарожала! — высмеяла её Маргарита.       — А я почему не святая, я тоже мать?! — саркастично поддакнула тётя Фели — тут они с Марго нашли общий язык.       Хотя Маргарите было некогда — роман её с Тосом продолжался. Она им так увлеклась, что и от депрессирующей Агустины отстала.       Фернанда на сестру не реагировала, а на глюки кузины пальцем у виска крутила, но избавиться от неё не смогла — тётя разоралась о её бесчувственности. Она не вправе гнать бедняжку на улицу — у Вирхинии стресс из-за Эдди, поэтому она чудит. Тётя Фели уже записала младенца на специальные процедуры, а также плановую дорогостоящую операцию на трахее. Но ждать её предстояло год как минимум, поэтому ребёнок дышал через трубку в шее.       Тётя Фели занималась сейчас только Эдди и Барби. Вторую она побрила налысо, оставив чуб на голове и кисточку на хвосте. А на увещевания окружающих, что это пудель, а не китайская хохлатая, тётя лишь кривилась.       Их совместный с подругой садик на крыше загнулся, когда донья Канделария объявила, что улетает жить в Мехико, к своему племяннику. Едет она вместе с Энеасом Арайя, которого наняли на работу в аргентинско-мексиканский кинопроект, а также берёт Стефана и крокодилье яйцо — главное достать разрешение на их вывоз. Яйцо донья Канделария спёрла из зоопарка, когда ходила навестить Тото, и обиделась на него — не заметив её, он лениво барахтался в водоёме. Но яйцо, своего внука, она из песочка стащила и поселфилась рядом с красномордым бабуином. Отныне крокодилов и пауков женщина планировала разводить в асьенде своего племянника, который явно ещё не знал, на что нарвался.       Агустине же внешний мир был до барабана, поэтому Фэр убедила её сходить к психотерапевту. Тот попался грамотный, и Фернанде иногда казалось, что Агус оживает, когда возвращается с сеанса. Но это были единичные проблески успеха. В иное время она отказывалась и работать, и учиться, лёжа на диване вместе с гаджетом.       В профессиональном же плане Фэр строила одни гипотезы. Маньяк — кто-то из четырёх мужчин: Амадо, что после эпизода в отеле от Фернанды прятался; Конрад-Иван, который словно в бездну рухнул, заставляя Фэр вздрагивать, а копов наблюдать за её домом; ревнивый тип, что в 2004 году пытался Амадо кастрировать — его имя пока выяснить не удалось. И Маркос Феррер.       Больше всего её раздражало, что нормальных фотографий Маркоса не попадалось нигде. В архивах Фэр раскопала дело о смерти Альваро Франсиско Диас Гарсиа с двумя сигналетическими фото убийцы — в анфас и в профиль. Это были чёрно-белые снимки с табличкой на фоне ростометра. Всё лицо Маркоса покрывали шрамы и чешуйки, подобные коже рептилий. Брррр… Он был жутко неприятен внешне, смахивал на фантастического монстра. В деле поверхностно указывалось: у юноши игольчатый ихтиоз — заболевание, в народе именуемое «змеиная кожа», и сделать фото, где ясно просматривались бы черты лица, возможным не представлялось.       Фэр также понимала — после шоу в отеле Амадо боится, что о его проблемах узнает Вирхиния, поэтому в доме не появляется. Но пикантные детали Фернанда оставила при себе, а из-за одного психического расстройства подозревать Амадо в маньячестве было глупо. Отсутствие же ноги говорило в его пользу. Убийца — неуловим. Не оставляя следов, он перемещается быстро, бесшумно и незаметно, как рысь. Он не может передвигаться на протезе. Но откуда Джерри узнал, что у Амадо нет ноги? И тем более про импотенцию… Этого даже Вирхиния не знала! А Джерри всегда величал Амадо инвалидом и хромоногим. И эта неприязнь, возникшая с первой встречи… Может, они с Амадо были знакомы в прошлом?       Но в этом месяце были и проблески. Доктор Гильермо скинул Фернанде на е-мэйл копии с амбулаторных карт двух пациентов: Матео Рауля Кастро Гарсиа и Сандры Вэйс. Это оказался один человек. С 2011 по 2014 годы он произвёл шесть операций, с каждой всё больше модифицируясь в женщину. Но новый факт Фернанду не обрадовал, и от обиды на Джерри она задумала покопаться в биографии Хермана Бустос Агирре.       Воцарившись в кабинете инспектора, с тремя чашками кофе, морем дисков и флешек с базами данных, Фернанда зарылась в поиски информации. В новых картотеках по человеку с именем Херман Бустос Агирре она ничего не нашла. Сделала запрос в консульство Нидерландов, а также в центральный Рехистро Сивиль — Джерри менял имя, получал визу, DNI, вид на жительство или гражданство. Всю документацию, проверенную и с печатями, ей обещали выслать почтой.       К вечеру, когда Фэр собралась домой, на пороге её кабинета вырос человек, которого она ждала давно — экс-адвокат Каспер Брёкке. Тот самый тип, что вытащил Маркоса Феррера из колонии! Это оказался рослый, полноватый мужчина с седыми кудрями, одетый в простую рубашку и запылённые штаны.       Фернанда указала ему на стул, предложив кофе, который он пить не стал. А Фэр вооружилась диктофоном и перешла к сути:       — Я вызывала вас, сеньор Брёкке, чтобы поговорить о вашем бывшем клиенте, — начала она без предисловий.       — Я не сомневался, инспектор, что пригласили меня вы не напрасно. Хотя я уже второй раз мотаюсь сюда из Сан-Антонио-де-Ареко. Я живу в поместье, выращиваю виноград, курочек, козочек и индюков. Адвокатскую деятельность я окончил в 2005 году, — ясные глаза мужчины, хитрые, зелёно-голубые, Фернанду пугали и завораживали одновременно. — Это была моя мечта — уехать от городской суеты, машин, химикатов и прочих ужасов современного мегаполиса. Наверное, во мне бурлит кровь предков: со стороны отца — норвежцев и ирландцев со стороны матери. Последние были землевладельцами, выращивали пшеницу на продажу.       — Сеньор Брёкке, давайте к делу, — ускорила Фэр лавину откровений о фермерском хозяйстве. — Речь о человеке, которому вы помогли добиться пересмотра дела. Маркос Феррер. Вам о чём-нибудь говорит это имя?       Каспер Брёкке таращился на неё, сияя глазами цвета морской волны. Фернанде он упорно кого-то напоминал. Черты лица знакомые… Где она его видела?       — О, да! Я помню эту историю! — обрадовал её экс-адвокат. — Дело было противоречивым, — сеньор Брёкке рассмеялся. Глаза застыли — он окунулся в воспоминания, ораторствуя, как с трибуны. — О, я был сильным адвокатом! Любил распутывать сложные дела, выворачивая наизнанку факты, которые представляло обвинение. Однажды я вытащил из тюрьмы очень крутого наркобарона. Он мне и подарил моё поместье. А того мальчика, Маркоса, я запомнил. Государственный адвокат его даже не защищал. Не люблю адвокатов, которые плохо исполняют свои обязанности.       — По-вашему, Маркос Феррер был невиновен? — заинтересовалась Фернанда ещё больше.       — Нет, он был виновен, — качнул головой сеньор Брёкке. — Он убил младшего брата, раздавив его на авто. Он искалечил старшего брата, переехав ему ногу так, что её ампутировали. Но он хотел убить старшего брата и мать, а не младенца. Он подозревал, что они отравили его отца. За это Маркос и решил им отомстить. И он хотел покончить с собой, был уверен, что раздавив их, убьёт и себя.       — Тогда я не понимаю — Фэр действительно не улавливала логики. — Вы были супер адвокатом и защищали отъявленных мерзавцев, убийц, наркобаронов, воров в законе. Они вам платили море денег и дарили поместья. Это я могу понять — частный адвокат получает за свою работу достойную оплату. Но зачем вы защищали подростка-убийцу без гроша в кармане? Его семья жила в трущобе, им нечем было платить вам. А убийство из мести — отягчающее обстоятельство. Как вы добились пересмотра дела?       — Мне нечего скрывать, я никогда не занимался нелегальными делами. Всех мерзавцев я защищал, отыскивая лазейки в законодательстве. Но позвольте спросить, инспектор, — мужчина хитро сощурился, лучики-морщины пролегли до самых его висков. — Почему вас интересует это дело?       — Вы слышали о Фантоме, что убивает людей неизвестным ядом? Мы его ищем уже полтора года. Всё бродим, бродим по кругу, а жертвы только умножаются, — честно сказала Фернанда.       — И вы полагаете, что это Маркос Феррер, — догадался экс-адвокат.       — Он или его брат Амадо. Тот, кому ногу покалечили. Это одна из версий. Как вы понимаете, сеньор Брёкке, мы проверяем все варианты.       — Хм, любопытно… — нервно хрустя суставами, адвокат сцепил руки в замок. — Хотя о брате я бы подумал. Я видел его лишь раз в суде. Мне он показался злым человеком. Когда Маркоса оправдали, он кричал ему в лицо: «Чтоб ты сдох, гнида!». Неприятный тип. А что касается Маркоса… — мужчина вынул бронзовый портсигар. Достав сигару, чиркнул зажигалкой. — Позвольте, я закурю, — Фэр не возражала. — Он не виделся мне жестоким, скорее обиженным на мир из-за своей болезни.       — Я видела на снимках, он очень страшный, — скривилась Фернанда.       — У него врождённая болезнь кожи, — пояснил адвокат. — Точный диагноз не скажу, я не медик, но в деле он фигурировал.       — Так почему вы стали его защищать? Как вы с ним познакомились? — вопросы Фэр не прекращались.       — Это было начало 2004 года. Тогда я уже подумывал отойти от дел. И год спустя я уехал в Сан-Антонио-де-Ареко, оставив контору на своего сына. Множество дел мы с ним вели совместно. Знаете, два мозга всегда лучше одного. А в том году мы защищали пасынка крупного бизнесмена, что попал в колонию за изнасилование. Когда мы пришли туда, увидели репетицию благотворительного концерта, который заключённые подростки давали ежегодно. Они пели, танцевали, декларировали стихи. И мне понравился один мальчик, который пел а-капелла. Этот голос врезался в меня, и я рассказал о нём Тобиасу, своему другу. Он тогда раскручивался, как продюсер, искал по стране музыкальные таланты. И мы решили мальчика вытащить. Перевернули дело, выставив всё несчастным случаем и попыткой самоубийства, что произошла по халатности женщины из опеки, Кристины Перальта. Адо Феррер, брат Маркоса, который был главным свидетелем, с юности страдал провалами в памяти, и я добился, чтобы его показания объявили недействительными. Маркоса отпустили, а дело сдали на досмотр. Насколько я знаю, ту женщину, Кристину Перальта, привлекли к ответственности за ненадлежащее исполнение обязанностей и уволили из службы опеки.       — Вот мы и подошли к главному, — вставила Фэр. — Куда делся Маркос Феррер потом?       — Не могу знать, — пожал плечами сеньор Брёкке, выпуская в потолок кольца дыма. — Мой приятель Тобиас хотел его раскрутить, сделать дуэт Маркоса с другим мальчиком, но его отталкивала внешность юноши. Он даже предлагал ему сделать пластическую операцию или записать фонограмму, чтобы за него выступал другой человек. Судьбы этого проекта я не знаю, наши дороги с Тобиасом разошлись. В 2005 году я покинул Байрес. С тех пор я фермер. С детства об этом мечтал! — экс-адвокат улыбнулся, загасив сигару. — Но сын пошёл по моим стопам. Я им очень горжусь! Сейчас он самый востребованный адвокат в стране. Вы, наверное, должны его знать. Доктор Элио Алвес. Слышали?       — Элио Алвес — ваш сын? — не скрыла удивления Фернанда.       Теперь до неё дошло, кого адвокат напоминал — сына. Общими чертами, глазами он походил на Элио Алвеса, но лет на двадцать старше.       — О, да! Я вижу, о моем сыне вы наслышаны. Странно, инспектор, что вы не знали, что он мой преемник в конторе «Брёкке и Ко…».       — У него фамилия другая, — ляпнула Фэр.       — Да, у него фамилия матери. Он амбициозен и не захотел нарабатывать клиентуру за мой счёт, даже название конторы изменил на «Алвес и Ко…». А относительно ваших подозрений, инспектор, я не верю, что Маркос Феррер — маньяк. Да, невзгоды людей меняют, но он жаждал свободы. Сомнительно, что он вновь пошёл бы в тюрьму.       Встреча с адвокатом и прояснила кое-что, и ещё больше Фернанду запутала. Итак, Маркос Феррер — убийца, но экс-адвокат говорит о нём положительно. Необычный человек этот Каспер Брёкке, надо покопаться в архивах на предмет его личности. Но если отсечь Маркоса и Амадо из круга подозреваемых, остаётся Иван-Конрад. И ревнивец с инъекцией, чью выходку скопировал Джерри.       Однако Амадо и Иван под описания свидетелей не подходили. Тос и Нанси утверждали, что маньяк невысок ростом. Амадо и Иван — двухметровые. А вот Маркос Феррер и тип со шприцем — неизвестно. Но убийцу ли видели Нанси и Тос?       Когда от размышлений Фернанду отвлёк телефон (это Маргарита хотела узнать, придёт ли сестра на ужин), на дисплее мигало время: 20:35. Пора домой. Глядишь, она переспит с информацией и сложит этот коварный пазл.       Но на улице Дефенса Фэр ждал сюрприз — у обочины стоял красный Феррари…