***
Когда они сидят в коридоре и ждут результаты анализов, Киришима спокойно втыкает в телефон, а вот Бакуго нервно ходит из угла в угол и, то и дело, тихо матерится. Эйджиро смотрит на него из-под опущенной на глаза челки и вздыхает. — Кацуки, сядь, пожалуйста. В глазах рябит уже. Тот фыркает, но спустя несколько минут все-таки опускается рядом с ним на стул. И как раз в этот момент из кабинета выходит врач, так что Бакуго снова подскакивает и летит к нему. — Ну? Говорите немедленно, что со мной! Врач, подняв глаза от бумаг, которые он держал в руках, смотрит на него. — Молодой человек, не нервничайте. Тем более, что в вашем положении это сейчас крайне вредно. — Че? — на лице Бакуго полнейшее охуевание. Он переводит взгляд на подошедшего к ним Киришиму и смотрит так, как будто просит у него объяснений. Но тот и сам мало что понимает. — Док, в каком смысле? Почему ему нельзя нервничать? Врач тяжело вздыхает и смотрит на обоих взглядом а-ля «ну что за идиоты?». — У вас будет ребенок. Бакуго смотрит на него застывшим взглядом красных глаз и молчит. Долго молчит. А потом неожиданно тихо произносит. — Это шутка? Вы стендапер? У вас талант. Мужчина в белом халате снова вздыхает. — У всех разные реакции на такую новость. И нет, я не шучу. Вы на четвертой неделе.***
Оказывается, пьянка с друзьями просто совпала с его токсикозом и вовсе не была виновата в нем. Но лучше бы блять так, чем узнать, что в двадцать лет ты уже залетел и теперь жизнь твоя кончена. Киришима сидит под дверью их комнаты, прислонившись к ней затылком и уже битый час пытается уверить Бакуго в том, что нет в этом ничего страшного и что все у них будет хорошо. Правда, доводы у Кацуки такие, что спорить с ним все равно, что со стеной. Упрямый баран гнет свое и ни в какую не хочет выходить из комнаты, где заперся сразу после того, как они вернулись домой и он обвинил Киришиму во всех смертных грехах. Но Эйджиро-то здесь причем? Последний их раз был поздно ночью, прямо в машине Киришимы, презервативов с собой у них не было, а Кацуки было насрать. Он был пьян, на щеках горел такой соблазнительный румянец, а грудь часто вздымалась под тканью футболки. Он в тот момент показался такому же подвыпившему Киришиме настолько доступным и готовым, что он, не долго думая, взял его на водительском сидении, даже не до конца раздев. Пожалуй, это был их самый жаркий секс за последние несколько недель и парни не жалели о нем. До этого момента. Теперь Бакуго орал и бесился, что убьет Киришиму, но перед этим кастрирует его. Как будто это не он вешался на него и терся своим возбужденным членом об его. Блять. — Кацуки, — устало тянет Эйджиро, снова пытаясь достучаться до парня. — Ну, выходи. Чего ты как маленький? Ничего ж страшного не произошло. Да, у нас будет ребенок, но это же круто, разве нет? Я буду с тобой и помогу абсолютно во всем. Я же люблю тебя. Кацуки. Несколько очень длинных минут ничего не происходит, и красноволосый решает, что все бесполезно, и уже собирается уйти, как вдруг дверь спальни с пинка открывается, да так, что его относит к противоположной стене. Потом крепкие руки вздергивают его за воротник рубашки и ставят на ноги, заставляя посмотреть в красные глаза напротив, которые вроде бы злые, а вроде и растерянные. — Кацуки… — Заткнись, Киришима! Придурок озабоченный, раз не приучил тебя никто с презервативами трахаться, значит ты будешь всю свою ебаную жизнь мне должен! Ты вытерпишь всю ту хрень, которую я буду творить, а я буду творить, чтобы тебе жизнь малиной не казалась. Ты будешь возле меня каждую ебучую секунду, и будешь делать все, что я тебе скажу, понял, сволочь?! Киришима смотрит на него долго, пристально, и с каждым словом Бакуго улыбка на его лице становится все шире. — Чего скалишься, ублюдок? — рычит ему в лицо Кацуки. Эйджиро не отвечает, просто притягивает парня к себе и целует в горячие губы. Бакуго с готовностью отвечает, как будто это и не он орал тут две секунды назад. Он всегда так быстро отходит. Киришима отстраняется и снова смотрит ему в глаза. — Конечно, родной, я буду с тобой. Мы вместе через все это пройдем, потому что это наш ребенок, — при этих словах он опускает руку на пока еще плоский живот Кацуки. — И потому что я люблю вас. Вас обоих. Бакуго пялится на него, бегает взглядом по его лицу, а потом едва заметно улыбается. — Тогда принеси мне яблоко в сахаре.