***
Если раньше Киришиму будили ор или пинки Бакуго, то сейчас парень проснулся от детского плача. Он еле как разлепляет глаза, которые сомкнул впервые за последние двое суток, наконец разбирает время на часах, 2:40, и, с кряхтением поднявшись, идет к кроватке, где спало их чудо. — Ну что такое, мой хороший?.. — он склоняется над кроваткой и аккуратно берет сына на руки. Тот кряхтит и дергает руками и ногами, заезжая маленьким кулачком ему по лицу. Киришима мило морщится и целует маленькую ручку, а потом идет к кровати. Бакуго тоже уже не спит, возится и сонно смотрит на него из-под одеяла. Эйджиро садится, удобнее устраивая сына на руках. Тот издает какой-то непонятный звук, а потом снова начинает хныкать. Сзади слышится шорох одеяла, а потом в плечо упирается острый подбородок Бакуго. — Икает? — Угу, — Эйджиро чуть покачивает ребенка, но тот никак не успокаивается. — Надо дать ему попить. Щас принесу. Бакуго уходит, а Киришима продолжает качать сынишку на руках, иногда поглаживая его по маленькой головке. — Изаму, ты же у нас воин, — тихо говорит Эйджиро, — поэтому ты справишься с этой противной икотой. Сейчас вот только папа придет, волшебной водички тебе принесет… Входя в комнату, Бакуго слышит эти слова и улыбается. Эйджиро так любит все… оволшебливать.***
Мидория со вздохом снова опускает камеру и садится на стул, подпирая голову рукой. Нет, с этими двумя просто невозможно рядом находиться. А они еще и расплодились. Рядом стоящий Тодороки тоже устало вздыхает и качает головой. Они тут уже чуть больше часа, а так и не сняли это «благополучное» семейство, которое, непонятно почему, решило именно их об этом попросить. Потому что у них и без того хватает друзей, которые, к тому же, более терпеливые и не такие уставшие, и уж точно не беременные. Изуку делает вид, что все хорошо, но сам то и дело потирает поясницу, устал. Шото подходит ближе и наклоняет его на себя, поглаживая мужа по кудрявым волосам. — Парни, — зовет Тодороки, наивно полагая, что у него выйдет перекричать этих двоих. Но те слишком увлечены друг другом. И вовсе не в том смысле, в каком вы могли подумать. Просто постоянно чем-то недовольный Бакуго каждый раз находил то, что ему не нравилось и все приходилось начинать сначала. Даже Изаму уже устал от своих родителей и сейчас спокойно сидел в сторонке, играя с ключами. Мидория перевел камеру на него, улыбаясь этому чуду. Вот уж с кем приятно иметь дело. — Кацуки, всего одна фотка, а ты готовишься к этому уже второй час, — на удивление спокойно произносит Киришима. Тодороки знает их с Бакуго уже не первый год, и до сих пор удивляется, как Эйджиро хватает нервов терпеть все высеры Бакуго. Наверное, именно поэтому они истинные. — Эйджиро, я хочу доказать своей старой карге, что я хороший отец. Хочу, чтоб она поняла, что из меня родитель получился лучше, чем из нее. Так что эта фотка должна быть просто… — Бакуго резко замолкает и его глаза становятся раза в два больше. — Где он? Киришима догоняет не сразу. — Кто? — Плод нашей любви, Киришима! Теперь пугается уже и Эйджиро, потому что там, где до этого сидел их малыш, сейчас было пусто. У новоиспеченных родителей, понятное дело, сразу началась паника и, скорее всего, если бы с ними в одной квартире не находилась чета Мидории, это все переросло бы в катастрофу. — Ребят, — зовет Изуку и, когда уже собравшиеся рявкнуть на него Киришимы, резко поворачиваются к нему, парень тыкает пальцем куда-то в сторону и многозначительно смотрит на родителей. А те охуевают с того, какие они оба тупицы. — Нда, — вздыхает Тодороки. — Лучшие родители.***
На часах 2:32, когда по квартире снова разносится тихий плач. Киришима просыпается сразу и уже собирается встать, но его останавливает рука Бакуго, вернувшая его в лежачее положение. — Лежи, я сам, — зевает Кацуки и, почесывая живот, встает и идет к кроватке. Эйджиро с улыбкой смотрит в спину своего омеги, который тихо что-то напевая, чуть покачивает Изаму. Иногда материнские инстинкты у Кацуки могли взыграть настольно сильно, что он даже мужа к сыну не подпускал и злобно скалился, если кто-то лез к нему в те моменты, когда малыш был у него на руках. Каминари как-то хотел к нему подойти, а Кацуки в этот момент кормил ребенка, и так гаркнул на бедного Денки, что тот еще несколько недель после этого к ним в гости не заходил. Да и вообще, в последнее время, единственным, кого более-менее Бакуго терпел в их квартире, был, как ни странно, Мидория. Но это, наверное, потому что Изуку тоже был беременным, на шестом месяце уже, и Бакуго, как омега, уже прошедший через этот ад, часто подсказывал ему что-то, а иногда даже подбадривал. Изуку от таких перемен в его характере, конечно, все еще был в шоке, но понимал, что это на парня так повлияло рождение ребенка и частенько благодарил Эйджиро за это. Все-таки они с Каччаном когда-то были друзьями и Мидория был рад, что дружбу эту удалось восстановить. Изаму вроде успокаивается и Бакуго идет вместе с ним на кровать. — Солнце, тут папа, — тепло говорит Кацуки, садясь на кровать и протягивая ребенка Киришиме. Тот улыбается, берет его на руки, а потом укладывает себе на грудь. Изаму вцепляется в его футболку маленькими пальчиками и почти мгновенно засыпает. Бакуго зевает и пристраивается рядом, закидывая на Эйджиро ногу. — Разбудишь, как он проснется, — просит парень и быстро проваливается в сон. Конечно, разбудит. Они ж работают посменно.