— Код KE1610 полностью функционирует и готов выполнять свои функции.
Бакуго воротит от этого металлического голоса без какого-либо намека на эмоции. Просто голос. Его вообще никаким не назовешь. Нет привычного оптимизма, радости, смеха, сарказма, иронии… Нет ничего. И от этого внутри разрастается просто настоящая черная дыра, которая с невероятной скоростью затягивает в себя все хорошее, что в нем было. Парень смотрит на… человека?.. Нет. Этот жестяной ящик с проводами нельзя назвать человеком. Да, похож. Но только если не знать, что перед тобой всего навсего уникальная модель андроида. Совершенное тело, искусственные кожный и волосяной покровы, поддельная реакция на внешние раздражители и натянутая улыбка с идеально-
нечеловечески ровным рядом острых зубов. Имитация тех же привычек, тех же движений, фраз, правда, сказанных теперь уже пусто и до дрожи холодно, да так, что хочется убежать подальше, спрятаться, исчезнуть, лишь бы только не видеть этих пустых равнодушных глаз с такой же темно-красной радужкой, сейчас ничего не выражающих.
Кацуки прочищает горло, но все равно хрипло спрашивает:
— Я могу его забрать?
— Разумеется, — незамедлительно отзывается профессор, мужчина средних лет, одетый во все черное. Правую половину его лица скрывает металлический протез, и Бакуго знать не хочет, что там у него на месте глаза осталось. — Он теперь Ваш. Я сделал все, как Вы и просили, и не стал закачивать в его память
те самые воспоминания, чтобы он не задавал лишних вопросов.
Кацуки кивает на это и черная дыра внутри расширяется еще больше. Пусто. И так пусто, что аж больно.
— Благодарю.
КЕ1610
живет у него уже два дня. И за это время Бакуго успел убедиться, что андроид действительно лучший в своем роде. Никаких вопросов. Никаких эмоций. Только голая поддельная вежливость и абсолютная слепая подчиненность. Пустой взгляд. Сухой голос. Скрежет железных суставов. Он упрямо не отзывается на имя и повторяет, что он КЕ1610, а человека с таким именем в его базе нет.
Нет.
Как нет?
Вот же он, стоит перед ним, смотря пугающим немигающим взглядом. Ярко-красные волосы непривычно прилачены и собраны в аккуратный хвостик. Одежда идеально выглажена. Грудная клетка неподвижна.
Черт.
Нет. Нет. Нетнетнетнет…
***
— Роботы крутые. И знаешь, если бы была такая возможность, я бы с удовольствием подверг кибернизации свое тело.
— С ума сбрендил, придурок! Для этого тебе надо сдохнуть!
— А, ну да… Но говорят же вроде, что если мозг не умер, то человеку можно сохранить жизнь.
— Угу. Только если ты гребаный миллионер. Не тупи, Киришима, это не про нас.
***
Сука, он даже не моргает. Что же это за совершенная модель, если он совсем не похож на человека? Кацуки хочет затолкать робота в машину, привезти обратно на фабрику и швырнуть его прямо в тупое ебало профессора, подсунувшего ему это. Да еще и сказавшего, что от оригинала его не отличить. Может тебе, старикану слепому, и не отличить, но разница видна даже тому, кто не в курсе последних событий.
Бакуго орет и зло бьет кулаками по металлическому корпусу, матерясь и давясь слезами, пока этот железный ублюдок смотрит на него
родными чужими глазами и молчит. Молчит, сука. Он просто молчит. Дыра внутри уже никогда не затянется, но зато с огромным удовольствием сейчас затянет все в себя. Бакуго чувствует, как туда, медленно кружась, по спирали, летят тупые шутки, звонкий голос, зовущий его по имени, всклокоченные крашеные волосы, острозубая улыбка, черный кофе по утрам, поцелуи в нос и бумажки с напоминаниями что-то сделать. Бакуго знает, что перед ним всего лишь кукла, принявшая родной облик, поэтому не скупится на выражения и смачно дает андроиду в челюсть, слыша следом хруст собственных костей. Или это сломалась его душа? Грудь давит, дышать становится очень тяжело, слезы глаза застилают, и тупой скрежет железных рук давит на черепную коробку, а искусственный кожный покров не дарит тепла и успокоения. В нем нет ничего.
В этом андроиде нет совершенно ничего от Киришимы Эйджиро.
От Киришимы Эйджиро, который погиб год назад.
