Они тушили огонь бензином

— через повешение. киришима выплевывает эти слова так просто, словно произносит что-то обыденное, мол, как дела, как погодка, как потрахался накануне вечером. он ничего при этом не чувствует и ни один мускул на его лице не дрогнул, когда парень, которому он вынес такой приговор, истошно завопил и стал молить о пощаде. киришима не хочет это слушать, теперь это головная боль палача, а ему надо отлить. лениво расчищая себе дорогу локтями, расталкивая безмозглых пьяных зевак, парень неторопливо идет сквозь толпу к лифту. тыкает на кнопку шестидесятого этажа, на крышу, сует руку в карман, проверяя наличие пачки сигарет, хмыкает, краем глаза замечая минету, снова зажавшего за углом какую-то девку. уебок озабоченный, лишь бы потрахаться, а дела за него кто делать будет? и так уже казнь чуть ли не самому осуществлять приходится, а ренегаты эти в последнее время совсем оборзели и справиться с ними все труднее. на каждую вылазку приходится брать охранников, да еще и патронами запасаться, а в итоге улов — парочка отступников, да сектанты херовы. лифт противно скрипит и, наконец, открывается. все в этом гнилом месте работает убого и медленно. и люди в том числе. киришима уже в лифт заходит, когда слышит какую-то возню со стороны главного входа и в последний момент двери придерживает, посмотреть хочет, кого там волокут так и почему этот кто-то так отчаянно сопротивляется. двое его парней почти что прут на себе сильно брыкающегося парня. тот рычит и дергается как в конвульсиях, сдохнуть им желает, но в какой-то момент в ребра получает и хрипит. голову закрывает черный капюшон толстовки и киришиме рассмотреть его не удается, но когда, видимо, боль от удара стихает, парень снова принимается вырываться и один из громил хватает его за голову, запрокидывая и капюшон сдирает. первое, что киришима подумал — вот это пиздец. выпученный, лишенный зрачка глаз, бугристая, больше напоминающая кору дерева, кожа, левая половина башки почти лысая, там лишь иногда проскакивают клочки светлых волос. заметив его, парни останавливаются и тот, что покрупнее, одной рукой пытается выудить из кармана паралитик. — босс, куда его? в камеру или сразу на гильотину? киришима смотрит задумчиво на парня, который замирает и так же пялится на него своим уродливым обожженным глазом, но киришима взгляда не отводит, хотя и хочется с этого зрелища блевануть. думает, что делать. интерес неожиданно оказывается выше желания и необходимости поскорее прикончить мятежника. — где вы его откопали? — да практически под нашими окнами. шнырял тут, понимаешь, скотина! — харкает лысый громила и на последних словах ударяет парня с обожженным лицом по хребту. тот хрипит, сгибается, но держится. — так куда его? — откуда такой красивый? — киришима спрашивает это уже непосредственно у парня, чуть склонившись к нему, чтобы быть на одном уровне. обезображенное лицо так близко, что видны все неровности кожи и то, что ресниц у парня нет. — и как зовут? в какой-то момент ему кажется, что парень сейчас смиренно представится и дело с концом, можно будет на виселицу, но тут происходит непредвиденное. резко подняв голову и одарив киришиму гордым взглядом уцелевшего глаза, парень смачно харкает ему в ебало. громилы сразу же на него набрасываются как сорвавшиеся с цепи собаки, колотят так, что мало не покажется. киришима медленно вытирает плевок рукавом куртки и отворачивается. — в камеру пока отведите. он уходит почти уже и тут вдруг один из парней его окликает: — босс, тут этот убогий вам сказать че-то хочет. киришима возвращается и выжидающе смотрит на пленника. тот вздергивает голову, гневно глядит ему в глаза и цедит сквозь зубы: — бакуго кацуки. парня уводят, а киришима так и остается в ступоре стоять посреди зала, а в голове у него как заевшая пластика повторяется «бакуго кацуки. бакуго кацуки. бакуго кацуки. бакуго. бакуго. бакуго…» вот же ж блять.