Ради общего блага

Лето промелькнуло, будто один день. Так часто случается – особенно когда выпадает счастливое время. А мы с Томми были по-настоящему счастливы. Радовались нечастым встречам наедине, перезванивались по вечерам, писали друг другу сообщения с какими-то мелочами и шутками, понятными лишь нам двоим. Вместе навещали Рут, делая вид, что ничего между нами не изменилось, что всё идет так же, как в Хейлшеме и Коттеджах. Мы не думали о прошлом и не заглядывали в будущее. Ничего не значило, кроме сиюминутных мгновений, которые хотелось остановить. Но реальность то и дело напоминала о себе. В августе состоялась третья выемка у Стива Б.. Выкарабкался он только чудом, но теперь большую часть времени спал. Четвертую выемку назначили на середину сентября, одновременно с пятой, и теперь уже не оставалось никаких сомнений, что он завершит. Элис и Джейку назначили первые выемки на одной и той же неделе, и я сбивалась с ног, постоянно ездила туда-сюда, в обеих клиниках говорила с хирургами, анестезиологами и медсестрами… Мне еще повезло, что, когда я уезжала в Линтон, Заганос наведывался к Элис. Ей это даже шло на пользу – она продолжала интересоваться красивыми прическами и косметикой, смотрела шоу по телевизору, если не болела голова. Когда в клинике есть какой-нибудь симпатичный парень, у девушек поднимается настроение, появляется какая-то маленькая цель. Наивно, смешно, но очень часто такой трюк срабатывает. Без этой помощи мне пришлось бы намного хуже. Я обрадовалась тому, что Заганос не затаил на меня обиду за то, что я когда-то ему наговорила… мы остались друзьями. Мне не составляло труда делиться с ним тем, где я бываю, что вижу и слышу. Даже наоборот, я сама ждала вроде бы незначительных разговоров о том, о сём. Только позже, когда я ждала своего подопечного донора из операционной и мысли у меня перескакивали с одного на другое – я так и не смогла преодолеть привычку вспоминать прошлое и раз за разом задумываться, почему кто-то поступил именно так – мне пришло в голову, что не просто так Заганос стремился знать всех и вся. Он не терял связи с другими помощниками, и даже заводил знакомства с младшими, которые только-только начинали работать. Последнее, естественно, просто для того, чтобы передавать опыт, не более. Другой смысл тех событий я осознала много позже. Но сейчас речь идет не об этом. В ту осень еще держалась теплая погода, но каждый раз, просыпаясь рано утром, я видела за окном своей спальни густой туман, и мне становилось до боли грустно. Из-за влаги и сырости донорам, особенно тем, чье здоровье нельзя назвать крепким, почти не разрешали выходить во двор, да и для самых здоровых прогулки сократили до минимума. Вот так и сужается наш мир. Элис поправлялась после выемки, но выходить пока могла только в холл, и, бывало, часами сидела на скамье у огромного, во всю стену, окна, и смотрела на листья, падающие с деревьев. - Мне скучно, Кэти, - жаловалась она. – Если бы не приходили ты и другие помощники, я бы уже зачахла от тоски. Почему ко мне только твои приятели наведываются? Томми со мной разговаривал, Клара заглядывала пару раз. А мои одноклассники по интернату ни весточки не прислали. - Многие из твоего потока еще работают? Может, они просто очень заняты… - мягко предположила я. - Когда я работала, я всегда находила время написать или позвонить, или хотя бы какую-то мелочь передать! – горестно воскликнула Элис. - Хочешь, я попробую узнать о твоих подругах? Она покачала головой. - Зачем? Наверное, смысла уже нет. Лучше расскажи мне о Хейлшеме… * Хейлшем. Воспоминания о школе не угасли со временем. И становились еще живее и ярче, когда я сталкивалась с помощниками помладше, которые совсем недавно проходили тот же путь, что я в свои двадцать. Бывало, за обедом в столовой новички рассказывали о своих годах учебы, о творческих занятиях и наставниках. Недавно я узнала, что мистер Роджер ушел на пенсию и уехал. Мисс Вероника вышла замуж и тоже уволилась. Теперь в Хейлшеме преподавали несколько новых опекунов, и это вызывало щемящее чувство потери: наша школа меняется, наше прошлое уходит. Уходим и мы сами. Сколько лет пройдет, когда из нашего потока не останется совсем никого? * Сентябрь подходил к концу. На четвертой выемке завершила Сьюзи Т.. Доктор Ференс долго отчитывал и помощников, и сестер – он рассчитывал, что Сьюзи всё-таки дотянет до пятой. Я даже не знаю, в чем была причина, странно всё-таки. Крепкая девушка, старожил клиники, на операцию шла спокойно. Но увы, такое в нашей практике бывает. После этого случая Стиву четвертую и пятую выемку произвели на несколько дней раньше запланированного. Заганос воспринял такую новость спокойно. Известие о том, что донор завершил, пришло вечером. Мы как раз сидели в сестринской, помогая медсестрам подготавливать перевязочный материал. Монотонное занятие погружало в состояние оцепенения, белизна марли будто стояла у меня перед глазами. Мы даже головы не подняли, когда в дверь постучали. Медсестра из операционного блока заглянула в кабинет и попросила Заганоса подойти к ней. Я понимала, что это значит. Но, когда Заганос вернулся, красивое лицо не выражало никаких эмоций. Неужели ему всё равно? Томми так расстраивается, когда его доноры завершают, или даже когда просто в клинике происходит какая-то неприятная ситуация. Мне так и хотелось выбрать момент, когда нас никто не может подслушать, и спросить Заганоса: «Как ты можешь так ко всем относиться? Что у тебя на уме?!». Вот только что-то мне подсказывало – ответ на этот вопрос я никогда не получу, и лучше даже не спрашивать. * Вскоре Заганос сдал отчет о проведенной работе и уехал. Какая-то очередная ВИП-клиника и врачи, сотрудничать с которыми было мечтой многих. В моей же жизни всё оставалось по-прежнему. Разве что… в Кингсвуд поступил новый интерн. Мистер Харли как-то сразу всем понравился. Внешне его красавчиком не назовешь, но его обаятельная улыбка способна растопить сердца самых суровых дам среднего возраста. Опытные хирурги его хвалили и уступали его просьбам о разрешении хотя бы присутствовать на сложных операциях. Медсестры охотно заговаривали с ним не только по работе. Ночная смена не возражала, чтобы его ставили в график с ними – а это уже знак того, что человека приняли как своего. Но что меня больше всего удивило – мистер Харли совершенно по-другому относился к помощникам. Я ни разу не слышала, чтобы он отчитал кого-то из наших при всех. Даже когда в Кингсвуд снова приехала Фатима Л. и что-то перепутала, помогая новому подопечному, интерн Харли позвал ее в свободную палату, поговорил с ней, вместе с ней пришел к донору… и ни словом не обмолвился об инциденте кому-либо из коллег. Никогда не забуду, с каким видом Фатима ходила после того разговора. Я увидела, она плакала в кладовой, закрыв лицо руками. Хрупкие плечи вздрагивали, вьющиеся непослушные коротко стриженные черные кудряшки растрепались еще больше. - Что случилось, Фатима? – спросила я. – Что-то с Кевином? Или тебя кто-то обидел? - Н-нет, - она снова всхлипнула. – Всё в порядке, просто… мистер Харли… он разговаривал со мной так… будто я человек! Ты понимаешь, Кэт? Я же не такой классный помощник, как ты и другие парни и девушки из Хейлшема… - Ты очень стараешься, - успокоила я ее. – И ты не думай, что мы, хейлшемские, чем-то особенные или чем-то лучше. Знаешь, одна моя подруга… она сейчас уже перешла в доноры… до сих пор жалуется, что эта работа ее временами бесила. Фатима зарыдала в голос. - Я сама знаю, что как помощник я ноль! Стив нравился мне, а я не могла сделать для него ничего полезного. А в Норфолке у меня был донор, так он даже на первую выемку шел в состоянии «возбужден», ко второй ему стало хуже, и на второй он завершил, и все сказали, что это только моя вина! Кэт, ты никогда не сможешь себе представить, как я хочу продержаться в помощниках еще года два-три, и как я боюсь, что мне пришлют извещение. - Но извещение не зависит от того, хороши мы или нет, - возразила я. – Я знала одного парня, растяпа и лентяй, каких мало, так он четырнадцать лет проработал. А были и замечательные помощники, которых быстро переводили в доноры. Девушка глубоко вздохнула. - Ох, Кэт, дело даже не в том. Представь себе, мистер Харли сказал мне, что не винит меня, что я не так уж серьезно ошиблась, и он согласен объяснять мне то, чему меня не учили в моем колледже. А еще… он спрашивал меня обо мне самой, просто так! С тобой такое бывало? Чтобы врачи просто о чем-то тебя спрашивали, не по работе. Ну там, нравилось ли тебе учиться, или были ли в твоем интернате занятия творчеством, или чем ты увлекаешься в свободное время… Я покачала головой. - Не помню такого. Просто люди снаружи спрашивали что-то такое, обыкновенное, пока не узнавали, что я помощник. - Вот! – воскликнула Фатима. – Я как подумаю об этом, хочу плакать и плакать. * Успокоив ее, я еще долго не могла забыть наш разговор. Я и сама замечала, что мистер Харли относился к нашим… как к равным себе, по-другому и не скажешь. И написала Заганосу об этом случае: раз его интересовали любые новости, такой необычной он точно обрадуется.