Ради общего блага

И в этой тьме душа моя Скорбит, подавлена тоской, И в сумрак тени роковой Любви и счастия звезда Не глянет — больше никогда!!. (с) Эдгар По «Ворон» В последнее время я старался подгадать свои поездки так, чтобы увидеться с Кэт наедине – где-нибудь в кафе на станции обслуживания или в торговом центре, желательно, подальше от клиники, где Рут наблюдалась теперь. Я мучился угрызениями совести, и все равно старался избежать встреч с ней. Вел себя, как самый последний трус. Но слишком уж меня задели слова о том, что Кэти может попросить об отсрочке не вместе со мной, а с кем-то другим. Когда Рут говорила со мной наедине, она еще не раз затрагивала эту тему, будто невзначай, вспоминая прежних парней Кэт. «Помнишь Хью О.? Старожил из Коттеджей, странный такой. У Кэт что-то с ним когда-то было, она сама мне тогда признавалась». «Ко мне забегала Джемма Ф., говорила, что Ленни сейчас в донорском центре в Уэльсе, поправляется после второй выемки. Помню, он так сох по Кэти. Мы с ней над ним смеялись… и, ты знаешь, вторая выемка – это очень серьезно, но вдруг Ленни попросит о возможности хотя бы год прожить с Кэт?». «Кэти возила меня в Илфорд. Мне стало лучше, и нам разрешили прокатиться и развеяться. Представь себе, мы видели Заганоса. Мы пошли в художественную галерею посмотреть на картины, и вдруг видим – он идет с какой-то доноршей под ручку. Настоящая мымра! И он так посмотрел на Кэт… они друг другу едва пару слов сказали, что-то о работе да о книгах, но как переглянулись! Видела бы Мадам, позволила бы им пожить вместе не то что три года, а все пять». «Недавно мы встретили Родни, он получил извещение на выемку. Конечно, я знаю, что Родни и Крисси долго были парой, но кажется, Кэт тоже была к нему не совсем равнодушна». Меня всё это бесило. Ну, знал я про прежних парней Кэт, у меня у самого в прошлом была не только Рут. Что из того? Иногда любовь и секс – вещи слишком разные. Я помню тот наш разговор с Кэт в амбаре… И вот Рут позвонила мне, и настойчиво попросила, чтобы я обязательно к ней приехал. «Мне до выемки осталась неделя. Томми, если мы не поговорим на этой неделе, мы можем не успеть. Это важно! И это не телефонный разговор». Я долго думал, что же такого она хочет мне сказать, но в последнее время я несколько ночей спал урывками, и не на квартире даже, а то в свободной палате, то в мотеле, то в хостеле, и ни одна дельная мысль не приходила в голову. Вообще, сама необходимость тащиться в Кингсвуд только из-за Рут – Кэти по какому-то делу вызвали в Барнстапл – вызывала у меня досаду. Но многие доноры на второй выемке или завершают, или уходят в себя, и я понимал, что если откажу, а что-то в этом роде случится, я никогда себе не прощу. Пришлось ехать. Мне показалось, что Рут неплохо себя чувствовала. Она сидела за столом и рисовала цветными карандашами пейзаж. Вид показался мне смутно знакомым. - Класс, - сказал я, сев рядом. – Кажется, эту старую церковь я помню. - Мы туда ездили вместе, помнишь? – Рут улыбнулась. – Но я сейчас не об этом. Томми, мне нужно кое-что тебе сказать. Прости меня за всё, что я вам с Кэт сделала и наговорила. Я смутился. - Да ладно… ты это… не бери в голову. Всё в порядке. Она вздохнула. Улыбка исчезла с лица – так в хмурый зимний день солнце только на миг показывается из-за туч. - Не надо притворяться, Томми. Я сама понимаю, как была неправа. Мне хотелось внимания, хотелось чувствовать себя особенной, и я из-за этого делала глупости. Если я завершу на второй – а мне кажется, так и будет… не теряй времени. Ты должен вместе с Кэти поехать к Мадам и попросить об отсрочке. - Но как мы ее найдем? Рут достала листок из кармана своей кофты. - Вот. Я достала адрес. Не скажу, что это было легко… мне не сразу удалось узнать. Томми, пожалуйста! Пока еще можно всё исправить. Вдруг вы получите извещения? Тогда уже ничего не будет. - Спасибо, Рут… - я взял листок и спрятал. Она пристально смотрела на меня. - Пообещай, Томми, что вы поедете. Обязательно. - Обязательно, - повторил я, обнял Рут и поцеловал ее в висок. Я уговаривал ее, что всё будет хорошо и что она поправится после второй, но где-то в глубине души чувствовал: она права. * Несколько дней я не находил в себе силы рассказать Кэт об этом разговоре. Но потом услышал, что Крисси уже перешла в категорию доноров и недавно у нее была первая выемка. Парни рассказывали, она себя чувствовала просто отвратительно, никакие обезболивающие не помогали. Шептались, помощник у нее – сволочь, каких мало, а клиника – еще хуже, чем Ривердейл. Я представил себе, как бы такое случилось со мной или Кэти. Нет, нам точно нужно ехать к Мадам… Но у меня всё не получалось начать разговор. То мы оба слишком спешили, то рядом с нами кто-то был. А потом Рут завершила. Никогда не смогу забыть, как в тот день я приехал в клинику – мне было по пути, и я подумал, что могу хоть на пару минут увидеться с Кэти. Она вышла из главного корпуса, привычной быстрой походкой, и только то, как она куталась в свою серую куртку, хоть во дворе было не так уж холодно, выдавало волнение. Уже не плакала, но, когда она подошла ближе, я заметил, что глаза у нее покраснели. - Кэт… как ты сегодня? – спросил я. - Рут больше нет, - сказала она и прижала ладонь к губам, будто сдерживая рыдания. Кэти села ко мне в машину. Мы молчали, держась за руки. Я зажмурился, будто перед прыжком в воду, и сказал: - Рут хотела, чтобы мы поехали к Мадам. Она нашла адрес и дала мне. - Правда? – плечи Кэти вздрогнули, и она заплакала. – Томми… я не знаю, стоит ли… Я поглаживал ее по плечам и спине, осторожно поцеловал в щеку. - Рут очень просила нас об этом. И… разве не этого мы хотели? Потом может быть поздно. Правда. Я и сам чувствую, что сейчас и есть подходящий момент. У меня есть работы, которые не стыдно показать. Кэти молчала. Я не мешал ей выплакаться и не настаивал на своем. Вскоре она вздохнула, вытерла слёзы и взглянула на листок с адресом. - Литтлхемптон… я не часто там бываю. Если ты не против, я раз-другой съезжу сама. Просто осмотрюсь в этих краях. - Хорошо, - согласился я. * Мы приняли решение, но до самого конца месяца не поднимали эту тему. Будто это вовсе и не касалось нас, и должно было произойти в каком-то параллельном мире, как секс в хейлшемские времена или чтение редких книг в Коттеджах. Впрочем, и времени у нас почти не было. У меня завершил один донор, и мне не дали прийти в себя, а сразу поручили другого, в клинике, которая находилась вдали от остальных моих маршрутов. Бывало, что спал я, где придется – в машине во время пробок, в кресле в палате подопечного на ночном дежурстве… мне казалось, что я с ума сойду с таким графиком! В начале апреля позвонила Кэти. У нее тоже голос был не очень – то ли она так устала, то ли из-за чего-то расстроилась. Тихо прошелестела в трубку: - Томми, мы можем увидеться в выходной? Поедем к Мадам… Я рассчитывал на то, что высплюсь, но при этой мысли сон как рукой сняло. Конечно же, конечно, мы должны отправиться в Литтлхемптон!.. * Когда наступил тот самый день, меня с самого утра одолевали сомнения. Не слишком ли мы спешим? И получится ли у нас доказать, что у нас всё по-настоящему, что мы любим друг друга? Сколько пар, наверное, приходят и заявляют, вот у них есть чувства… Рисунки были у меня подготовлены заранее, но в последние полчаса я пересмотрел их еще раз и поменял несколько штук на более новые, которые казались мне красивее. Но все равно спокойнее мне не становилось. Мы выехали на машине Кэт. Она водит более уверенно, чем я – я более-менее научился и привык за эти годы, но по сравнению с ней все равно тащусь, как черепаха. К тому же если бы я сел сегодня за руль, у меня так дрожали бы руки… такими темпами недолго и в кювет съехать или в столб врезаться. Ехать пришлось долго… или, может, мне так казалось от того, что я сильно устал – но в пути я успел пару раз задремать и проснуться, и раза два мы останавливались на станциях обслуживания. Кэт даже маленькую порцию мороженого себе взяла. А мне как-то кусок в горло не лез. Впрочем, когда мы прибыли, я немного отвлекся. Набережная в Литтлхэмптоне – просто потрясающее зрелище. Эти разноцветные дома совсем недалеко от воды, светлый песок, темно-синие воды, такие глубокие, безмятежные… ряды кораблей, на которые хочется смотреть и смотреть, мечтая о далеких странах. Вот бы мы с Кэт когда-нибудь жили здесь. Работали бы в магазине сувениров, ходили бы на обед в какое-нибудь маленькое кафе, с террасы которого видно море. - Тут уже недалеко, - сказала Кэт, сворачивая на одну из узких улочек. – Оставим машину на парковке и чуть-чуть пройдемся пешком. Это напоминало какие-то приключения шпионов: оставить машину на парковке, пробираться по узкой улице, пытаясь выглядеть как обычная пара, занятая своими делами. Кажется, я даже о чем-то шутил, и Кэт смеялась, хотя не думаю, что ей было так уж смешно. Юморист из меня еще худший, чем творец. Невысокая стройная женщина в элегантном черном пальто и черной шляпке приблизилась к ограде одного из белых домиков. - Вот она… - прошептала мне Кэти и позвала ее. Мадам обернулась. Я узнал ее, за эти годы она почти не изменилась. Даже взгляд был тот же – как будто она боялась таких, как мы. Боялась, или презирала… - Простите, мы не хотели испугать вас, мадам. Мы приехали просто поговорить с вами, конечно, если вы позволите. Я Кэти Ш., из Хейлшема, со мной Томми Д. – может быть, вы помните нас. - Из Хейлшема, - повторила она, внимательно глядя на нас. – Что же, пойдемте. Мы последовали за ней в дом. В холле темнокожий слуга принял у нас куртки и пальто у мадам, и повесил в шкаф. Мадам провела нас в гостиную на первом этаже. На белых стенах уютной комнаты, обставленной мебелью «под старину», будто с иллюстраций в книгах, висели несколько картин, и на одной из них даже был изображен Хейлшем. - Работа Кэти… - не удержавшись, прошептал я. - Да, вы правы, я вас помню, - с ноткой горечи сказала Мадам. – Садитесь. Мне интересно, почему вы решили приехать ко мне и что вы хотели бы мне сказать. Она указала нам на диванчик у большого стола из темного дерева, а сама расположилась в кресле напротив. Я, с трудом справляясь с застежками, достал из сумки тетради со своими рисунками. - Вот. Я знаю, вы не брали моих работ в Галерею, и я сам в этом виноват. Но с тех пор я много работал, я пытался совершенствоваться,… в общем,… я привез вам свои рисунки из Коттеджей, и еще несколько недавних. Может быть, вы оцените прогресс… Мадам слегка приподняла брови в удивлении. Кэти слегка сжала мою ладонь и заговорила, более уверенно и продуманно: - Мы приехали к вам просить об отсрочке. Мы из Хейлшема, и мы любим друг друга. Говорят, если парень и девушка из Хейлшема любят друг друга, им могут позволить провести несколько лет вместе. Пожить так, как живут обычные люди. - Вы не первые, - ровным тоном ответила Мадам. – Что бы ни делали наставники и служащие Центрального управления, этот слух живет. Я сама видела уже с десяток пар, которые приезжали ко мне и говорили, что по-настоящему любят друг друга. Некоторые пары приезжали в школу, кто-то писал письма. Вынуждена вас разочаровать. Это просто слух. - Никакой отсрочки нет?! – потрясенно воскликнул я. Она кивнула. - Увы. Ни для кого, ни под каким предлогом, отсрочки не существует. Я сжал кулаки так сильно, что ногти впивались в кожу, и в ярости выкрикнул: - Тогда для чего нас воспитывали, как людей?! Для чего нас учили творить и ценить искусство?! Для чего была Галерея, если, в конечном счете, это ничего не значит?.. Я думал, наши работы должны помочь выявить, какие у нас души! - Томми… - прошептала Кэти, успокаивая меня. – Томми, прошу тебя… Мадам опустила голову. - Но разве воспитанники Хейлшема так мало получили? Достойное образование и воспитание, даже не все дети в обычном мире получают такое. Вы стали развитыми личностями, хорошо осознающими свой долг. Что же касается Галереи… такие интернаты, как Хейлшем, Гленморан-Хауз и Сондерз-траст, возникли для того, чтобы исследовать вопрос, кто такие клоны, есть ли у них собственное сознание. Ваши работы выявляют не то, какие у вас души – они должны показать, есть ли у вас душа. - Есть ли у нас душа… - задумчиво повторила Кэти. В тот день, поглощенный своим отчаянием, я не обратил внимания на то, что она сказала. Но позже, вспоминая нашу поездку к Мадам, я понял, что тогда впервые увидел совершенно незнакомую мне Кэт. Мы так надеялись на отсрочку, и мне казалось, Кэти, при всей ее сдержанности, тоже не выдержит груза сегодняшнего шокирующего известия. Нет, вряд ли ее слова были проявлением обычного самообладания. Впрочем, не об этом я сейчас хотел сказать. - Я помню вас. Кэти, очень талантливая девочка… - Мадам вздохнула. – И ты, Томми, такой вспыльчивый, порывистый, но с добрым сердцем. Мне жаль, но я ничем не могу вам помочь. Никогда. Никогда ничего уже не будет.