Ради общего блага

Не нужно ждать, пока Боги ответят на ваши молитвы – дело вообще не в Богах, а в вас самих. Учитесь сами отвечать на свои молитвы. (с) Игра престолов Среди доноров в лондонских клиниках только и было разговоров, что о том, как Махмуд Т. завершил на первой выемке. Как шептались по углам, из него извлекли всё, что возможно, за одну операцию. Парня знали многие помощники и доноры, и многие о нем горевали. Уж не знаю, откуда брались жуткие слухи, от которых мурашки шли по коже, но среди наших рождалась новая легенда, которую, наверное, будут передавать из уст в уста новые поколения. Я сама ходила будто в трансе с того самого дня, когда была назначена операция и когда Заганос сказал мне о своем собственном извещении. Всё происходило слишком быстро, неотвратимо быстро. Иногда мне казалось, что Томми был прав, предчувствуя трудные времена. Дней через пять меня вызвали в Центральное управление к моему куратору. Я увидела Томми в холле и подошла к нему. - Тебя тоже вызывают? – с беспокойством спросила я. «Только бы не извещение. Только бы не извещение…» - билось у меня в сознании. - Ничего страшного, просто мне поручат нового донора здесь, в Лондоне, - он смущенно улыбнулся. – Знаешь, миссис Пайн говорит, что в последнее время я стал лучше работать. Но это скорее твоя заслуга, что ты переслала мне те записи. - Ты недооцениваешь себя, Томми, - я улыбнулась. – Ну, раз теперь мы будем чаще пересекаться, приезжай ко мне вечером или на выходных. Он вздохнул. - Будем надеяться, что получится. Всё равно я еще побаиваюсь, что ты возьмешься за слишком трудное дело. У тебя и так вид уставший. Ты ведь почти не спишь, я прав? Я опустила взгляд. - До сих пор не могу не думать про Махмуда. Он и года после Хейлшема не прожил… жаль его. На табло мелькнули цифры, обозначающие время до конца текущего приема у кураторов. В очереди к миссис Пайн оставался всего один помощник помимо Томми. - Жаль, Кэт… ох, смотри, мне уже пора. Созвонимся. Мы на миг обнялись и поспешили каждый к своему куратору. * Заганос получил извещение и в течение пяти дней должен был оставить съемную квартиру, передать транспортное средство в общий фонд и прибыть во Второй Королевский госпиталь. Его куратором назначили доктора Мерсера. Эта новость меня настораживала: во Втором когда-то работала Дженнифер, и она говорила, что к нашим там относятся хуже, чем к скоту на убой, а кое-кто из врачей продает на сторону лекарства строгого учета, предназначенные для доноров, но пока это не доказано, да и никого не волнует, получаем ли мы обезболивающие. Оформив необходимые бумаги, я поехала к Заганосу. Он как раз собирал чемодан – когда я следом за ним зашла в комнату, то увидела разложенные в две стопки вещи, видимо, те, которые он собирался взять и те, которые планировал отдать кому-то. - Ну что, Кэти, всё в силе? – удивительно, как он еще находил в себе силы говорить так спокойно. - Сегодня мне выдали пропуск помощника в отделение, - так же почти беззаботно ответила я. - Значит, ты в курсе, что меня передают Мерсеру, - Заганос сел на диван, и я устроилась рядом. – Это полная засада. Тот еще тип. Как хирург он посредственность, зато умеет лизать политикам задницы… прости за выражение, но тут по-другому и не скажешь. - Я тоже слышала о нем пару-тройку нехороших историй, - осторожно сказала я. - Поэтому… - Заганос вздохнул и помолчал, не сразу решаясь откровенно говорить, даже несмотря на то, как мы были близки. – Я хочу сразу отдать тебе самые ценные для меня вещи. Чтобы там, в клинике, никто чужой их даже не видел. С собой заберу только то, что показывать не жалко. Бумагу, карандаши, всякую мелочь в этом роде. Мои записи по медицине тоже оставишь себе, сделай копию для Томми, это ему пригодится. Может, если он станет таким помощником, как я когда-то, его дольше оставят в этом статусе. Возьмешь мою Коллекцию… Он поднялся, достал из шкафа сундучок, такой до боли знакомый на вид, и поставил на журнальный столик рядом с нами. Я потянулась рукой – у меня был точно такой же сундучок, только с чуть меньшим замком – но отдернула пальцы, вспомнив, что это не моя Коллекция. - Ну что ты, Кэт, можешь посмотреть, - Заганос протянул мне ключ. – Теперь всё это твое. У меня слёзы текли по щекам, когда я видела такие знакомые вещи, многие из которых были и у меня, но я лишилась большей части своих дорогих сердцу мелочей, в спешке уехав из Коттеджей, подальше от Томми и Рут. Пара жетонов с ярмарки. Блокнот со стихами Кристины С.. Календарь Патриции – ох, я уже потеряла надежду, что еще когда-нибудь такой увижу и снова перелистаю страницы с портретами одноклассников и наставников. Открытка с каким-то восточным пейзажем – я смутно помнила, такие привозили в Хейлшем. Намного больше здесь было вещей, которые у меня никаких ассоциаций или воспоминаний не вызывали, но спросить о них я боялась. Только прядь золотистых волос я осмелилась взять в руки и спросила: - Может, это ты оставишь при себе? Это же память… Заганос прикусил губу. - Нет. Я не хочу, чтобы кто-либо знал, что и у меня есть слабые места. И еще одно, Кэт. Заберешь себе мой мобильник и ноутбук. Я их покупал за свою зарплату помощника, и они не входят в список вещей, которые я должен отдать. Кое-что еще я расскажу тебе на днях, но не здесь. Заедем в один отель за городом, там останавливаются в основном влюбленные парочки, никому ни до кого нет дела… - Но тебе даже донорство крови еще не ставили в график! – воскликнула я. – А ты распоряжаешься так, будто тебе до четвертой недалеко. - Я не доверяю никому, Кэт. Кроме тебя. Я не терял тебя из виду, даже когда мы не пересекались,… другие наши рассказывали мне о тебе, фактически, из этой мозаики я собрал неплохую картину. Своих ты не оставишь до самого конца. Даже таких своих, как Рут. Я вздохнула. - Выходит, ты и правда что-то задумал. - Шш, Кэти. Со временем ты всё поймешь. Я паковала вещи, которые мне предстояло забрать на свою квартиру, и чувствовала, что ладони у меня становятся мокрыми, а в животе будто ворочается ледяной ком. Кажется, я и правда ввязываюсь в рискованную историю, и ведь если дала слово, то пойду до конца. Но Томми ничего не должен знать! Какой бы секрет я ни узнала, я не должна подвергать его опасности… * На следующий день я повезла Заганоса якобы на прогулку и за покупками. Мысль о том, что это его последние дни относительной свободы, вызывала у меня горечь. Он сам держался с тем же холодно-отстраненным видом, что и обычно, но уже успел сменить элегантный костюм на невыразительно-серые тряпки из магазина подержанных вещей, вроде тех, в которых обычно ходят парни из наших. «Надо привыкать», - сказал он. – «Этот Мерсер терпеть не может, когда наши ведут себя, как обычные люди». Мы остановились в дешевом мотеле, за наличные деньги сняли номер – у нас даже документы не спросили – закрылись в комнате и, полуодетые, улеглись на кровати. Обняв меня, Заганос шептал мне на ухо: - Мерсер, судя по тому, что я о нем знаю, сволочь еще та. Один мой неосторожный поступок, и накроется всё. Поэтому моим связным будешь ты… если согласишься, конечно… я понимаю, ты можешь мне отказать, но лучше я рискну… Слушая его, я прижималась к нему сильнее. Всё мое тело пробирала дрожь. Выходит, Заганос – двойник самого министра здравоохранения и намерен выдать себя за «хорошо прошитый» оригинал… выходит, Махмуд Т. на самом деле не завершил… Я замерла, оцепенев. И тут в сознании будто вспыхнула ослепительно яркая вспышка. ТОММИ. Если этот план воплотится в жизнь и Заганос под видом министра отменит нынешнюю систему донорства, Томми выживет! Томми не станет донором, мы сможем жить вместе всегда, не бояться выемок, не бояться потерять друг друга… жить, как обычные люди… - Я сделаю всё, что ты хочешь… - выдохнула я. Он усмехнулся. - Ради Томми, так ведь?.. ты изменилась с тех пор, как вы снова стали парой. Ради любви мы готовы пойти на что угодно. Я помню маленькую робкую Кэт в тени подружки,… помню, как ты смотрела только в прошлое. Сейчас ты другая… может, когда-нибудь мы встретимся снова, уже как люди, и я тебе скажу – «рад видеть вас, леди Кейтилин»… Я молчала. Больше всего я боялась, что потеряю и его, и Томми. * Второй Королевский госпиталь производил угнетающее впечатление. Серая громадина старой постройки больше напоминала тюрьму, а не клинику. Именно в старом корпусе располагались помещения для доноров и помощников. Длинные узкие коридоры вызывали в памяти иллюстрации с катакомбами древних времен. Пожалуй, над входом в отделение надпись «Оставь надежду, всяк сюда входящий» смотрелась бы как нельзя более уместно. Новый корпус был виден из окон на первом этаже, но на приемном покое нас сразу предупредили, что лучше нам держаться подальше от новых построек и не попадаться на глаза персоналу оттуда, а пациентам – тем более. Заганос ничем не выдавал волнения или отвращения, когда шел по этим коридорам, похожим на лабиринты, и говорил с медсестрами, которые презрительно поджимали губы и каждым словом, каждым намеком напоминали ему, что он для них не человек. Мне было до боли обидно за него, за нас обоих… если бы даже у меня раньше оставались какие-либо сомнения в том, стоило ли ему идти на риск и стоило ли мне его поддерживать, после пребывания во Втором Королевском я бы отбросила все подобные мысли. Медсестра привела нас к двери, покрашенной в серый цвет, с криво прибитым номером «8», и сказала: - Вот твоя палата, парень. Запомни сразу же: после восьми вечера свет должен быть выключен, с этого часа никаких книжек, кроссвордов и прочей ерунды. В шесть утра подъем. Никаких романсов с помощницей – я знаю, у такой публики, как вы, это принято, но я у себя на дежурстве беспорядка не потерплю. - Как скажете, - Заганос покорно склонил голову. Конечно, я понимала, что он играет роль… но мне уже хотелось, чтобы кто-нибудь побыстрее спас нас из этого ада. Палата чем-то напоминала комнату Грегора Замзы из «Перевоплощения». Теснота, серость, узкая койка, фото какой-то дамы в шляпе, вырезанное из журнала и криво прилепленное на стену. Из окна открывался вид на серое и убогое здание – нетрудно было представить, что это может быть сумасшедший дом. - Райские хоромы, - со знакомой мне ехидной интонацией произнес Заганос. – Пожил бы мой куратор сам в таких. С врачом мы увиделись на следующий день. Тучный и приземистый, с седыми слегка вьющимися волосами, как у ученых со старинных портретов, доктор Мерсер улыбался во все тридцать два и говорил плавно и льстиво, но его тоненький смех – «хе-хе-хе» - казался мне невероятно противным. - Вы должны понимать, что для вас честь оказаться в моей клинике, хе-хе. Самые лучшие условия во всей Британии. Но, конечно же, от вас я требую скромности и прилежного исполнения своего долга. Если бы вы только понимали, кому служите! – он взглянул вверх, будто молясь высшим силам. В отличие от помещений для доноров, в кабинете Мерсера царил шик и блеск согласно последнего слова моды. Казалось, каждая вещь здесь должна была вопить любому непосвященному: хозяин успешен, богат и пользуется доверием сильных мира сего. Но, слушая долгие слащавые речи ни о чем, я думала только об одном: спасения… спасения!.. В тот же вечер я написала мистеру Райтхену, сообщила, что отныне связным буду я и описала условия, в которых оказался Заганос. Не забыла я и о слухах, которые ходили среди наших: что доктор Мерсер экономит на донорах и сбывает препараты строгого учета на сторону. Вскоре пришел ответ: «Эти слухи могут быть оправданы. Постарайтесь узнать всё, что можете. Я подкопаюсь со своей стороны».