Ради общего блага

Утром мне позвонила секретарь моей пресс-службы и спросила, могу ли я ее принять по неотложному делу. Еще никогда я не замечал, чтобы миссис Баррет говорила так взволнованно. Что могло произойти? Я назначил встречу. Миссис Баррет зашла в мой кабинет, как всегда, безукоризненно одетая – в этот раз на ней был новый серо-голубой костюм по последней моде. Очень идет к ее пепельно-русым волосам и серым глазам. - Доброе утро, миссис Баррет. Садитесь. Слушаю вас. Она села в кресло напротив моего стола и протянула мне папку с сегодняшними газетами. - Вы еще не читали новые выпуски «Сан» и «Дейли мейл» и «Новостей мира» (1)? В них опубликовали скандальные статьи о вас, мистер Уэсли. К тому же, подозреваю, фотографии в них – подделка. Я начал просматривать яркие страницы с крупными фотографиями. Да статьи обо мне попали на первые страницы таблоидов! И что хуже всего, какой-то папарацци изловчился сфотографировать меня с Махмудом. На фото было то, что мы вместе приезжаем и уезжаем, и то, как мы стоим на балконе, обнявшись. Теперь ни у кого не останется сомнений, какие отношения нас связывают. Горло будто удавкой сдавило. Я закашлялся. Твою ж налево. Ладно, я переживу. Не переизберут на должность министра – ну и пусть, я уже сделал то, что хотел, возврата к прошлому не будет. Выйду в отставку, разведусь с Изабеллой. Денег на жизнь мне хватит. А вот как мать с отцом это воспримут? У отца в последнее время сердце пошаливает, и на прогулки он всё реже выходит, хотя раньше любил пройтись где-нибудь пешком, и слабость какая-то его одолевает. Мать тоже расстроится, она годами надеялась, что мы с женой подарим ей внуков, а я, естественно, скрывал, какая у меня на самом деле «семейная жизнь». А Махмуд? Эти стервятники в него вцепятся! Снова встряхнут ту историю с аварией, вытащат на свет божий все грешки Мехмета Бали… а всё я виноват, я хотел, чтобы мой любимый жил, но вместе с жизнью повесил на него груз тех мерзостей, что натворил его оригинал. - Вам нехорошо? – обеспокоенно спросила миссис Баррет. – Воды? Лекарство? - Н-не волнуйтесь, я сам, - я поднялся, подошел к шкафу, где стояла бутылка с вишневым соком, и налил себе стакан. Сделал глоток. Стало немного легче. Я снова сел за стол. - Мы можем подать на авторов публикаций и на фотографа в суд, - продолжила она. – Подделка фотографий, ложные сведения,… если нанять хорошего адвоката, можно выбить солидную компенсацию. Я сцепил ладони в замок, сжимая пальцы до боли. - Всё намного хуже, миссис Баррет. Дело в том, что эти фотографии – не подделка. Я действительно был в том отеле. Я встречался там с мужчиной. Широко раскрытые глаза выдавали, насколько она поражена. Но я не видел иного выхода, кроме как сказать правду. Притом, Элен Баррет пришла в ведомство уже после реформы, ее назначал я, лично выбрав из десятка лучших кандидатур, и ей я мог доверять если не во всем, то по большей части. Посмотрим, как она справится. Ухмыльнувшись, я добавил: - Притом, молодой человек, с которым я встречаюсь – Махмуд Тугрил. Вам это имя что-то говорит? - Н-не особо, - призналась миссис Барретт. – Если я не ошибаюсь, он был в списках приглашенных на благотворительные аукционы. Художник? - Да. Так вот, ныне он живет под девичьей фамилией матери. Раньше он был известен как Мехмет Бали. - Сын банкира Касима Бали, - миссис Баррет тут же вспомнила. – Скандалы в клубах, история с интимными фото дочери мистера Гарлоу, владельца фабрики «Гарлоу энд Ко», нападение парней из «золотой молодежи» на школьницу, авария в Бэконсфилде. Потом он как-то внезапно исчез, ходили слухи, что он то ли потерял память, то ли живет под другой фамилией, то ли ушел в католический монастырь. Мистер Уэсли, разрешите задать вам личный вопрос? Я кивнул. - Слушаю вас. - Этот Бали-младший для вас просто мимолетное увлечение? У вас ведь замечательная супруга… Я задумчиво посмотрел на нее. - В том и дело, что у меня с ним всё серьезно. И… я понимаю, что теперь хочу от вас невозможного… но мы с вами должны постараться, чтобы эта история затронула Махмуда как можно меньше. Миссис Баррет задумчиво провела указательным пальцем по подбородку, нахмурила брови, сосредоточенно размышляя. - Трудно сказать. Желтая пресса в любом случае доберется до прошлого вашего партнера. Разве что, его семья согласится заплатить… - Это исключено, - перебил ее я. – Касим Бали не заплатит. Он и так принял на себя основной удар в том деле с аварией, все потоки грязи вылились на него, и его отношения с сыном расстроились окончательно. Но я готов заплатить, любые деньги, только бы эти шакалы отстали от Махмуда. - Допустим. И вам придется решить, что делать вам. Со времени легализации однополых браков прошло немало лет, ваш партнер совершеннолетний, проблемы с законом вам, к счастью, не грозят. Другое дело, что вы полагались в основном на поддержку консервативных партий и консервативной части избирателей… хотя… я помню, вы говорили, что одобрили проект доктора Сехира по созданию уникальных детей в лабораториях? - Да. Экспериментальные группы детей показывают достаточно хорошие результаты, еще год или два – и эту технологию можно представлять населению. Уйду ли я в отставку или останусь, это осуществится и без меня, - я пожал плечами. - Но это и есть ваш шанс! – воскликнула миссис Баррет. – Если вы хотите остаться, вы можете пропиарить эту разработку доктора Сехира и заявить о поддержке ЛГБТ-сообщества. Нетрадиционная семья, по сути, тоже семья. И такие пары обрадуются возможности вырастить ребенка, являющегося родным им обоим, а не кому-то одному. А ведь это идея! Семейные ценности – то, о чем вещал мой оригинал и о чем продолжал, следуя проторенному пути, говорить я. Шанс для любой бесплодной пары стать родителями. Поддержка нетрадиционных семей… да, со времени легализации прошло уже немало лет, но Британия, в отличие от европейских стран – страна консерваторов, у нас мнения не меняются, будто капризы моды. - Значит, камин-аут и свадьба, - я улыбнулся, сдерживая порыв рассмеяться, как в тот день, когда узнал, что оригинал Махмуда попал в аварию. – Я так легко не сдамся. Я не сдамся. И я не позволю, чтобы кто-то посмел тронуть Махмуда. Никогда. Ни за что. * Весь день мне не было покоя от звонков. Представители пресс-служб других министерств и журналисты спрашивали только об одном: правдивы ли публикации и что я намерен делать. Я согласовывал даты выступлений, но это беспокоило меня не так, как то, что сейчас чувствуют родители и Махмуд. В первую очередь я должен уберечь их… Поэтому я не стал задерживаться в ведомстве и, как только представилась возможность, выехал навестить мать и отца. Когда я зашел в гостиную, увидел, что на столе лежит свежий номер «Сан» - мама всегда любила почитать о скандальных браках и разводах знаменитостей. Вот только каково ей видеть героем подобных новостей собственного сына? К счастью, я застал отца за его привычным в этот час занятием – он листал журнал о гонках. Хороший знак: вряд ли бы новости из мира «Формулы-1» так привлекали бы его внимание, если бы новость его подкосила. Мама сидела в кресле и вязала крючком. Хотя, судя по тому, что она как раз собиралась распустить рукоделие, что-то у нее не получилось, и, вероятно, от волнения. Она поднялась, подошла ко мне, обняла и поцеловала в щеку. - Рада тебя видеть, Лейт. Ты сегодня рановато, дорогой. - Решил навестить вас с папой, - ответил я, глянул на газету, лежащую на столе, и спросил: - Надеюсь, вас не сильно расстроило то, что обо мне написали? - Они просто с ума сходят от зависти, все эти прохвосты и бездельники! – хмыкнул отец, отвлекшись от новостей большого спорта. – Ты осуществил такую успешную реформу, медицина просто процветает, в последние несколько лет ты поддержал ученых, которые прославили Британию на весь мир. Конечно, не всем по нраву твои успехи, вот и нашлись люди, которые хотят сместить тебя с должности. Я устало опустился в кресло рядом с креслом матери. - Ну, вряд ли меня заставят уйти из-за ориентации. Мы, слава Богу, не во времена Оскара Уайльда живем. Другое дело, что… - я виновато опустил взгляд. – Папа, прости меня… Мама отложила вязание в сторону и подвинулась на самый край кресла в нетерпении, похожая на птицу, готовую вот-вот вспорхнуть с ветки. - Лейт… ты хочешь сказать нам, что эти фото не подделка?.. - Именно так. Я действительно встречался с этим парнем. И я его люблю. Если придется выбирать, репутация и власть или он, я выберу его, - решительно ответил я. - Ох, Лейт… - по щеке матери покатилась слезинка. – Я уже и не думала, что когда-нибудь услышу, что… что ты кого-то любишь! - Мама… Она покачала головой. - Ты же годами притворялся, что мы с отцом для тебя хоть что-то значим, а всё из-за журналистов, из-за имиджа. Ты только в последние годы стал другим,… признайся, ты ложился в клинику не просто для поддержки здоровья и обновления внешности? Скажи, у тебя подозревали рак, и ты не хотел никому об этом говорить? - Почему ты так решила, мам? – я вздрогнул. Нет, они не должны узнать о подмене, не сейчас, через столько лет. - Раньше тебе было плевать на людей, - с горечью ответил отец вместо нее. – Я тебя воспитывал не таким. И вдруг ты возвращаешься из Гринвича и начинаешь о нас заботиться, по-настоящему, а не на публику. Если бы до Гринвича о тебе прошел какой-нибудь слух вроде сегодняшнего, ты бы спешил на встречу с журналистами и ведущими политических шоу, а не выяснял бы, как себя чувствуем мы. О нет. Только не это. Да, я прекрасно помнил, что настоящий Лейтон Уэсли выбрал карьеру в политике, несмотря на то, что отец мечтал видеть его врачом или военным. И помнил: они не всегда понимали друг друга. Но я не мог, подобно своему оригиналу, играть в сыновнюю любовь на публику и донимать старика колкостями, когда никто этого не видит и не слышит. Неужели это сыграет против меня? - Ну, кое-какие проблемы со здоровьем у меня были, но оказалось, все не так серьезно. Доктор Мерсер обманывал меня, надеясь получить побольше денег, - я сделал вид, что раскаиваюсь в невинной и вполне объяснимой лжи. – Но правда, за то время, что я ждал результатов обследования и подозревал самое худшее, я о многом подумал и многое осмыслил. Когда… когда я понял, как внезапно можно лишиться жизни, я задумался, стоят ли самые выгодные сделки того, чтобы жить без любви. Хотя тогда… я не ждал, что так сильно полюблю мужчину. Мне и в голову такое не приходило! А потом я познакомился с Махмудом на благотворительном аукционе… и мы оба пропали. - Никогда не понимал, как мужчина может любить мужчину! – сердито сказал отец, сминая попавшиеся под руку листы из какой-то старой спортивной газеты. – Лейтон, тебе же давно не восемнадцать. У тебя жена, которая уживается с тобой, хоть у тебя и характер не сахар. О ней ты подумал?! Что люди скажут, когда узнают, что ты бросил ее из-за юного прохвоста? Да над ней будет смеяться полстраны! - Фред! – воскликнула мама. – Любовь не выбирает. Вспомни, твои родители тоже считали, что я тебе не пара, что раз мой отец покончил с собой, жениться на такой девушке – стыд и позор. Но ты же ни разу не пожалел… - То другое. Натали, подумай сама, Лейт старше этого мальчишки на хороших двадцать лет, что у них может быть общего? Острые ощущения? Так это пройдет, а дрова, которые они наломают, потому что… я даже не знаю, как это назвать… останутся! А то, что у этого юнца какие-то проблемы, на что там намекают в газетах… нет, конечно, мы с тобой падать в обморок не будем, у взрослого мужчины должна быть голова на плечах и решать, в конце концов, ему… Я вздохнул. У меня будто с гора с плеч упала. Конечно, родители не в восторге, но хотя бы не хватаются за сердце. А ворчание и сомнения как-то можно пережить. - Мало ли что в газетах напишут! – уверенно возразил я. – Как они мыли мне кости, когда я лежал в клинике. Махмуд нормальный парень, когда вы с ним познакомитесь, сами убедитесь. М-да. Со знакомством с женихом явно придется повременить. * С Изабеллой я увиделся за ужином. Она держалась холодно и спокойно. Красивое лицо напоминало маску, и только в глазах я видел ненависть – ненависть к тому, прежнему Уэсли, который годами отравлял ее жизнь. - Вам не кажется, Лейтон, что нам с вами следует поговорить? – поинтересовалась она, и этот уверенный тон не был похож на ее обычный голос узницы, почти смирившейся со своим заточением. - Я даже знаю, о чем, - усмехнулся я. – Не переживайте, Изабелла. Мы ведь можем спокойно поужинать? Подадут чай, вот тогда. Впрочем, «спокойным» ужин в напряженном молчании трудно было назвать. Я даже вкуса еды не чувствовал, и больше всего хотел зайти в малую гостиную, выкурить сигарету и наконец-то прояснить все вопросы от и до. Когда я сказал, что мы поговорим в малой гостиной, Изабелла удивленно взглянула на меня. - Обычно туда вы зовете деловых партнеров. Я пожал плечами. - Ну, мы ведь будем говорить как деловые партнеры, правда? Согласитесь же, что мы оба хотим разойтись по-хорошему. Она молча последовала за мной. В комнате, обставленной мебелью из черного дерева и декорированной в алых и бордовых тонах, царил полумрак, раньше казавшийся мне приятным, но теперь вызывающий какое-то зловещее ощущение. Я отодвинул один из стульев у круглого стола, приглашая Изабеллу сесть, сам же устроился напротив. Подвинул пепельницу на середину, а чашку с чаем пододвинул ближе к себе. - Если хотите закурить, я не возражаю. Подать сигарету и зажигалку? Изабелла сжала ладони в кулаки. - Вы догадались, значит. - Пару раз чувствовал от ваших волос запах дыма. Она криво усмехнулась. - И вы не сказали мне ни слова, не произнесли ни одну из этих ваших нотаций о том, что жена такого человека, как вы, должна быть безупречной! Теперь я уж точно уверена, что в «Сан» написали правду. Любовник настолько вскружил вам голову, что вы окончательно оставили меня в покое. Сколько это длится? С Гринвича? - Позже, - привычно, на автомате, солгал я. – С благотворительного аукциона у миссис Бриджуотер, год назад. - Ах, да, я помню эту милую леди, - светским тоном произнесла Изабелла, взяв у меня зажигалку и сигарету. Мы закурили. – Признаться, у меня были мысли, что у вас с ней роман. Но, говорят, она безумно влюблена в своего мужа… Хм. Значит, в том, что я безразлична вам как женщина, моей вины нет. Оказывается, вы просто предпочитаете мужчин. - Прости, Изабелла. Я не принес тебе счастья. Из меня вышел отвратительный муж. Но… я готов взять вину в нашем разводе целиком и полностью на себя. Ты получишь полностью твою долю денег, причитающуюся по брачному контракту, плюс компенсацию морального ущерба. Услуги адвоката при ведении процесса также оплачиваю я, - по-деловому пообещал я. - «Прости!». Это всё, что ты можешь мне сказать?! – на бледных щеках вспыхнул яркий румянец. – Да, ты вернулся из Гринвича совершенно другим. Ты стал спокойнее, не изводил меня придирками, не требовал ничего, кроме самого необходимого… я уже тогда подумала, что ты нашел себе другую. Знаешь, я даже ждала, что ты придешь и скажешь: у меня есть другая, я ухожу. Хотя, когда ты изменился, жить с тобой стало вполне терпимо. Не знаю… четыре года до, похожие на ад на земле, пять после, когда я увидела в тебе нормального человека… пойми, Лейтон, есть вещи, которых исправить нельзя. И я полюбила другого мужчину. - Догадываюсь, - я глубоко затянулся и выдохнул дым. – Этого следовало ожидать. Я только надеюсь, что он будет тебе более достойным спутником жизни, чем я. Изабелла смотрела на меня, не отводя взгляда. - Значит, ты готов дать мне уйти? - Конечно, - спокойно сказал я. – Я встречаюсь с представителями телевидения и прессы, и открыто признаю, что я гей, что скрывал это давно, боролся со своими склонностями и именно потому женился так поздно, но не смог сделать тебя счастливой. Вся вина будет лежать только на мне. А разве не так? Я тебе отвратителен, знаю. Ты можешь переехать в любой удобный тебе день. К родителям, к возлюбленному, в отель… как пожелаешь. Ты независимая женщина со средствами, тебе открыты все пути. Она погасила окурок сигареты в пепельнице неожиданно сильным, мужским движением. - Знаешь, Лейтон, сейчас мне очень хочется спросить тебя, что с тобой произошло в Гринвиче. Но я не буду. Теперь это меня не касается. Ты свой выбор уже сделал. Мы допивали чай в полном молчании. Затем Изабелла отодвинула чашку и сидела, сжавшись в комок, опираясь подбородком на сцепленные в замок руки. На ее лице застыло выражение какой-то озлобленной решимости. Я поднялся, подошел к ней со спины, погладил ладонями напряженные плечи, обнял ее – впервые за пять лет я к ней прикоснулся! – и прошептал: - Всё будет в порядке. Она глубоко вздохнула, но не оттолкнула меня. Я отстранился. Прости меня, Изабелла. Может быть, тебе от правды было бы легче, но я рискую слишком многим, и не могу сказать тебе, что произошло в Гринвиче на самом деле.