Погода испортилась ещё вчера. В Шотландии похолодало, небо затянули тяжёлые тучи, но на землю пока не упало ни капли, а вот в Лондоне, судя по всему, всю ночь лило. Переместившись порт-ключом на задний дворик своего домишки, Марья угодила ногами в огромную лужу и промочила ноги.
Облака опускались всё ниже, обещая противный, холодный и затяжной осенний дождь. Девушка была рада, что успела сесть в автобус, не раскрывая зонта.
На работу не хотелось. Не только сегодня. Никогда. Её присутствие в Аврорате было ошибкой с самого начала. Что держало её там сейчас? Необходимость добывать кое-какую информацию для лишённых такой возможности Муди и Снейпа, а также необходимость постоянно быть в курсе всех событий.
Возьмут ли её когда-нибудь обратно, в отдел контроля за популяциями? Марья сомневалась. Впрочем, теперь уже не важно. Она уйдёт из Аврората навсегда, когда всё закончится. Куда? А какая, собственно, разница? В крайнем случае, в Россию уедет.
На магловском общественном транспорте она ездить любила: дорога успокаивала, помогала привести мысли в порядок, многое обдумать. Сейчас, например, сидя у окошка на втором ярусе красного двухэтажного автобуса, девушка прокручивала в голове события последних дней.
Богатая событиями жизнь началась в среду.
В тот день она очень переживала за Снейпа. Новоиспечённый директор школы шёл на свой первый педсовет как на эшафот, и Марья ничем не могла ему помочь. Никто не мог. Девушка, конечно, была уверена, что зельевар прекрасно и сам справится, но всё равно на душе было неспокойно.
Вечером неожиданно пропал Филипп Шартье.
Он ежедневно являлся в начале девятого, хоть часы по нему проверяй, а тут куда-то исчез. Предчувствуя беду, Мария сходила с ума от тревоги за него. Она металась из дома на берег Чёрного озера и обратно битых два часа, и Муди никак не удавалось её успокоить.
Фил ввалился в Мэнор около одиннадцати, дрожащий, бледный до синевы. Он едва держался на ногах и, кажется, плохо соображал. Мужчину усадили в кресло, силой напоили успокоительным, но это не помогло. Внятно сказать, что с ним произошло, Фил сумел только после хорошей дозы коньяка. Оказалось, что колдомедик пытался шпионить за Упивающимися, но был раскрыт, допрошен, а на прощание получил первую в своей жизни порцию Круциатуса.
После ещё одной немалой дозы крепкого напитка Фил, наконец, немного расслабился и рассказал всё в подробностях.
Ничего страшного с ним не случилось, он удивительно легко отделался, только осознать этого пока не успел, поскольку был до крайности напуган. Никто не осуждал его и не обвинял в малодушии: и Аластор, и Мария слишком хорошо представляли, что испытал их товарищ сегодня.
Из рассказа Фила, кстати, стало ясно, что со Снейпом всё в полном порядке. Кажется, Северус даже умудрился за время педсовета довести до белого каления обоих Кэрроу, и Марья не сомневалась, что вредный зельевар получил немалое удовольствие от самого процесса. Напрашивался, конечно, вопрос, удалось ли ему о чём-нибудь договориться с остальными коллегами, но ответить на него мог только Северус, а он делиться впечатлениями не спешил.
Неужели так трудно черкнуть пару строк в сквозной блокнот? Как же! Снейпу это и в голову не пришло.
Марья усмехнулась: Снейп он Снейп и есть, что с него возьмёшь! Подробностей того педсовета они не знали до сих пор и вряд ли когда-нибудь узнают. Девушка вздохнула: жаль.
Автобус остановился у очередного перекрёстка. В этом районе в час пик без пробок не обходилось. Марье не было до этого дела: будет опаздывать — выйдет и аппарирует. Какие проблемы? Она улыбнулась.
Немного успокоившись и будучи слегка навеселе, Фил утащил её пройтись по берегу озера.
Сегодняшнее происшествие стало для Филиппа серьёзным потрясением. Кое-что он, кажется, уже успел переосмыслить, поскольку завёл долгий разговор о краткости бытия, бренности всего сущего и ценности каждого момента, проведённого рядом с любимым человеком. Потом они долго целовались на берегу, и Мерлин знает, до чего могли бы дойти, если бы в кармане Фила не завибрировал рабочий сквозной блокнот: колдомедика срочно вызывали к пациенту.
Фил поцеловал кончики пальчиков возлюбленной и предложил продолжить разговор в одном очень милом магловском ресторанчике на берегу Темзы. Когда? Как только выдастся свободная минутка.
Свободной минутки в обозримом будущем не предвиделось. Может, оно и к лучшему. Она грустно вздохнула.
Первые капли дождя чиркнули по стеклу, но народ на улице не спешил открывать зонты. Это был ещё не дождь, так, разминка.
Той ночью Марья долго не могла заснуть. Ночь прошла, уступив место тихому и ясному дню, и в тот день ей всё удавалось.
Она вынула из воды сети, полные форели.
Тесто для пирогов получилось идеальным, пироги пышными и удивительно ароматными. Она закрыла их заклинанием стазиса и отправилась в Лондон за покупками.
Марья планировала купить только пару блузок для работы и ещё кое-какую дамскую мелочь, но разорилась на великолепное вечернее платье из тонкой струящейся ткани, тёмно-серебристой с сиреневым отливом. Недолго думая она прикупила туфельки ему в тон. Да, она потратила на этот наряд почти всю имевшуюся наличность, зато теперь ей было в чём пойти с Филиппом в ресторан.
Вообще-то Марья вечерних туалетов не имела. За ненадобностью таковых.
Прежде чем сработал портключ, отправивший её к деду, девушка успела заскочить домой, оставить там обновки, вернуться в Мэнор, привести себя в порядок, сунуть пару пирогов в пакет и даже взять этот пакет в руки.
Портал выбросил её в просторный холл уже знакомого дома на берегу моря. Там Марья застукала дедову секретаршу Ольгу, которая при помощи стеклянной банки — зато незаметно, потому что безо всякой магии! — подслушивала, что творилось в гостиной.
Боже, какие у неё были глаза! Хорошо, банку уронила удачно, не разбила.
Марья почти беззвучно рассмеялась в кулачок, но немногочисленные пассажиры как по команде уставились на неё, и девушка, притворно закашлявшись, отвернулась к запотевшему окну.
В гостиной к огромной радости Марьи обнаружился Снейп, очень усталый, сверх меры задумчивый, но живой и невредимый. Марья немедленно вытащила его в сад, подальше от посторонних ушей, чтобы рассказать о вчерашнем происшествии с Филиппом. Северус внимательно выслушал, кивнул, скептически выгнув бровь, но от комментариев воздержался. Ага, принял к сведению. Бурной реакции, которой девушка так боялась, не последовало. Они даже беззлобно посмеялись над первым шпионским опытом несчастного колдомедика.
Впрочем, веселье длилось очень недолго. Северус вдруг посерьёзнел и принялся в очередной раз уговаривать Марью немедленно покинуть Британию и отправиться в Россию. Ну сколько же можно, а? Она, разумеется, наотрез отказалась.
Тогда зельевар тяжело вздохнул, обозвал её безмозглой упрямой девчонкой и потребовал дать клятву о неразглашении того, что сейчас произойдёт. Марья ехидно поинтересовалась, а почему, собственно не непреложный обет, намекая на то, что требовать клятвы, не потрудившись сообщить, в чём дело, это, между прочим, дурной тон.
Северус в ответ на это заявление только фыркнул. Да, конечно, он предпочёл бы непреложный обет, но его должен кто-то скрепить, а лишние свидетели ему сейчас не нужны, лишние свидетели — это всегда вредно, особенно во-о-он такие.
Марья оглянулась и с трудом сдержала смех. За ними внимательно наблюдали Владислав Николаевич (из окна) и Олечка (из-за куста жасмина). Соглядатаи не могли видеть друг друга, при этом одинаково напряженно щурились, пытаясь прочитать по губам, о чём идёт речь.
Чтобы не расхохотаться, Марья была вынуждена отвернуться и прикусить губу, и это не укрылось от внимательных глаз зельевара. Северус начинал потихонечку выходить из себя, но, ёлки зелёные, как он держал лицо!
Это было невыносимо. Марья держалась из последних сил, чтобы не рассмеяться, но клятву о неразглашении всё же дала, даже не улыбнувшись. Почти.
Снейп, гневно сверкая чёрными глазищами, перевёл дух и заявил, что знать о том, что он сейчас передаст Марье зелье, не должен никто. Что это за зелье, знать тем более никто не должен.
Когда девушка согласно кивнула, он сунул руку в карман и вытащил оттуда плоскую стеклянную бутылку ёмкостью не более стакана, на этикетке которой значилось «Умиротворяющий Бальзам». Марья взяла сосуд в руки, посмотрела на просвет, открыла, понюхала.
Жидкость выглядела как Умиротворяющий бальзам, пахла как Умиротворяющий бальзам, да и на вкус наверняка ничем от него не отличалась. Попробовать содержимое Марья не решилась, потому что ЭТО было чем угодно, но не Умиротворяющим бальзамом, или она совсем не знала Снейпа.
Завинчивая пробку, она очень подозрительно (так ей, по крайней мере, казалось) снизу вверх глянула на изготовителя. Снейп был всё также убийственно серьёзен, но светился от гордости как мальчишка.
— Это антидот против Веритасерума, настроен персонально на вас, мисс Велесова, — пожалуй, чересчур холодно сказал он, — Одного глотка вполне достаточно, чтобы обезопасить вас на шесть-восемь часов. Без нужды применять не рекомендую, у меня не было ни времени, ни возможности провести тесты на привыкание. Видите ли, мисс, наше министерство взяло курс на очищение… м… своих рядов от работников с сомнительным происхождением. Я понимаю, стараниями вашего деда кое-какие документы у вас имеются, но не удивляйтесь, если кто-нибудь воспылает желанием проверить их подлинность, а потом вынуть наружу все ваши секреты без вашего на то согласия. Долорес Амбридж, например. Она к Веритасеруму питает особую любовь. Вы должны понимать что будет, если…
— Антидот от Веритасерума? Я не ослышалась? Но это невозможно! — ахнула Марья с восхищением и некоторым недоверием.
— Нет, такого яда, мисс, для которого невозможно было бы создать антидот! — очень недовольно, но гордо ответил Снейп, — Кстати, при любом анализе содержимое этой ёмкости будет выглядеть как не вполне качественная подделка Умиротворяющего бальзама, так что ничего не бойтесь.
Марья бережно сжимала в руках простую склянку с драгоценным содержимым, почти не веря в реальность происходящего.
Однако, если зелье сработает (ей не терпелось проверить), она готова публично признать, что Северус — гений.
Создание антидота для веритасерума считалось столь же невозможным, как изготовление вечного двигателя. Такие попытки предпринимались регулярно, однако, если следовать существующим правилам, для подобного зелья требовался набор ингредиентов, почти не сочетающихся между собой, его приготовление должно было быть неимоверно долгим, сложным и даже опасным. Увы, ничтожно малый срок годности и крайне неприятные побочные эффекты делали все эти усилия напрасными. Предложи Марии такое зелье кто-нибудь другой, она, пожалуй, не рискнула бы проверить на себе его действие, но Северусу она доверяла, хотя боялась даже предположить, что он там намешал.
Сам факт существования этого вещества лишал использование сыворотки правды всякого смысла. Чем воспользуются власть имущие вместо веритасерума? Правильно. Легилименцией. Жуть!
— А почему Умиротворяющий Бальзам?
— Не нравится? Хорошо. В следующий раз я использую в качестве основы огневиски, и вы будете делать глоток для храбрости всякий раз, когда вас вызовут к начальству, — съязвил Снейп.
— То есть для зелья необходим спирт?
— Вы невероятно проницательны, мисс. Спирт. В концентрации не менее сорока процентов. Желательно этиловый, впрочем, метиловый продлил бы срок действия антидота на пару часов, но, надеюсь, вашего умственного развития достаточно, чтобы понять недопустимость подобных экспериментов.
Когда после обеда Снейп ушёл, Владислав Николаевич долго молчал.
— Он правнук моего друга и учителя, — сказал он, наконец, — Ему сейчас нелегко, и я, Машенька, хотел бы сделать для него что-нибудь. Не знаю, подарок какой, что ли? Как ты думаешь?
Марья уже открыла рот, чтобы сообщить, что мистера Снейпа она знает не настолькохорошо, как может показаться, но тут её осенило.
— Мистера Снейпа очень интересует наша анимагия…
Она лихорадочно пыталась придумать объяснение, откуда профессор Снейп узнал, что славянская анимагия принципиально отличается от той, которой владеет весь цивилизованный мир, точнее, некоторые его представители, но Велесов вдруг весело улыбнулся.
— А что? А научи! Только не забудь взять клятву, чтоб не болтал. Общепринятой техникой он вряд ли владеет, его предки, насколько я знаю, славились полным отсутствием способностей к трансфигурации, а кровь, как ты понимаешь, не водица… Научи: навык полезный, может, когда-нибудь поможет ему выжить. Я, Машка, тебе даже завидую! Хотел бы я посмотреть на его аниформы! — и Велесов рассмеялся.
А что? Марья научит. Запросто. Чего греха таить, ей тоже хочется посмотреть на его аниформы. Хотя… Как правило, всё банально и внешне сильно напоминает оригинал, и если не внешне, то нравом.
В тот вечер дед и внучка проговорили допоздна. Они беседовали обо всём на свете, и, пожалуй, сумели неплохо узнать друг друга. Марья потеряла счёт времени и спохватилась лишь тогда, когда за окном стало смеркаться.
Да, да, да. К своему стыду Марья за разговорами потеряла счёт времени и ни разу за тот вечер не вспомнила о Филиппе.
Она вздохнула и задумчиво провела ладонью по запотевшему стеклу. Спешащие на работу маглы открывали зонты.
Портал перенёс девушку на берег Чёрного озера. Вечер был ясный, на тёмном бархате безоблачного неба загорались первые звёзды. Башни Хогвартса были темны, лишь в одной из них тускло светилось одинокое окно.
В Мэноре её встретил только Аластор, занятый сборами в дорогу.
— А, Мэри! Наконец то! Я уж думал, что уйду, не дождавшись тебя. Фридрих прислал портключ на одиннадцать вечера, у меня осталось двадцать минут.
Сегодня его ждали не то в Бельгии, не то в Баварии, где отставной мракоборец собирался навести какие-то справки о Гриндевальде и почему-то о Грегоровиче. Об этом факте Марья к своему стыду забыла тоже.
— Аластор!..
Марью сейчас больше всего интересовало местонахождение Фила. Неужели опять попался?! Однако Муди, похоже, совсем не разделял её тревоги
— Снейпа видела?
Да что же это, на самом деле! Популярность зельевара в тот день, похоже, зашкаливала. Марью, при всём её добром отношении к Северусу, это начинало раздражать.
— Видела, мы очень хорошо поговорили. Он всё знает, в следующую субботу обещал заскочить.
— Ну и хорошо. Так. Защитный купол проверил, дров тебе хватит.
Да плевать она хотела на дрова!
— Аластор, а Филипп не появлялся?
— Мерлинова борода! Совсем забыл! Он заходил днём, скоро после того, как ты ушла. Он во Франции, сегодня депешу получил, пришлось срочно уехать домой. Он так спешил, что забыл свой блокнот в лечебнице, так что писем не жди. Ты же в курсе, что он хотел сына перевести в Шармбатон? Уже и документы готовы, но парень ни в какую, собирается в Хогвартс, сундук свой уже, говорят, собрал, мать пишет, совсем от рук отбился. Парень взрослый, весной семнадцать стукнет, вроде как первая любовь у него, здесь, в школе. Да. Филипп тебе передавал привет, конфеты и букет цветов, прощения просил, что не прощаясь… Да не расстраивайся ты так! Он написать тебе хотел, это я его отговорил, чтобы время зря не тратил, дело, сама понимаешь, серьёзное! Вернётся не позже первого сентября, сразу сюда.
Марья была в полной растерянности. Нет, она не в курсе. Не в курсе, что Фил женат, не в курсе, что у него есть взрослый сын.
Кстати, неплохо бы выяснить, а почему она ничего не знала? Да, они с Филиппом совсем недавно знакомы, но он же таскался в Мэнор каждый день, иногда не по разу и безо всякой надобности, наедине нёс всякую ерунду, слова красивые говорил, а о собственной семье — ни слова.
Увы, была ещё одна новость.
— Да, вот ещё что. Кингсли, наконец, написал: он вернётся через пару недель. Жену довёз нормально, с их будущим малышом всё в порядке. Напомни Люси, чтобы его комнату подготовила.
— Комнату? — растерянно переспросила Марья.
Изо всей компании, устроившей штаб-квартиру в полуразвалившемся домишке на берегу Чёрного озера, Марья испытывала что-то похожее на неприязнь только к одному человеку, Кингсли Шеклболту.
Нет, человек он замечательный: сильный волшебник, талантливый политик с большим будущим, умный, решительный и храбрый мужчина, но…
Пожалуй, с первого дня их случайного знакомства девушка пыталась догадаться, за что Кингсли её презирает. Нет, она не ошибалась. Она с детства чувствовала истинное к себе отношение, и оно нечасто было восторженным. Не будучи склонной к самообману, Марья, как правило, знала причину неприязни. Как правило, но не теперь. Девушка чувствовала, что в жизни назревают большие проблемы.
— А ему больше пойти некуда. Шеклболт у нас, сама понимаешь, вне закона, за его домом следят день и ночь. Конечно, эта хибарка ему не очень нравится, после его-то хором, а что делать? Я был у него однажды, особняк вроде бы и небольшой, но это не дом, это восточный дворец. Прямо Тадж-Махал!
— Тадж-Махал — это склеп… Ну, или типа того.
— Да? Не может быть! О! Всё! Время! Не скучай, я недолго! Кстати, пирог у тебя сегодня — объедение! Фил, между прочим, тоже в восторге!
Карманные часы с длинной золотой цепочкой, лежавшие на столе, засветились лиловым. Аластор взял сумку, схватил часы и с лёгким хлопком исчез, напоследок послав Марье воздушный поцелуй, что в его исполнении выглядело, по меньшей мере, диковато.
Девушка осталась в доме одна. Где-то на кухне, конечно, хлопотала Люси, но не на такое общество Марья сегодня рассчитывала.
Значит, семья во Франции и взрослый сын. Ну, а что? Дело житейское. Её коллеги из архива никогда не заморачивались по поводу семейного положения своих возлюбленных. И только она до сих пор мечтала о большой и светлой любви. Дура.
Марья вздохнула, прислонилась виском к холодному стеклу.
И ещё какая дура! Ей было стыдно за своё недавнее поведение. Люси её, конечно, простила. Вопрос, простит ли она себе эту истерику.
Люси робко вошла в полутёмную гостиную. Всё, чего хотела добрая домовушка — передать своей будущей хозяйке букет и конфеты от предполагаемого будущего хозяина.
Коробка с конфетами полетела в стену, следом отправились цветы вместе с вазой, в которой стояли. Сверкающая хрустальными гранями ваза разбилась вдребезги, чары спали. Оказалось, чудесный сосуд был трансфигурирован из гранёного стакана, который даже не удосужились предварительно помыть. Марью это почему-то особенно взбесило. Попытавшаяся её успокоить домовушка была грубо изгнана прочь.
Цветочки, значит, таскал. Букетики.
Не прошло и пяти минут, как скопившиеся в доме цветы были свалены вместе с разнокалиберными вазами, начарованными из всякого хлама, в большую благоухающую кучу на полянке перед домом. Та же судьба постигла все обнаруженные в доме конфеты, разумеется, вместе с упаковками.
Куча горела ярко, но, по мнению Марьи, очень недолго.
У девушки было непреодолимое желание попутно устроить аутодафе купленному сегодня наряду, но платье вместе с туфельками лежало в шкафу в её лондонском доме. Жаль.
Костёр потух, но Мария не смогла заставить себя войти в пустой дом. Она пошла на берег, обессилено опустилась на корягу, но тут же вскочила: Филипп любил посидеть здесь вечером, обняв её за плечо, любуясь на озеро, замок, окрестные холмы и темнеющее небо. А какие слова говорил!
Это бревно не имело права на существование.
Коряга разгоралась медленно, и это доставляло Марье какое-то извращённое удовольствие. Но когда алые блики заиграли на воде, девушке показалось, что кто-то наблюдает за ней из замка. Или это сам Хогвартс смотрел на неё? Поговаривали, что замок обладает собственной волей и магией. Прежде она считала это красивой легендой.
Накативший суеверный ужас вернул её к действительности. До неё дошло, наконец, какой опасности она только что подвергла Мэнор: ночью огонь виден издалека, а мало ли кто шляется в окрестностях! Коряга была в момент потушена, и потому уцелела.
В Мэноре её встретила Люси, участливая и услужливая. Домовушка попала под горячую руку: Марья, у которой от гнева потемнело в глазах, наорала на неё и вышарила на кухню. Тут же ужаснувшись содеянному, она, наконец, разрыдалась и убежала к себе.
До рассвета проплакав в подушку, Марья проснулась лишь к полудню, испугалась собственного отражения в зеркале, но приводить себя в порядок не стала: зачем? До вечера, лохматая и злая на весь белый свет, она занималась ликвидацией следов своих ночных похождений. Люси пряталась от неё по тёмным углам. Вечером они помирились и следующую ночь проплакали вместе.
В воскресенье неожиданно вернулся Муди.
На исчезновение цветов он не обратил внимания, зато быстро обнаружил полное отсутствие в доме конфет. Сладкоежка.
Пришлось рассказать Аластору всё. Отсмеявшись, Муди заявил, что не ожидал от неё подобной выходки, обозвал Филиппа болваном, а свою ученицу влюблённой дурочкой. Марья кивнула: отрицать очевидное более стало невозможным.
В дальнейшем разговоре выяснилось, что Филипп Шартье уже несколько лет как вдовец, и она вовсе не ошибалась, чувствуя, что нравится ему. А то, что он ничего не рассказал… Может быть, горюет до сих пор, или думал, что она всё знает, или просто не успел: на непростой разговор ещё решиться надо!
М-да. Действительно, влюблённая дурочка. Стыдно. В стране творится невесть что: власть захвачена неизвестно кем, на маглорожденных гонения, того и гляди начнётся война (или уже началась?), а она голову потеряла от любви, чего с ней не случалось лет с пятнадцати!
Нет, граждане! С этим нужно что-то делать! Для начала ей следует вспомнить, что она по собственной воле втянута в гущу событий, и сейчас едет на службу не работать, а заниматься откровенным шпионажем. Пора, пора уже взять себя в руки и выкинуть из головы эту чушь!
С такими невесёлыми мыслями бывшая Мэри Смит, ныне Мария Константиновна Велесова, вышла из магловского автобуса в двух кварталах от центрального входа в Министерство Магии Соединённого Королевства.
Да, как работник Отдела Магического Правопорядка она имела полное право войти в здание, используя специальный порт-ключ. Да, она всегда поступала именно так, поскольку терпеть не могла каминную сеть, но Снейп сказал, что с приходом нового начальства в министерстве многое изменилось, и настоятельно посоветовал ей воспользоваться общим входом. Хотя бы раз. Она, мол, не пожалеет.
На интуицию Марья не жаловалась никогда, а потому чувствовала какой-то подвох. Природное любопытство, однако, победило, недолго думая, она влилась в поток спешащих на службу волшебников и волшебниц.
Обнаружив, что эта река делится на два рукава, исчезающие в недрах общественного туалета, которого здесь отродясь не было, девушка на секунду остолбенела.
Маскировочка, конечно, выше всяких похвал. У маглов должен был возникнуть закономерный вопрос: для чего в этом дворе, расположенном далеко в стороне от крупных магазинов, кафе, казино, парков и прочих мест проведения магловского досуга, общественный туалет, да ещё с таким роскошным мраморным фасадом. Вопрос не возник. Почему?
Не важно. Через туалет на службу она не пойдёт. Увольте. Другое дело посмотреть, как новую проходную минуют другие. Марья не могла лишить себя этого удовольствия.
В министерство она вошла, воспользовавшись порт-ключом, посмеиваясь и строя планы мести Снейпу. Забегая вперёд, скажем, что планы планами и остались. До мести ли теперь? У мисс Велесовой было очень много работы. Составляя список документов, которые неплохо было бы скопировать, они с Аластором исписали два тетрадных листа. После разговора с дедом она добавила ещё полстраницы, десяток пунктов приписал Снейп, Кингсли тоже наверняка что-нибудь добавит, когда вернётся.
Нужно спешить. Марья прекрасно понимала, что рано или поздно случится что-нибудь такое, что заставит её навсегда покинуть архив Аврората. Она должна успеть как можно больше. Обязана.
***
Гермиона отвела тяжёлую портьеру чуть в сторону, в образовавшуюся щель тут же просочился тусклый свет ненастного утра. Перед фасадами домов номер одиннадцать и тринадцать на площади Гримо привычно топтались Упивающиеся Смертью. Двое из них показались девушке знакомыми: вон тот, рыженький, кажется, был загонщиком в команде Хаффлпаффа, а вон тот, бесцветно-русый, полноватый, точно учился на Гриффиндоре, выпустился года три назад. Странно. Всем известно, что к Волдеморту идут только слизеринцы. Иначе и быть не может! Парни, небось, под Империо, не ведают что творят.
Что-то многовато сегодня охранничков! Гермиона насчитала шестерых. Неужели эти идиоты думают, что Гарри сейчас пакует чемоданы, чтобы отправиться в Хогвартс? Нет предела человеческой глупости!
Хогвартс. Больше всего девушке, действительно, хотелось собрать вещи и отправиться в школу. Сейчас начало десятого, если поспешить, она ещё успеет к отходу поезда.
Успела бы.
Гермиона всхлипнула. Она ужасно скучала по урокам, даже по лекциям профессора Бинса. Она мечтала писать длиннющие эссе, часами торчать в библиотеке, выискивая по крупицам нужный материал, переводить древние тексты, отрабатывать под руководством профессора Флитвика всё более замысловатые движения палочкой…
Этого больше не будет. Никогда. У неё всё отняли, просто взяли — и отобрали.
Из спальни мальчишек доносился богатырский храп. Гермиона улыбнулась сквозь слёзы. Рон. Пусть поспит! Она так часто ругала его за безалаберность и лень! Чего греха таить, девушка втайне завидовала другу. Ей ужасно не хватало его умения отрешиться от проблем и взглянуть на жизнь проще.
Гарри ушёл в министерство на разведку рано утром и до сих пор не вернулся. Что-то долго он сегодня! Что-то случилось?
Неожиданно к почётному караулу присоединились ещё двое. Судя по вытянувшимся в струнку стражам, начальство пожаловало. Одного из них Гермиона узнала сразу. Макнейр, министерский палач, неудавшийся убийца Клювокрыла. Второго, высокого красивого брюнета лет сорока, она видела впервые. Пока Макнейр за что-то отчитывал молодёжь, его спутник в задумчивости потирая пальцем ямочку на подбородке, скользил цепким взглядом по фасадам домов, пытаясь, наверное, разглядеть вход в таинственный дом номер двенадцать. На пару секунд девушке даже показалось, что она встретилась с ним взглядом. Глупости, конечно, но Гермиона вдруг почувствовала себя ужасно уязвимой.
Что если это Снейп под обороткой? Он же не только прекрасно видит этот дом, но и войти сюда может в любую минуту, и пыльный призрак в прихожей не только не остановит его, но даже не напугает! Почему они раньше об этом не подумали? Мамочки…
Между тем внимание мужчины привлёк какой-то звук, заставивший его вглядываться куда-то в глубину сквера. Не обнаружив, судя по всему, ничего подозрительного, брюнет весьма фамильярно хлопнул Макнейра по плечу и что-то тихо сказал. Палач, прикинув что-то в уме, кивнул, и они аппарировали оттуда, где стояли, наплевав на статут секретности.
Без сомнения, Упивающиеся Смертью знают, что Гарри с друзьями скрываются в этом доме. Предатель Снейп может войти сюда когда угодно и привести с собой хоть всех сторонников Волдеморта с предводителем вместе. Как же вышло, что они до сих пор живы и на свободе? Бежать отсюда! Немедленно бежать! А куда?
Стражники вдруг метнулись к входной двери, но опоздали. Дверь внизу хлопнула, нарисованная Вальбурга Блэк сказала о вошедшем всё, что думает, и в гостиную вошёл взмокший, взвинченный, запыхавшийся Поттер. Сообщив, что пост на площади удвоен, и он только что чуть не попался, Гарри плюхнулся в кресло, попутно разворачивая вынутую из кармана газету.
— Это вчерашний «Пророк», смотри! — и он зло швырнул газету на стол.
С первой полосы на них грозно смотрел Снейп, мрачный, бесстрастный, уверенный в себе.
***
— «Новым директором школы чародейства и волшебства Хогвартс назначен Северус Снейп. Школу ждут большие перемены», — прочёл Невилл и бросил газету на стол, — Видели?
По купе, где коротали дорогу бойцы Армии Дамблдора, прошелестел тяжёлый вздох.
— Делать-то что будем? — спросил кто-то из девчонок.
Все долго молчали.
— А давайте мы его убьём, — вдруг предложил Симус.
— Кого?
— Его. Снейпа. — ответил Симус, неуверенно кивнув на портрет.
Профессор, точнее, уже директор Снейп на портрете так грозно нахмурил брови, что студентам показалось, будто он видит их насквозь. Всем стало не по себе.
Убить Снейпа — это хорошо, это правильно. Загвоздка в том, что никому из этих ребят убивать доселе не доводилось. Участвовать в схватке — да. Ранить противника, обездвиживать его — да. Но не убивать. Убивать было страшно. Ещё страшнее было чувствовать себя потенциальным убийцей. Каждый подумал об этом, но сказать вслух не рискнул никто.
— И как ты это себе представляешь, если не секрет? — недобро прищурившись поинтересовалась Джинни, — На поединок его вызовешь? Жить надоело?
— Так просто с этим гадом, конечно, не справиться, но если мы возьмёмся все вместе…
— Гарри же убил Квирелла, значит, и мы сможем!
— Снейп — это вам не Квирелл!
— Жаль, Гарри нет…
— Прекратите! Никого мы убивать не будем! — неожиданно твёрдо перебил их Невилл.
— Ты что, защищаешь его?!
— Нет, не защищаю. Но, если у нас и получится убить Снейпа, будет только хуже. Тот, кого нельзя называть, пришлёт нам нового директора. Снейпа мы давно знаем…
— Гад ползучий!
— Подожди, Колин, дай сказать! Что ждать от Снейпа, мы примерно представляем, а кого пришлют вместо него? А что если Беллатрикс Лестрейндж, например? Нет, ребята, пусть лучше Снейп. Это же не его называют Тёмным Лордом! Я не знаю, где сейчас Гарри, но думаю, что он, по заданию Дамблдора, ищет способ уничтожить сами знаете кого, верно я говорю, Джинни?
Джинни грустно кивнула.
— Ну вот! — продолжал Невилл, — Когда Гарри его уничтожит, пусть Снейпа судят за все его преступления. А мы поможем. Мы соберём на него досье, узнаем все его тайны, все преступления, соберём доказательства, что он предатель и убийца, чтобы ему опять не удалось отвертеться! А пока давайте лучше подумаем о связи. Я подозреваю, что у Снейпа, ещё с позапрошлого года есть список Отряда Дамблдора, и этот гад сделает всё, чтобы мы не смогли ни о чём между собой договориться!
Присутствующие слушали Невилла, раскрыв рты. Их товарищ, которого до недавнего времени все считали рохлей, уверенно и твёрдо брал руководство их маленькой организацией в свои руки. Против не был никто.
***
В начале осени в Шотландии темнеет рано, особенно в такие непогожие вечера как этот. Дождь кончился, но теперь долину быстро заполняла белёсая пелена тумана.
Гудок Хогвардс-экспресса, миновавшего последний поворот к Хогсмиту, прозвучал во влажном воздухе гулко и ясно, как рядом. Марья и Аластор допили чай, оделись потеплее (чтобы лишний раз не пользоваться магией на незащищённом месте) и вышли на берег.
Идея посмотреть на лодки с первокурсниками пришла в голову Муди. Пересекающие озеро судёнышки должно быть неплохо видно с их берега, так почему бы не полюбоваться на прибытие новичков со стороны, если есть возможность? Марье тоже было интересно. На всякий случай она захватила с собой любимый бинокль.
Теперь они сидели на коряге и ждали. Тёмный прежде Хогвартс сегодня был ярко освещён.
— И как будто нет войны, — задумчиво проговорил Аластор, кивнув на замок, — Кстати, когда тебя вызывают для проверки?
— Пятнадцатого, это, вроде бы, понедельник. Или шестнадцатого? Не помню. Где-то повестка есть.
— И передали её уже сегодня.
Марья кивнула:
— Ага. Чтобы я испугаться как следует успела.
— А ты, значит, не боишься. Ну-ну. Однако, не спешат они тебя проверять.
— Им некогда. В министерстве грязнокровок полно, пока с ними разберутся… Кстати, я сегодня твой потерявшийся глазик видела.
— Да ну!
— Ну да! Он вставлен в дверь одного кабинета на манер магловского дверного глазка.
— Как это?
— Очень просто: дырка просверлена, в дырку вставлен глаз, чтобы изнутри было видно, кто пришёл. Маглы для этих целей линзу вставляют.
— Не знаешь, кто додумался?
— Знаю. Амбридж. Хочешь, я его стащу?
— Не-е, я новый закажу.
— А на память?
— Долго думала? Рисковать из-за такой ерунды!
Муди ворчал, но девушка его уже не слушала. Она прищурилась, вглядываясь в туманные сумерки, встала, сделала шаг к воде, потом ещё один, и вдруг воскликнула:
— А! Смотри! Плывут!
— Где?!
— Вон там!
— Где? Не вижу!
— Да вот же! Правее вон того утёса. Бинокль возьми!
— Не надо, вижу! Мерлинова борода, как мало! Раз, два, три…
— Шесть! Их всего шесть! Как мало!
— Так. В одной Хагрид. В остальных по четыре. Двадцать человек! Только двадцать!
— Война…
***
В Большом Зале Хогвартса царил полумрак. Волшебный потолок сегодня был непроглядно тёмен, как и ненастное небо над замком, а тусклые, подрагивающие от сквозняков огоньки бесчисленных свечей только сгущали холодные тени, клубящиеся по углам.
В школу вернулись не все. Этого почти не ощущалось в поезде, но теперь за длинными факультетскими столами было, пожалуй, чересчур просторно. Хогвартс, похоже, не досчитался как минимум трети студентов. Ни один факультет не стал исключением. Даже за столом Слизерина студенты сидели маленькими группками на приличном расстоянии друг от друга и о чём-то перешёптывались, бросая встревоженные взгляды на профессорский стол.
Там напряжение было ещё ощутимее. Большинство преподавателей чувствовали себя явно не в своей тарелке, а потому сидели молча, серьёзные и неподвижные, как манекены. Все, кроме четверых.
Темноволосый мужчина средних лет с тусклыми и невыразительными чертами лица разглядывал своих будущих учеников, нацепив маску презрения.
Женщина приблизительно того же возраста, судя по сходству черт лица, сестра темноволосого, несмотря на избыток декоративной косметики удивительно бесцветная, строила глазки кому-то в зале, с нарочито скучающим видом накручивая на палец блёклую рыжую прядь.
Профессор Флитвик перемигивался о чём-то со старостами своего факультета, при этом (единственный в зале!) безмятежно улыбался.
В центре стола в простом деревянном кресле, отличающемся от стульев преподавателей наличием подлокотников и очень скромного резного декора, сидел директор Снейп, облачённый в неизменный тёмно-фиолетовый сюртук и простую чёрную мантию. Он напряжённо вглядывался в лица студентов, не обделяя вниманием никого. Считал он их, что ли? От его взгляда подростки вздрагивали, умолкали на полуслове, втягивали головы в плечи, прятали глаза.
Эта пытка продолжалась до тех пор, пока тяжёлые двери не распахнулись, дав дорогу профессору МакГонагалл, за которой, как утята за матерью, парами семенили новички. Зал встретил их тишиной.
Первокурсников было мало. Очень мало. Всего тринадцать.
Дети выглядели напуганными, подавленными, потерянными, особенно маленький щуплый мальчуган, в одиночестве замыкавший колонну.
Пока прибывшие выстраивались в неровную линию спиной к профессорам, в зал внесли знаменитый табурет и Распределяющую Шляпу. Шляпа пошевелилась, встряхнулась, прокашлялась и запела.
Простите меня за потрёпанный вид:
О жизненном опыте он говорит!
Былой красоты не осталось давно,
Но я не жалею об этом!
За тысячу лет потускнело сукно
Чистейшего алого цвета,
Подклад прохудился, помята тулья,
Заплаты, как шрамы покрыли поля.
Но сколько бы лет ни минуло с тех пор,
Я помню тот мартовский вечер:
Меня научил говорить Гриффиндор
Волшебные, мудрые речи.
Потом он друзей своих верных призвал,
Чтоб вместе спуститься в таинственный зал.
От магии воздух в том зале звенит,
На камне начертаны руны,
И в чашах волшебных пылают огни,
И судеб сплетаются струны.
Главы обнажив, поклонясь до земли,
Волшебники в зал, помолившись, вошли.
Их четверо было. Верша ритуал,
Сеть заклинаний сплетая,
Каждый из них меня надевал,
Каждый из них мне приказ отдавал,
Его исполненья желая.
Тот сокровенный, тот мудрый наказ
Пора наступает исполнить сейчас.
Хаффлпафф в этот час ожидает того,
Кто дружбу оценит превыше всего.
Чьей мысли высок и свободен полёт,
Пусть на Райвенкло тот удачу найдёт.
Тому Слизерин уготован судьбой,
Кто в жизни не ходит дорогой прямой.
Ну, а Гриффиндор, без сомнения, ждёт
Того, кто по жизни без страха идёт.
Барсук или Ворон, Змея или Лев —
Узнаешь, меня на минуту надев!
Пора выбирать! Отказаться нельзя!
От Шляпы зависит немного.
Должна направление я указать,
Но ты выбираешь дорогу!
Так пела Шляпа, но её почти никто не слушал, впрочем, как всегда.
Распределение прошло на удивление тихо и быстро. Шляпа выносила свой вердикт не задумываясь, за факультетскими столами первокурсников встречали жидкими аплодисментами.
Когда церемония закончилась и Распределяющая Шляпа вернулась на полку в директорском кабинете, чтобы пылиться и сочинять новую песню, со своего места поднялся директор Снейп. В зале немедленно установилась мёртвая тишина. Звуков не издавал даже Пивз, зависший где-то под потолком.
— Ну что, ДРУЗЬЯ, — негромко сказал новый директор, — вот и начался новый учебный год. С чем я вас и поздравляю!
Фраза прозвучала двусмысленно.
***
В тот вечер Аластор и Мария долго сидели на берегу, любуясь на замок, неспешно беседуя о жизни. Они вспоминали прошлое, рассуждали о будущем, и разговор у них получался очень невесёлый.
Они, пожалуй, могли просидеть так до рассвета, если бы их уединение не нарушил знакомый голос.
— А, вот вы где! Я пришёл, а в доме никого, только Люси, да и та какая-то странная. Что-то случилось?
На тропинке стоял Филипп Шартье. В одной руке он держал пакет, в котором было что-то прямоугольное (коробка конфет, не иначе) и бутылка вина, в другой — большой букет роз в изящной вазе, грани которой поблёскивали в неверном свете Люмоса.
Какого цвета на самом деле были розы, в этой темноте не было видно. Сейчас, в туманной темноте беззвёздной ночи, они казались чёрными.
