***
В этот праздничный день Марья явилась на работу в чёрном, не заботясь о том, что подумают сослуживицы. Её траур не бросался в глаза: алая аврорская мантия скрывала всё, кроме ворота и манжет чёрной блузы. Неожиданно её «новый образ» оценили коллеги, девушка даже в кои-то веки наслушалась от них комплиментов. Красное и чёрное — это же классика, это чудесное сочетание, и совершенно в духе Хэллоуина: дерзко, мрачновато и немного жутковато даже! Марье захотелось плакать. Она не была на похоронах дядюшки Грегори. Тётя Надя прислала письмо на имя директора, но разве мог Дамблдор отпустить несовершеннолетнюю студентку по просьбе не-родственницы на похороны чужого человека? Чужой, значит… А кто Машу научил читать? Кто показывал ей самые первые, простейшие заклинания? Кто защищал её от соседских мальчишек? К кому Маша бежала за помощью, разбив коленку или обжегшись о кастрюлю? Кто молча гладил Машу по голове, когда родная мать обвиняла её во всех смертных грехах, проклиная ночь, в которую девочка была зачата? Кто наводил суеверный ужас на Эндрю Марлоу, когда тот осмеливался поднять руку на падчерицу? Кто утешал Машу, когда сводная сестра оговаривала её перед родителями, глумилась над ней, чувствуя безнаказанность? Благодаря кому у Маши есть её маленький домик на окраине Лондона и жалкий, но такой необходимый счёт в Гринготтсе, с которого оплачиваются коммунальные услуги? Дядя Грег делал для неё всё что мог. Считалось, что Надежда Росс заменила Мэри Смит возненавидевшую её родную мать. Считалось, что маленькая Мэри Смит заменила Надежде Росс трагически погибшую родную дочь, свою ровесницу. Оба утверждения были ложью, потому что никто не может заменить матери её погибшее дитя, и потому что родная мать остаётся родной матерью, какой бы она ни была. Примирить двух осиротевших женщин, взрослую и совсем крошечную, сумел Грегори Росс, чистокровный волшебник, но не глава древнего рода, не богач, не красавец, посредственный маг, посредственный коммерсант, посредственный артефактор. Человек. Марья тряхнула головой, чтобы сбросить наваждение. Хватит думать об этом! Они с тётей Надей помянут дядю Грега вечером, а пока у неё много дел. Она хотела бы сегодня, не откладывая в долгий ящик, написать месячный отчёт. Девушка разложила на столе необходимые бумаги, покопавшись в ящике стола, отыскала Инструкцию по составлению отчётов (предмет гордости министерских бюрократов), расправила чистый пергамент, обмакнула перо в чернильницу, и… И всё. Работа совершенно не шла на ум. Со вчерашнего дня Марью мучили странные предчувствия. Зная всё о собственной мнительности, девушка гнала их от себя весь прошлый вечер, и это ей удалось: снов, предвещающих дурное, она той ночью не видела. Но утро облегчения не принесло, что было очень, очень плохо. Если неприятности и назревали, то не у неё, нет. У кого-то из близких ей людей. Ох, за себя-то Марья не волновалась, зная, что, худо-бедно удерживая ситуацию про контролем, скорее всего, сможет если не отразить удар, то из-под него уйти. Стоп, а почему сразу удар? Сколько можно ожидать от жизни только самого худшего? В конце концов, признаков чьей-либо скорой смерти она не замечала, а остальное поправимо. М-да. Прорицательские способности, если они есть, нужно развивать с детства, чтобы не чувствовать себя иной раз слепым котёнком. Были они у Марьи? Были. Слабенькие, но всё же. К талантам такого рода скептически относятся даже волшебники, потому что на свете очень много шарлатанов. Будь рядом Владислав Николаевич… Если бы она знала, что её отец некромаг… Если бы, когда она вернулась в Хогвартс, прорицания преподавала бы не Трелони… Если бы да кабы! Прорицательские способности, это такие способности, которые если не развивать… Тьфу! Пользоваться нужно тем, что есть! Делая вид, что занята отчётом, Марья сосредоточилась и стала искать источник беспокойства. Перед внутренним взором волшебницы один за другим возникали образы близких, друзей, а также тех, с кем хоть чуточку её связывала судьба. Таких людей было, не слишком много, так что процедура заняла от силы полчаса. Результат Марью очень встревожил. Филипп и Северус. Северус и Филипп. С обоими сегодня что-то произойдёт. Что? Она не знала, поскольку настоящей предсказательницей всё же не была.***
Заложив за спину руки, чуть склонив голову, Северус разглядывал свежую надпись на стене. Надпись была сделана размашистым почерком Невилла Лонгботтома, она гласила: «Кэрроу — идиот!» Как и все прочие «акции протеста» Армии Дамблдора, это было ужасно по-детски, но, в принципе, Лонгботтом был совершенно прав. По мнению Северуса, к имеющейся характеристике следовало бы добавить парочку уточнений, но несовершеннолетним таких слов знать не полагается. И когда успели? Он проходил по этому коридору перед завтраком — стена была чиста. Филч только вчера с большим трудом соскоблил с неё очередное оскорбление в адрес директора, накарябанное младшей Уизли, и вот, опять. Филча, конечно, было жаль, но пусть, пусть дети пишут на стенах, пока пишется! Северус с некоторым трепетом ждал «светлого часа», когда доморощенные подпольщики перейдут к более активным действиям. Снейп улыбнулся уголками губ. Во время обеда Амикус устроит дознание: попытается найти автора граффити. Он будет метаться по залу, заглядывая в лица студентов, орать, брызгать слюной — бесполезно. Всё равно никто не признается, а определить виновника по почерку у профессора Тёмных Искусств не получится. Ну и сам виноват! Профессор Кэрроу, конечно, пару раз задавал студентам эссе, но это больше для проформы. Северус грешным делом сомневался, что Амикус проверил хотя бы парочку из них, где уж тут опознать почерк! — Гадаешь, кто мог это написать? До боли знакомый голос звучал с портрета солидной дамы, в незапамятные времена преподававшей в Хогвартсе нумерологию, но обитательнице полотна не принадлежал. Северус тяжело вздохнул: опять! — Совершенно верно, господин директор, — обречённо кивнул он. — Ну что ты, мой мальчик! Моё время, увы, прошло, и директор теперь ты, а я воспоминание, всего лишь воспоминание! — в голосе Альбуса Дамблдора звучала удивительно светлая печаль, странно контрастирующая с раздраженным ворчанием давно почившей профессорши, которой в очередной раз пришлось потесниться на собственном портрете. — Но не будем о грустном, сегодня же праздник, не правда ли? А что до того, кто является автором этой бесспорно любопытной фразы… Думаю… Нет, я уверен: этот кто-то учится на Гриффиндоре! Только духовные наследники великого Годрика… Разглагольствования Дамблдора Северус привычно пропустил мимо ушей. Его сейчас больше интересовала краска, которой была сделана надпись. Немного настораживало, что от неё исходил слабый, но очень своеобразный магический фон. Зельевар имел все основания подозревать, что для Филча соскрести эту краску со стены будет сложной, может быть, невыполнимой задачей. Он порылся в карманах, извлёк оттуда складной нож и один из стеклянных пузырьков, которые таскал с собой на всякий случай. Сделав небольшой соскоб, зельевар поместил его в крошечный сосуд, и, прежде чем закрыть его хорошо подогнанной пробкой, понюхал. От краски еле заметно пахло одной более чем интересной разновидностью примитивных грибов. Северус готов был поклясться, что надпись будет светиться в темноте. — И всё-таки мне непонятно, мой мальчик, почему ты даже не пытаешься пресечь это безобразие! Давай называть вещи своими именами, дорогой мой: это порча имущества, не так ли? И не кажется ли тебе странным, Северус, что гриффиндорцы избрали именно этот, я бы сказал, пассивный способ для выражения несогласия с позицией руководства школы? Где риск? Где кураж? Где безудержная храбрость? Не кажется ли тебе, мальчик мой, что нам стоит немного пересмотреть подходы к воспитанию подрастающего поколения? Вижу, вижу! Ты согласен! «Неужели краску сделал Лонгботтом? — думал тем временем Снейп, — Похоже, что да. Сомнительно, что кто-то другой догадался бы добавить в состав вытяжку именно этого гриба! А парень не такой идиот, каким кажется!» — Да, Северус, мы поговорим об этом потом, верно? — Дамблдор продолжал заливаться соловьем, — Сегодня у нас с тобой другие заботы, сегодня праздник! Для кого-то Хэллоуин пустая магловская забава, но не для нас с тобой, не так ли, Северус? Кому же, как не нам с тобой, мой мальчик, помнить о тех великих событиях, которые произошли в эту ночь шестнадцать лет назад? Молчишь… Неужели ты забыл, мой мальчик? Неужели ты всё забыл?***
Долгий день, трудный день. Магическое целительство куда эффективнее магловской медицины, иммунитет даже самого слабого волшебника гораздо сильнее иммунитета магла, но для вируса гриппа это не имеет ни малейшего значения. Может быть, он обладает собственной магией? Кто знает, кто знает… В конце октября девяносто седьмого в Хогсмиде разразилась эпидемия гриппа. Волшебники болели совсем недолго и болезнь переносили очень легко, но, также как маглы, подхватывали инфекцию целыми семьями. В домах, до которых добралась зараза, чихали даже домовики. Вирус окончательно распоясался, когда в начале недели испортилась погода. Вот тут-то Фил и прочувствовал все прелести жизни в маленьком провинциальном городишке. С самого утра и до позднего вечера единственный на весь Хогсмид колдомедик метался от пациента к пациенту. Будь он в Лондоне, пользовался бы каминами, но здесь расстояния были другие, а потому пользование каминной сетью в пределах населённого пункта считалось дурным тоном и форменным расточительством: летучий порох денег стоит! Безусловно, в нынешней ситуации кое-кто из пациентов, пожалуй, способен был понять любимого доктора, но портить впечатление о себе в глазах остальной части местной общины Филиппу совсем не хотелось. Можно было, конечно, и аппарировать, но частая аппарация отнимает энергии много больше, чем чары, защищающие от дождя, мокрого липкого снега и пронизывающего ветра. Итак, Филипп ходил пешком, почти не пользуясь магией для защиты от дождя: силы были нужны ему, чтобы лечить больных. Грипп — не простуда, тут бодроперцовым не обойдёшься! К вечеру доктор Шартье выматывался настолько, что его сил едва хватало на то, чтобы принять ванну. Потом он заставлял себя немного поесть, в полусне добирался до постели и засыпал, едва коснувшись головой подушки. А утром всё начиналось сначала. К пятнице Филипп держался на кофе и укрепляющих зельях, надеялся, что эпидемия достигла пика и теперь пойдёт на спад, и удивлялся, что сам до сих пор здоров. Очень хотелось в Мэнор. Он не видел Мари с прошлого воскресенья, даже скучал, а сегодня получил записку от Муди: отставного мракоборца, как обычно в такую погоду, мучили боли в спине. Филипп очень постарается навестить своих друзей сегодня же, только прежде он поужинает у Розмерты, чтобы не являться в гости голодным как волк. Колдомедик надеялся добраться до паба часам к семи, но, когда он освободился, было уже без четверти десять. Самым разумным решением сейчас было бы отложить визит в Мэнор, пройти мимо «Трёх Мётел» и отправиться домой — спать. Вот только сегодня Самайн. Бесспорно, Филиппу есть кого помянуть в этот день, но сейчас он так устал, что мысль о поминках пугала. Угрызений совести по этому поводу Филипп не испытывал, считая что чтить предков и помнить безвременно ушедших близких нужно постоянно, а не вспоминать о них в строго отведённые для этого дни. Так было принято в семействе Шартье. Миссис Саттон считала иначе. Фил точно знал, что дома уже накрыт поминальный стол, дрова для ритуального костра ждали своего часа под навесом. Филипп обязательно придёт домой и примет участие в традиционном ритуале, но время поминального ужина он постарается свести к минимуму. Сегодня у него нет сил на скорбь.***
Дорожная мантия, небрежно брошенная на спинку кресла, два букета цветов на рабочем столе — белые хризантемы и тигровые лилии — уже обработанные заклинанием неувядания. Вот и все сборы. Всё что потребуется сверх этого, он захватит в своей квартире, в Паучьем тупике. У Северуса имелись большие планы на этот вечер, он готов был приступить к их выполнению немедленно, но прежде ему нужно объявить начало праздничного пира. Ничего не поделаешь, это всегда входило в обязанности директора Хогвартса. А потом он должен проследовать в Малфой-мэнор для празднования Хэллоуина, но туда он спешить не будет. Любовь Тёмного Лорда к Хэллоуину у Снейпа, как и у многих других волшебников, по понятным причинам вызывала некоторое недоумение. Северус видел только одно разумное объяснение этой странной привязанности: очевидно, у Тёмного Лорда с этим днём были связаны какие-то приятные детские воспоминания. Почему бы и нет? Чудовищами не рождаются. Том Реддл когда-то тоже был ребёнком, да, одиноким, лишённым материнской любви и родного крова, но — ребёнком! Многие волшебники, чьё детство прошло бок о бок с маглами, в этот день позволяли себе чуть больше «фокусов», чуть больше доступных только им шалостей. В Хэллоуин простенькая и наивная, хотя и не всегда безобидная детская магия не так бросается в глаза, как в обычные дни. Северус и сам во всю пользовался этим до Хогвартса, но за ним приглядывала строгая мать, и она пресекала любые излишества. На что способен маленький сильный маг, оставшийся среди маглов без присмотра взрослых волшебников, страшно даже предположить. Северус много бы дал за возможность не появляться сегодня у Малфоев. Увы! Его отсутствие не могло остаться незамеченным, как, впрочем, и опоздание. Но опоздание можно оправдать важными делами в школе, что он сегодня и попытается сделать. Праздничный ужин в Хогвартсе был назначен на семь вечера. К радости студентов, Амикус и Алекто Кэрроу покинули школу задолго до его начала. Куда и зачем они отправились, в Хогвартсе знали все, до последнего домовика. Большинство присутствующих изнывали от нетерпения в ожидании, когда ненавистный директор проследует в том же направлении. Действительно, без лишних вступлений директор Снейп объявил начало пира, и, опустошив свой бокал (интересно, что в нём было?), ни слова ни говоря вышел из зала через боковую дверь. По большому залу пронёсся нескрываемый вздох облегчения. Студенты, профессора, домовые эльфы, сторонники Тёмного Лорда, противники Тёмного Лорда — все были уверены, что директор Снейп отправился праздновать Хэллоуин в компании своего господина. Они ошибались. Северус на минутку зашёл в свои апартаменты, переоделся в тёплую мантию, сунул в большой пластиковый пакет два букета цветов, предварительно очень бережно завернув их в пергамент, и аппарировал в Коукворт.***
В Трёх Мётлах было непривычно тихо и безлюдно. Филипп застал в зале лишь мадам Розмерту в компании чем-то сильно расстроенной мисс Крофтон. На столе перед молодыми женщинами стояла початая бутылка белого вина с незнакомой Филу этикеткой, два изящных полупустых бокала и фарфоровое блюдце с тонкими ломтиками сыра. — Я тебе точно говорю, Элен, его сегодня не будет, — со знанием дела вещала Розмерта, — Пару часов назад заходил Яксли, он сказал, что сегодня Тёмный Лорд устраивает торжественный приём, не иначе празднует очередную годовщину своего развоплощения. Женщины тихо рассмеялись, хозяйка добавила в бокалы вина. — Значит, Амикус не солгал? — Элен улыбалась, но на её ресницах дрожали недавние слёзы. Амикус? Это Кэрроу, что ли? Ба! Да у них, похоже, роман! Теперь понятно, откуда Лорд узнаёт местные сплетни! — Добрый вечер, дамы! С праздником вас! Не помешаю? — О! Доктор Шартье! — кокетливо затрепетав ресницами, Розмерта очень неубедительно сделала вид, что заметила гостя только сейчас, — Как вы можете помешать? Мы с Элен очень рады вас видеть! Выпьете с нами? И уточните пожалуйста, с каким праздником вы нас только что поздравили? — С Хэллоуином, с Самайном, с ними обоими — как вам будет угодно! — отвесив церемонный поклон, Филипп улыбнулся в ответ. Женщины рассмеялись, мисс Крофтон поднялась с явным намерением уйти. — Спасибо, Роззи, ты меня успокоила! Я пойду, пожалуй: время позднее, погода мерзкая… Дай-ка мне с собой бутылочку вина, пару пирожных буше и круассаны! — Элен набросила плащ, убрала под капюшон роскошные каштановые кудри. — Хорошо, дорогая! — кивнула Розмерта, — давай-ка я тебя отправлю камином, а заказ твой пришлю с домовиком минут через десять, устроит? — Окей! — Элен шагнула к камину, коротко попрощалась и исчезла во вспышке зелёного пламени. — Устали? — ласково улыбнувшись, Розмерта заглянула целителю в глаза, — И целый день ничего не ели! Филипп кивнул. — Сейчас я вам что-нибудь приготовлю, заодно отправлю заказ Элен. Но сперва давайте выпьем! — она призвала с барной стойки чистый бокал, — нехорошо оставлять бутылку недопитой, примета плохая. Попробуйте, это наше, домашнее, с виноградников моего дяди, восемьдесят первый год. Тогда случился неурожай, винограда было очень мало, но вино изумительное! Филипп держал в руке бокал, хмелея от изысканного букета, и любовался Розмертой. Такая простая! Такая милая! Филипп должен был признаться себе, что находит её обворожительной. Не отводя глаз от собеседницы, Фил поднёс бокал к губам.***
К своему стыду, Северус ни разу не был на могиле матери с тех пор, как Тёмный Лорд вновь обрёл плоть. Отправиться сегодня туда, вместо того, чтобы присоединиться к празднующим Хэллоуин Упивающимся Смертью, было безумием, достойным гриффиндорца. Но сегодня Самайн. Северус не мог ничего откладывать на будущее по причине отсутствия такового. Зельевар был уверен, что этот Самайн последний в его жизни. В глубине души он сомневался в том, что доживёт хотя бы до Йоля. Не сказать, чтобы Северуса это сильно расстраивало, но планов, даже на ближайшее будущее, он уже давно не строил. Никогда прежде Северус не считал нужным поминать предков, ни в Самайн, ни в какой другой день. О матери он не забывал никогда, остальных родственников, что ныне живущих, что давно ушедших в мир иной, для него не существовало. Так к чему лишние церемонии? Но недавний разговор с Владом Велесовым настроил Снейпа на несвойственный ему лад. Принц-полукровка неожиданно поймал себя на мысли, что не держит зла ни на кого из родственников со стороны матери, кроме Октавиуса Принца, тётки и кузена. Если разобраться, бесчисленные поколения Принцев ни в чём не виноваты перед своим непутёвым потомком, скорее уж дело обстоит как раз наоборот. Следовательно, у Северуса нет никаких причин пренебрегать общением с предками. Разумеется, Снейп знал, что для поминовения предков в этот день существует особый ритуал, но имел о нём весьма смутное представление. Поскольку гениальная идея обратиться к роду посетила его только что, сегодня после обеда, Северус не успел ни покопаться в литературе, ни обратиться за консультацией к Мальсиберу, который о подобных ритуалах знал всё. Не будь Северус зельеваром, он, пожалуй, рискнул бы сымпровизировать. Он, однако, слишком хорошо знал, к чему приводят даже незначительные погрешности в технологии приготовления некоторых зелий или произвольная замена хотя бы одного из компонентов. Не исключено, что ошибки при проведении ритуала могут привести к куда большей катастрофе, чем взрыв котла. Кроме того, Северус затруднялся назвать без ошибок имя хотя бы одного представителя своего рода, помимо прадеда. Когда-то, ещё до Хогвартса, мать заставляла его учить родословную Принцев наизусть, но это было так давно! Хорошо поразмыслив, Северус решил на свой страх и риск разжечь в какой-нибудь посудине огонь и без затей обратиться к тем, кого знает. Если мать и прадед откликнутся на его зов — замечательно. Нет — доселе он прекрасно обходился без этого. На Кладбище, что на окраине Коукворта, было темно, пусто и холодно. Северус заклинанием очистил от мусора и грязи простую могильную плиту, под которой покоился прах Эйлин Снейп, урождённой Принц. Северус так и не собрался установить вместо этой плиты приличный памятник. Уже не успеет. На холодный камень лёг букет белых хризантем, когда-то Эйлин их очень любила. Северус присел на край могильной плиты, больше некуда было. — Здравствуй, мама! Никогда прежде она не откликалась на его зов. Может быть, день сегодня особый, или для контакта необходим огонь, но сегодня Эйлин пришла. Её лёгкая мерцающая тень возникла из усилившегося дождя и затрепетала от порывов ветра в паре ярдов от глиняной миски, в которой зельевар разжёг огонь. Тень Эйлин не была призраком: от призраков веет могильным холодом, а Северус ощутил волну тепла, необыкновенного, непостижимого, неземного. Северус никогда не пробовал общаться с духами. Ему и в голову не приходило, что с этим могут возникнуть какие-то проблемы. Он заговорил с тенью матери вслух — никакой реакции. Он попытался применить легилименцию — тщетно. Неужели всё напрасно? Снейпа захлестнуло отчаянием напополам с досадой и злостью на себя самого. А чего он, собственно ждал? На что рассчитывал? И не причинил ли он матери боли своими необдуманными действиями? Некромант выискался! Ещё миг — и он опрокинул бы чашу, чтобы потушить огонь и прервать неудавшийся эксперимент. И вдруг что-то изменилось. Тепло, исходящее от тени Эйлин окутало его пушистым коконом, согревая, лаская, утешая, успокаивая. Придя в себя от нахлынувших эмоций Северус мысленно отвесил себе хороший подзатыльник: какой же он идиот! Применить легилименцию к бесплотному духу, что это, если не идиотизм? Легилименция, это что? Считывание мыслеобразов, которые суть продукт деятельности головного мозга, структуры сугубо материальной. Ну и какого, спрашивается, дракла? Она пыталась общаться с ним при помощи эмоций! Она? А кто она? Эйлин Принц или её душа? И что есть душа? Самое главное в нас, бессмертное, незыблемое или всё же непрерывно меняющееся? Пожалуй, да, иначе — какой смысл? Мерлинова борода! Это в какие же дебри философии его потянуло? Нашёл время и место! Мама! Он так долго учился прятать свои самые светлые чувства — любовь, нежность, радость, — под ледяной коркой выдуманного им же самим равнодушия, что, вырвавшись теперь, они причиняли почти физическую боль. Он и не заметил, когда на свет его огня из небытия вышли новые тени. Сколько их было? Северус и не подумал считать. Одна из них здорово напоминала его самого. Северус Принц? Очевидно, да. Остальные расплывчаты, непонятны, незнакомы. Предки. Вызвал на свою голову! Северус по привычке ворчал, но, на самом деле, был в полном смятении, потому что не представлял, что теперь делать и как себя вести. Между тем тени какое-то время внимательно разглядывали его, от этого становилось очень не по себе. Наконец, очевидно придя к каким-то ему одному понятным выводам, призрачный Северус Принц многозначительно приподнял бровь, с ехидцей усмехнулся, ободряюще кивнул и исчез с очередным порывом ветра. Следующим шквалом унесло тени остальных родственников. Северус, наконец, перевёл дух, и вновь опустился на могильную плиту. Он совершенно не помнил, когда успел подняться на ноги. Тень Эйлин пристроилась рядом. На душе у Северуса было пусто, но удивительно светло. Он ощущал прилив сил, но понимал, что аудиенция подошла к концу. Теперь Северусу стало ясно, почему некромаг Влад Велесов был необыкновенно сильным эмпатом. Должно быть, поколения некромагов развили в себе этот редкий талант, постоянно общаясь на уровне чувств с бестелесными духами. Об этом стоило обязательно подумать и поговорить с Владом, кое-что уточнить. Например, не стоит ли попробовать аналогичным образом общаться с призраками — для большего взаимопонимания. Ещё у Снейпа на днях возникло несколько вопросов по поводу инферналов, хотя это, конечно, совсем уже из другой оперы. Встретиться с русским некромагом ещё раз определённо стоило. Впрочем, это всё потом. Сейчас у Северуса есть другое, более важное дело. Аппарируя в Годрикову Впадину, Северус точно знал, что делать. Разжигая огонь в глиняной плошке, прихваченной за неимением лучшего в Паучьем тупике, и уже так хорошо сегодня себя зарекомендовавшей, Снейп был уверен, что Лили откликнется на его зов и обязательно придёт. Северус станет молить её о прощении, и, возможно, она хоть немного смягчится, поняв, что он до сих пор её любит. Но время шло, можжевеловые щепки в плошке догорали, ветер усиливался, дождь постепенно перешёл в липкий мокрый снег, жжение в левом предплечье беспокоило всё больше — и ничего не происходило. Теряя надежду, погружаясь в отчаяние, он звал и звал её, до тех пор, пока глиняная плошка не треснула от жара и не развалилась на части, вывалив остатки догорающих углей в слякотную осеннюю грязь. Северус продрог, промок до нитки, левое предплечье нестерпимо жгло, а он стоял и смотрел, как гаснут в грязи последние искры разожжённого им огня. Налетевший порыв ветра раскидал по холодному могильному камню никому не нужные рыжие цветы. *** Какое же блаженство, в чужой стране говорить на родном языке, слышать родную речь, да ещё из уст молодой привлекательной женщины! И ещё вино. О, вино было прекрасно — как и все вина, что родом из солнечных южных провинций милой Франции! Жаль, что Филипп захмелел уже после второго бокала, иначе пил бы и пил! Тут, конечно, виновата усталость, накопившаяся за последние дни. Ужин тоже был выше всяких похвал, Розмерта знала, чем порадовать нового друга. После обильной трапезы веки целителя отяжелели, от вина и близости прекрасной соотечественницы немного кружилась голова. Очаровательной хозяйке «Трёх Мётел» не составило труда уговорить его остаться в этих стенах до утра. Она даже сама постелила для него постель в гостевой комнате. Белоснежное, обшитое тонким кружевом бельё пахло лавандой. *** — Вы только посмотрите, господа, кто почтил нас своим присутствием! Се-еверус! Улыбка Тёмного Лорда Снейпу очень не понравилась. Банкет в честь Хэллоуина, как видно, давно закончился. Упивающиеся Смертью толпились в бальном зале Малфой-мэнора, в руках у большинства из них были бокалы с кроваво-красным вином. Когда Снейп вошёл в зал, все разговоры стихли, гости расступились, оставив вокруг зельевара широкое пустое пространство. Северус догадался: его ждали. Ему стало не по себе. Тёмный Лорд в вальяжной позе стоял у камина, опершись локтем о каминную полку, Нагайна мирно дремала, свернувшись кольцами у его ног. — Я не спрашиваю тебя, почему ты опоздал, Северус! — поигрывая волшебной палочкой, лениво сказал Волдеморт, — Ты сейчас начнёшь выкручиваться, лгать, рассказывать, как много у тебя дел в школе. Зачем? Не надо! Я знаю, где ты был. В Годриковой Впадине, на могиле своей грязнокровки. Северус стоял посреди зала, одинокий, неподвижный, безмолвный, как статуя из чёрного камня. — Молчишь! — вздохнул Волдеморт, — Вот смотрю я на тебя, Северус, и никак не могу понять, на что тебе сдалась эта рыжая? Ты же сегодня никак инфернала поднять собирался! — в зале кто-то глумливо заржал, — Тебе что, живых баб мало? Молчишь. Ну всё, с меня довольно. Я выбью из тебя эту дурь. Белла, поможешь? На Беллатрисе Лестрейндж было роскошное чёрное платье с глубоким декольте, на белоснежной шее сверкало серебряное ожерелье в виде змеи с зелёными изумрудными глазами, усыпанной бриллиантами. Белла взбила тонкими пальцами буйные чёрные кудри, хищно облизнула яркие губы, вынула палочку. Волдеморт, проследив за этим представлением, удовлетворённо кивнул, перевёл взгляд на по-прежнему молчащего Снейпа, усмехнулся. — Да, Северус. Сейчас. Немедленно. Ступефай!