Год Фестрала

      Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор всё больше убеждался в том, что люди — и маги, и маглы, — имеют не самые верные представления о мире, в котором обитают. Особенно о той его части, которая для живых (не считая некромантов, конечно, но они в Британии вне закона) остаётся, как правило, недоступной.       Например, время. В Междумирье оно течёт как-то странно. Если вообще течёт. Альбусу иногда казалось, что время стоит, как вода в пруду, пахнущем тиной и давно готовом превратиться в болото.       Случалось, выходя из Междумирья в один из своих многочисленных портретов, волшебник был уверен, что отсутствовал в мире живых жалких два часа, но обнаруживал: минуло двое суток.       Иногда всё происходило с точностью до наоборот. Вернувшись в Междумирье, Альбус мог побродить по местным тропинкам, гадая, куда выведет следующая, посидеть на берегу, поболтать с очередным магом, которому пришло время отправиться в мир иной, проводить этого мага до выбранного им транспорта, поразмышлять о странностях мироздания и бренности всего сущего, а потом войти в портрет и обнаружить, что с момента его ухода прошло всего пять минут.       Самое ужасное, что никакой закономерности вычислить пока не получалось, соответственно, он не мог ни рассчитать, ни запланировать время своих визитов. Это раздражало, и до такой степени, что Альбус был вынужден признаться себе: с ним в последнее время что-то не так.       Его многое теперь раздражало.       Например, простые британские волшебники, те, что когда-то благодарили его за полученные знания, дарили подарки и звали своим любимым учителем. Те, что так недавно оплакивали его кончину, а теперь и думать о нём забыли.       Теперь эти людишки всеми силами пытались избежать участия в разгорающейся войне, предпочитая борьбе и славе скучную мирную жизнь. Когда же война вторгалась в их размеренный быт, волшебники хватали свои жалкие пожитки, уцелевших близких, и бежали прятаться, вместо того, чтобы дать достойный отпор. Трусы.       Ещё, говорят, волшебники, чаще маглорождённые, в последнее время стали куда-то бесследно исчезать. На тот свет — думали многие. За границу — подозревал Дамблдор.       Странная получалась война. В открытых схватках с той и другой стороны участвовала, как правило, горстка юнцов, поддерживаемая несколькими убеждёнными сторонниками своего лидера. Прочие боевые действия велись методом мелких диверсий против мирного населения. До серьёзного террора доходило редко. Погромы случались, да, но как-то больше с целью ограбления, чем в попытке кому-то что-то доказать.       Министерство магии, вернее, некоторая его часть во главе с Долорес Амбридж, гонениями на маглорождённых доставляла населению гораздо больше неприятностей, чем Упивающиеся Смертью во главе с Волдемортом своими налётами.       События развивались совсем не так, как предполагал величайший светлый волшебник современности. Кажется, он что-то упустил. Что?       А ещё в последнее время у Альбуса случались галлюцинации, и это тревожило больше всего. Например, не так давно в Междумирье он видел Снейпа. Видел издалека, попытался подойти поближе, но из-за мордредова тумана потерял из виду.       Альбусу стало не по себе: если Снейп мёртв, значит началось! Дамблдор поспешил в Хогвартс. Войдя в портрет, который висит в его прежнем кабинете, он обнаружил склонившегося над бумагами Северуса, живого и здорового.       Допустим, там, в Междумирье, Альбус мог и обознаться. Действительно, почему нет? Но из ума не выходило одно недавнее происшествие, его случайный визит… Куда? Ох, как же ему хотелось это знать!       Ту комнату он видел всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы немного оглядеться и заметить, что за столом присутствовал человек, которого никак не могло там быть.       Сообщить Альбусу о трагической, безвременной и, безусловно, героической кончине Аластора Муди считал своим долгом каждый волшебник, направлявшийся за Грань.       Альбусу не удалось повидать отставного мракоборца на его скорбном пути, он искренне сожалел об этом. Аластора и вправду было очень жаль: другого столь достойного руководителя для Ордена Феникса ещё надо было поискать. Но Муди погиб как герой, отдал свою жизнь во имя общего блага — что могло быть прекрасней такой смерти? Альбусу нравилось воображать, как он будет открывать монумент в память о подвиге старого приятеля.       И вдруг он видит павшего героя попивающим чаёк за грубым столом в неведомой бревенчатой халупе!       Вот уж тут обознаться Альбус не мог точно: внешность Аластора не оставляла шансов для подобного развития сюжета.       Будь на месте бесхитростного и немного наивного Аластора Муди кто-то другой, Дамблдор заподозрил бы инсценировку смерти. Тела-то не нашли! Говорят, правда, что его подобрали люди Амбридж и отправили для исследований в отдел тайн, но проверить это пока не получалось. Амбридж, кстати, какое-то время владела знаменитым искусственным глазом Аластора — пока его не похитил Поттер (подробностей Альбус не знал). Но Долорес могла раздобыть артефакт где угодно, и вряд ли сказала бы правду об источнике.       Итак, основания подозревать, что Муди каким-то чудом остался жив, были, но крайне ненадёжные. На призрака замеченный Альбусом субъект тоже не тянул. Однако за тем столом Аластор Муди был не один, и его сосед справа ничем, кроме галлюцинации быть не мог.       Рядом с Муди восседал солидного вида домовый эльф, замотанный во что-то густо-сиреневое (Альбус обожал этот цвет!), с ярко жёлтым галстуком-бабочкой на тощей шее. Манерно оттопырив мизинец, домовик пил чай из изящной фарфоровой чашки, и, кажется, чувствовал себя за столом вместе с волшебниками вполне комфортно.       Но самым невероятным было то, что за тем же столом из такой же чашки пил чай Кингсли Шеклболт.       О нелюбви Кингсли Шеклболта к домовикам в Аврорате ходили легенды.       Не секрет, что, несмотря на приносимую эльфами пользу, большинство волшебников их недолюбливает. Кто-то за подобострастие, кто-то за то, что ушастые понемногу, но постоянно вытягивают магию у своих хозяев, кто-то за то, что выглядят они нелепой карикатурой на человека.       А Шеклболт брезговал. Такое же иррациональное омерзение у большинства вызывают пауки или флоббер-черви. Что делать? Приходится терпеть. Кингсли тоже терпел. Но сесть с домовиком за один стол?!       Значит, галлюцинация.       Не теряя надежды убедиться в обратном, Альбус раз за разом возвращался в тот же портрет. Увы. Женщина, убрав журнал на полку, должно быть, забыла о нём.       На стене халупы, кажется, висела колдография с каким-то пейзажем. Альбус, как на грех, заметил её лишь краем глаза, разглядеть не успел и уж, тем более, не запомнил, а потому и посетить не мог — к своему большому сожалению!       Была ещё одна возможность прояснить ситуацию: спросить у Шеклболта.       Делать этого не хотелось. Альбус недолюбливал Кингсли: темнокожий волшебник был неуправляем, себе на уме, к тому же стремился к власти. Да, Альбус видел в Шеклболте соперника. Да, время их соперничества ещё не пришло, но признаваться потенциальному конкуренту в собственной слабости?       На этот раз выбора у Дамблдора не было.       Поговорить бы с Кингсли с глазу на глаз! Но как? Особняк Шеклболта был пуст и законсервирован на время войны по всем правилам магического искусства. Нового обиталища темнокожего волшебника Альбус не знал, но найти Кингсли было проще простого: глава Ордена Феникса был частым гостем в Норе. А в Норе всегда было людно.       В доме Уизли портретам Дамблдора на стенах не нашлось места: это слишком опасно по нынешним временам. Альбус прошёл в гостиную через страницу какого-то учебника и дожидался Шеклболта, потеснив на старинном полотне одного из многочисленных родственников Артура.       Дамблдор планировал действовать аккуратно, заранее готовил вопросы, но, увидев Кингсли, одетого так же, как тогда, рядом с непонятно как воскресшим Аластором, он разволновался и потерял контроль над собой, что случалось крайне редко. В результате Альбус рассказал о своём приключении всё, кратко, но подробно.       Рассказ присутствующих шокировал, чего и следовало ожидать. Молли, занятая сервировкой стола, вдребезги разбила какую-то посудину и обессилено плюхнулась на стул. Артур побледнел и медленно скомкал газету, даже не начав читать. Больше всех, конечно, был ошарашен фигурировавший в истории Кингсли. Надо отдать должное его выдержке: маг быстро овладел собой. — Вам это показалось, профессор! — грустно улыбнулся Шеклболт, быстро проведя ладонью по взмокшему лбу, — Вам ли не знать, Альбус, что мир мёртвых устроен иначе, чем мир живых! Мало ли какие причудливые формы материя и эфир могут принимать на границе миров? Это была не галлюцинация, нет! Мираж, Фата Моргана — вот, что вам довелось увидеть! Признайтесь, вам не хватает Аластора так же, как не хватает его нам, в этом всё дело! Но Аластор мёртв. Эта потеря невосполнима, и нам придётся смириться. — Кингсли прав, — кивнул Артур, — Аластора больше нет. Наш сын и его молодая жена были свидетелями его гибели. Тот-кого-нельзя-называть достал его заклинанием, после чего Муди упал с огромной высоты. Он не мог выжить, Альбус! — Нет, правда же, профессор Дамблдор, — в комнату вошёл один из близнецов, тот у которого оба уха остались целы, Альбус не помнил, Фред это или Джордж, — мистер Шеклболт за одним столом с домовиком? Так не бывает! — Не смешно! — осадила сына Молли, — Аластор мёртв, ничего не поделаешь. А то, что в видении Альбуса за одним столом с Аластором пил чай Кингсли — это очень, очень скверная примета! Ты уж, Кингсли, там поосторожней как-нибудь, хорошо?       Молли Уизли с детства была ужасно суеверна. Если годы что-то и изменили в ней, то явно не в лучшую сторону.       Кингсли тяжело вздохнул и аккуратно перевел разговор на другую тему. И вот уже Молли ушла на кухню, а мужчины занялись обсуждением тем ближайшего радиоэфира. Кингсли вытащил толстую записную книжку и стал делать в ней какие-то пометки.       Альбус счёл этот момент удобным, чтобы покинуть Нору. Он коротко попрощался и вернулся в Хогвартс.       Директорский кабинет был пуст. Отсутствовала даже большая часть обитателей местных живописных полотен. Это давало Альбусу возможность спокойно подумать.       Разговор с Шеклболтом ничего по местам не расставил и сомнений не разрешил. А что если… Что если Аластор выжил и теперь по какой-то причине вынужден скрываться? Тогда получается, что Кингсли лжёт. А почему? Не-ет, стоит ещё раз попытаться всё проверить!       Дамблдор сосредоточился. Тот портрет был вполне осязаем. Альбус не только чувствовал его, он даже ясно представлял местонахождение — на той стороне озера, на самом берегу. Была бы возможность подняться на Астрономическую башню, Альбус мог бы точно указать место.       Но вот незадача, никаких построек Альбус в тех краях не помнил. Разумеется, он мог ошибаться: великий маг не может позволить себе тратить время на прогулки по окрестным лесам. Откуда ему знать, что там могли понастроить? Но всё же, всё же…       До возвращения в Междумирье у Альбуса оставалась уйма времени, он это чувствовал. Так почему бы не попытаться проникнуть в тот дом ещё раз? Должно же ему, наконец, повезти!       И Альбусу повезло.       В портрет он вошёл без труда и был уверен, что адресом не ошибся.       За время странствий Альбус понял, что каждое жилище звучит по-своему. У этого дома тоже были свои звуки. Лёгкие быстрые шажки — так ходят домовые эльфы. Тиканье часов. Мышиная возня. Скрип половиц. Треск сучьев в камине. Иногда какая-то женщина что-то напевала вполголоса, сейчас она молчала.       Альбуса по-прежнему окружала темнота. Опять темнота. Дамблдор расстроился и уже собирался уходить, когда неожиданно, совсем рядом, приятный женский голос произнёс: «Чего искать? Вот он, куда я его положила, там и лежит». И женщина взяла журнал в руки.       Верхним в аккуратной стопке научных изданий, сложенных на одной из полок забитого книгами стеллажа, остался «Вестник колдозоологии» за позапрошлый год. Номера Альбус не разглядел, не успел.       Дамблдор увидел жарко пылающий камин, слишком миниатюрный, чтобы быть подключенным к каминной сети. В прошлый раз там, на каминной полке, стояли цветы, кажется, розы. Сегодня роз не было.       На стене раздражающе монотонно тикали магловские часы в деревянном корпусе, чуть ниже висела та самая колдография, которую Альбус заметил, но не рассмотрел в прошлый раз. С колдографии улыбался и махал рукой симпатичный молодой мужчина очень примечательной наружности, не то индеец, не то эскимос. За его спиной простирался великолепный и совершенно дикий пейзаж, который венчала гора, судя по характерной форме и клубившемуся над вершиной дымку — вулкан.       Замечательно. Альбус сможет выйти на это милое изображение из любого своего портрета, имеющегося в этом доме.       Альбус был не прочь посетить колдографию прямо сейчас, чтобы как следует здесь осмотреться. Он уже сосредоточился, чтобы сделать это, но отвлёкся и замешкался, увидев перед собой одну из местных обитательниц.       Это была молоденькая домовушка, чистенькая и миловидная. Дамблдора поразила её одежда: вязаное платьице немаркого серо-голубого цвета с белым кружевным воротничком и белым передником. На ногах ушастой служанки были серые чулочки и расшитые бисером войлочные башмачки в тон платью. А вот это уже совсем интересно: домовики имеют обыкновение ходить босиком.       Домовушка уставилась на Дамблдора, выпучила глаза и пропищала, показывая на него тонким узловатым пальцем: — Г…госпожа! П…портрет!       Женщина, лица которой Альбусу так и не удалось увидеть, повела себя неожиданно. Не говоря ни слова, она безжалостно оборвала с журнала обложку, ту, которая с колдографией, где сейчас находился Дамблдор, скомкала её и швырнула в камин. Измятый лист бумаги вспыхнул раньше, чем Альбус успел понять, что происходит.       Волшебника грубо выбросило туда, откуда он пришёл: в его собственный портрет, что на стене кабинета директора Хогвартса. Ощущение, которое Дамблдор при этом испытал, было омерзительным.       Нет, это определённо не было ожогом, Альбус даже не почувствовал жара пламени. Боли в обычном понимании слова тоже не ощущалось, это было хуже, гораздо хуже!       Позже, немного поразмыслив, волшебник пришёл к выводу, что причина тут даже не в способе уничтожения изображения, а в самом факте. Интересно, что было бы, если бы он успел выйти с портрета на ту колдографию, как собирался? Впрочем, проверять ему не хотелось. Не на себе, во всяком случае.       Немного отдышавшись, Альбус огляделся и обнаружил, что почти все обитатели портретов вернулись на свои полотна и теперь беззастенчиво, с любопытством на него пялятся. Он что, так ужасно выглядит?!       Уж чего-чего, а сохранять хорошую мину при плохой игре Дамблдор умел. Жизнь научила. Жалея об отсутствии зеркала, Альбус поправил одежду, привёл в относительный порядок причёску, пригладил бороду и сделал вид, что не замечает хихиканья. Плевать он хотел на эти картинки!       В кабинете присутствовал его нынешний хозяин.       Сидя за столом, вполоборота к портрету своего предшественника, Снейп разбирал какие-то документы. Он что-то почувствовал, повернулся, посмотрел своему бывшему директору в глаза, хмыкнул, навесил над собой звуконепроницаемый купол и опять занялся бумажками, не удостоив Дамблдора даже слов приветствия.       Гад слизеринский! И на него тоже плевать!       Альбусу было о чём подумать.       Например, о неадекватном поведении той женщины и причинах безжалостного уничтожения его колдографии. Или дело вовсе не в портрете? Например, на обложке журнала кто-то мог написать нечто, не предназначенное для чужих глаз, и теперь хотел это уничтожить?       При других обстоятельствах Дамблдор пустился бы в долгие размышления, стал бы строить гипотезы, а затем взялся бы их проверять. Но волшебник только что испытал сильнейший шок. Логика его бессовестно подводила, в висках настойчиво стучало: забыть, забыть, забыть, забыть…       Мысли путались, беспорядочно метались, а если и собирались во что-то более-менее определённое, то начинали течь в очень неприятном направлении: величайший светлый волшебник неожиданно для себя стал искать виноватых в том, что с ним в последнее время происходит.       Нельзя сказать, чтобы прежде с Альбусом такого никогда не случалось. В конце концов, он всего лишь человек, так что кое-какие слабости есть и у него. Но подобные мысли он всегда гнал от себя, считая неприемлемыми и даже постыдными для такого, как он, светлого волшебника.       Сегодня прогнать их не хватило сил, да Альбус и не пытался. Так что человека, виновного во всех своих бедах, он нашёл.       Виновник сидел за его любимым столом, в его любимом кресле (интересно, куда исчезла вся позолота?) и неспеша разбирал письма, поступившие на имя директора Хогвартса. Альбусу стало гадко, будто зельевар читал его личную переписку.       Вот, значит, как. Северус Тобиас Снейп, один из талантливейших его учеников, обязанный ему своими успехами, карьерой, свободой, самой жизнью. Его убийца.       Да, он совершил убийство по его, Альбуса, просьбе, после долгих уговоров. Да, своим деянием Снейп избавил его от мучительной смерти, обеспечив лёгкий и быстрый конец. Но Северус убил, и рука его не дрогнула!       Авада Кедавра — заклинание своеобразное. Чтобы оно сработало, убийца должен искренне желать смерти своей жертве. У Снейпа всё получилось, следовательно, он желал смерти ему, своему учителю. И теперь Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, величайший светлый волшебник современности, в недавнем прошлом директор Хогвартса, верховный чародей Визенгамота, председатель Международной Конфедерации Магов, победитель Гриндевальда, педагог и великий учёный, вынужден как неприкаянный скитаться с портрета на портрет, пока неведомая сила не затянет его в Междумирье.       Альбус вспомнил о золотой карете и содрогнулся.       Какая злая судьба! А ему так хочется, чтобы всё было как прежде! Достать с полки любимый чайник, розовый с золотыми лилиями, заварить чай с бергамотом, привычно капнуть туда вызывающего доверие зелья, от которого внутри разливалось такое приятное тепло. Позвать Минерву, поболтать с ней, посплетничать о коллегах и министре, попить чайку с пирожными, достать коробочку с лимонными дольками… Альбус уже почти не помнил вкуса любимого лакомства, удастся ли ему ещё когда-нибудь его попробовать? Альбусу стало жаль себя до слёз, только и слёз у него больше не было.       У него больше не было ни-че-го.       А его убийца — вот он, руку протянуть! Придушил бы безо всякой магии!       В душе светлейшего из волшебников сгущалась, наливалась тьмой, злоба.       Где справедливость?!       Его убийца чувствовал себя очень даже неплохо — на новой, престижной и высокооплачиваемой должности. Снейп не обращал внимания на косые взгляды коллег, открыто и безнаказанно издевался над братом и сестрой Кэрроу, одним своим присутствием внушал почти суеверный ужас студентам, и, похоже, был очень рад отсутствию необходимости вести уроки.       Снейп на удивление хорошо справлялся с неожиданно свалившимися на него обязанностями, он даже — кто бы мог подумать! — разгрёб за Дамблдором залежи документов, до которых у того месяцами не доходили руки. Альбуса это раздражало.       Сегодня Дамблдора в Снейпе раздражало всё. Говоря по совести, окажись на месте зельевара кто-нибудь другой, крайнее неудовольствие экс-директора Хогвартса досталось бы ему.       Но Снейпу повезло. Как всегда.       За каких-нибудь десять минут Альбус мысленно припомнил злодею всё, от Чёрной Метки и близости к Волдеморту до распределения на Слизерин двадцать шесть лет назад и непрезентабельной внешности. Особой статьёй шло родство с Северусом Принцем и отсутствие внутренней покорности ему, величайшему магу современности.       Окончательно Альбуса взбесили только что замеченные им следы починки на плече сюртука, который Снейп носил, кажется, не снимая.       О происхождении дефекта догадаться было не сложно: сюртук порвал гиппогриф Клювокрыл, пытавшийся в ту роковую ночь отомстить убийце любимого директора. Альбус надеялся, что на плече зельевара когти крылатого поборника справедливости оставили более заметный, чем на одежде, след.       Потому что прореха на одежде была очень аккуратно и умело зашита вручную, почти без применения магии, и Альбус готов был держать пари, что починкой занималась женщина, полукровка или маглорождённая. Чистокровные волшебницы не утруждали себя подобной работой, поручая её домовым эльфам, домовики же никогда не чинили одежду вручную.       Неужели у Снейпа появилась женщина? Это казалось невероятным — кто позарится на такое «сокровище»?       Однако, факты, факты!       Дело-то не только в качественно заштопанном старом сюртуке! Этой осенью Северус постоянно пропадал где-то вне школы, чего Дамблдор не замечал за ним прежде. Снейп покидал замок почти ежедневно, иногда совсем не на долго, иногда на несколько часов, а однажды он исчез на двое суток, и никак не объяснил своё долгое отсутствие. Интересно, что после долгих отлучек у Северуса случались приступы несвойственного ему благодушия.       Дамблдор на данный момент находил происходящему единственное объяснение: Северус Снейп нашёл замену Лили Эванс. Предатель! Недорого же стоило его «всегда»!       Что и говорить, пользуясь нынешним особым положением Альбуса, слизеринец почувствовал свободу и совершенно отбился от рук. Но он рано радуется! Теперь Дамблдор возьмётся за него всерьёз!       И Дамблдор взялся — немного погодя — с рвением человека, уставшего от длительного бездействия.       Но в тот день Альбусу определённо не везло. Его засосало в Междумирье раньше, чем он начал одну из череды душеспасительных бесед, которыми так гордился. Привычно улизнув от лакея, настойчиво приглашавшего сесть в золотую карету, Дамблдор отправился побродить по туманным тропинкам, надеясь отдохнуть и немного собраться с мыслями.       Однако приключения великого волшебника на этом не закончились.       Обогнув заросли сирени, Дамблдор неожиданно повстречал Влада Велесова — и несказанно обрадовался. Некромаг давно не появлялся в Междумирье, у Дамблдора возникло несколько важных вопросов к нему, и он решил задать их немедля.       Но Альбус всё ещё был не в себе, его, что называется, понесло, в результате он рассказал русскому некромагу всё, как если бы находился под действием сыворотки правды. Что называется, выговорился.       Очень, очень скоро волшебник пожалел об этом, а пока он говорил и говорил: о странствиях и горьких разочарованиях, о золотой карете и преследующих его галлюцинациях, о странном и пугающем приключении с уничтоженным портретом. Альбус рассказал и о неблагодарном ученике, в руке которого не дрогнула палочка, пославшая смертоносный зелёный луч.       И что же?       В результате Альбус не получил ответа ни на один из своих вопросов. Вместо сочувствия, которое было ему так необходимо, он услышал совет успокоиться, взять себя в руки, быть осторожнее, особенно путешествуя по миру живых, а лучше покориться судьбе и отправиться в путь в золотой карете. Якобы, не так уж это и страшно.       Влад говорил спокойно, с присущим ему мягким юмором. В другой раз Альбус посмеялся бы его шуткам, пошутил бы в ответ, и даже прислушался бы к советам некромага — кроме того, который касался продолжения Пути, — но он чувствовал, что сегодня собеседник говорит не то, что думает, и много чего недоговаривает.       Складывалось впечатление, что мистер Велесов прекрасно понимает, что происходит, и точно знает, чем Альбусу это грозит, но ничего не желает с ним обсуждать.       Дамблдор заметил, насколько Велесов был встревожен, как он насторожился. Может быть, русский некромаг и не любил вранья, но лгать он, безусловно, умел, и запросто смог бы провести кого угодно, но не Дамблдора. За годы политических интриг и благодаря долгой работе со склонными к вранью подростками, Альбус научился безошибочно распознавать ложь.       Да, Велесов лгал, а где не лгал, там умалчивал и вводил в заблуждение. Когда Альбус попытался вывести его на чистую воду, Влад сбежал, сославшись на срочные дела.       Всё это выглядело очень подозрительно и несколько зловеще.       Великому светлому волшебнику, Альбусу Персивалю Вульфрику Брайану Дамблдору, может быть, впервые в жизни, стало по-настоящему страшно.