Сказанья Ворона

Воздух со свистом вырвался из легких. Его дыхание было отнято клинком, а горечь крови во рту была не такой отвратительной, как безграничная боль в глазах напротив. Медив знает, что происходит — он умирает. За долгое-долгое время, он чувствует себя — собой. И этим моментом оказалась смерть. Иронично, черт подери. Все происходило быстро — слишком быстро проносились перед глазами картинки того, что, возможно, было его прошлым. Возможно — потому как он с трудом мог понять, что именно ложь, а что — нет. Было множество вещей, которые просто не запомнились — ни первое заклинание, ни первые знакомства, ни первые травмы, ни первые убийства. Некоторые вещи, впрочем, он помнил с пугающей точностью. Умирающего в агонии дракона. Взбешенную мать. Собственное чувство раздражения, когда очередной шпион оказывался в Каражане. А потом появился он. Мальчишка еще по сути, любопытный, сующий свой нос куда только угодно, вопреки запретам вскрывший письмо выскочек из Кирин-Тора... Кадгар. Медив знал, что это закончится печально; понимал, что ему нужно было держать паренька подальше от себя, так далеко, как только можно, позволить ему сдаться, вынудить сбежать. Что угодно, только не это. Тот был жадным до знаний, умел задавать вопросы и искать на них ответы, не лез под руку, и... принимал. Не осуждал. Не делал выводов. Не манипулировал. Он просто был — послушный, жаждущий учиться, и совершенно спокойно воспринимающий его целиком. Медив знал, что именно он положит этому конец; он чувствовал это где-то под кожей, шестым чувством и горечью где-то внутри. Возможно потому, что тот был на него похож. На ту его часть, что была давным-давно погребена под борьбой двух сущностей; Ему в этой битве не было отведено никакого места. Он не желал причинить мальчишке вред. Он не заслуживал этого. Совершенно. И все же, есть некоторые вещи, которые он изменить не в состоянии. Например, тот факт, что он умирает. — Спасибо, — шепот — свистом из легких, — Я боролся так долго, как только мог. «Я никогда не хотел этого, Верный» Это была его последняя мысль прежде, чем сознание затухает. И наконец наступает оглушительная тишина.