На страже Ферелдена

      Алистер ел кашу. Раньше он бы даже не обратил внимания на такое обыденное действие: подумаешь, каша. Но эта каша была вкусной. Пшенка с тыквой, с медом, патокой и маслом. Теплая, почти горячая. Пшено чуть щекочет язык, когда запихиваешь ложку в рот, а если запихнешь слишком много, обожжешься, будешь хватать ртом воздух. Красота!       Раньше, в Башне Кинлох, ему было почти все равно, что есть — лишь бы питательно, лишь бы брюхо не урчало. Но с тех пор, как он отказался от лириума, еда снова приобрела вкус.       И не только еда. Без лириума сам жизнь стала ярче — такой, какой она была когда-то в детстве. Каша была сладкой, дешевый эль — противным и кислым, мясо на огне — сочным, свет солнца — золотистым, шутки — смешными и необидными, и даже меч и щит, казалось, весили меньше.       Ему как никогда хотелось жить. Пить заморские вина, вставать с рассветом, убивать врагов, защищать слабых, торговаться на рынке, травить байки, нюхать свежие цветы, заниматься любовью, лакомиться пирожными со сливочным кремом, драться в тавернах до первой крови, а потом мириться и орать песни во всю глотку. Одним словом, жить.       В Башне само его существование казалось ему серым, скучным и обреченным; теперь он понимал, что частично в этом виноват лириум. С другой стороны, без лириума такую жизнь вести было бы совсем тяжко.       Алистер принимал лириум всего четыре года — и у него уже почти пропали вкусовые ощущения. А что бы было, если бы он и дальше опрокидывал в себя флакон за флаконом? И как живут храмовники, принимающие наркотик больше двадцати лет?       Впрочем, это больше не твоя забота, дружище Алистер. Твоя забота — порождения тьмы.       Он забрал еще каши из тарелки, подул на нее и снова запихнул в рот.       Амелл, сидящая напротив, пригладила волосы. Она уже расправилась со своей порцией каши — гораздо, гораздо меньше, чем у него — и теперь пила свой особый утренний чай. Его она настаивала сама, по особому рецепту, с эмбриумом, наперстянкой и кровавым лотосом. Говорила, что он бодрит и проясняет сознание. Алистер пытался его тоже пить, но он показался ему чересчур горьким, а эффекта он не почувствовал.       — Дункан говорил: если противников больше трех, то лучше их выманить по одиночке, а не кидаться на них одному, даже если доспех позволяет, — сказала она. — С другой стороны, есть заклинания, которые сбивают с ног или отбрасывают на несколько футов. Тогда, наоборот, лучше, когда вокруг тебя больше врагов.       Она бессознательно проводила пальцами по краю тарелки, и он залюбовался ее руками. Светлая, почти белая кожа, сквозь которую просвечивались вены; длинные пальцы, аккуратные ухоженные ногти, тонкие хрупкие запястья. Это были руки знатной дамы. Впрочем, она же ею и была, по рождению; стоит ли удивляться?       — С заклинаниями тоже не все понятно, — продолжала она. — Допустим, ты со щитом, и тебя бьют порождения тьмы. Какое заклинание мне лучше использовать — то, что я могу наложить быстро, с почти мгновенным эффектом, или то, что я сделаю медленнее, но оно нанесет гораздо больше урона? Вот как выбрать?       В левом углу столовой раздался взрыв смеха — там сидели несколько Стражей, недавно прибывших из Вольной Марки. Они не относились к ферелденскому Ордену, но отозвались на призыв Дункана помочь.       Амелл снова сделала глоток из своей чашки, а Алистеру попался особо крупный кусок тыквы в каше. Тыква буквально растаяла на языке, теплая, сладкая и очень мягкая. Ну как же вкусно!       — И нет единственно правильного ответа, — вздохнула Амелл. — Надо смотреть по ситуации. Мне это непривычно. Обычно я просто учила материал: теория, практика, опыты. Но военная стратегия и тактика — это нечто совсем другое.       Алистер запихнул в себя еще одну ложку.       — Есть, конечно, общая теория. Например, как лучше встать отряду при лобовой атаке, или каким оружием лучше атаковать пехоту, или, например, как вести осады. Но проблема в том, что все эти книги и труды написаны теми, кто воевал с армиями на поверхности. Порождения же тьмы иные. Дункан говорил, у них коллективный разум, и они ведут себя совсем не так, как люди, эльфы или гномы. А еще, когда ты в бою, все непредсказуемо, возможных вариантов масса, а выберешь неверный — погибнешь.       Она вздохнула и потерла переносицу.       — Алистер, что ты думаешь по этому поводу?       Алистер доел всю кашу в тарелке и теперь думал, не положить ли еще.       — Алистер, — Амелл повысила голос.       — Что? — он посмотрел на нее.       — О чем я говорила? — укоризненно спросила она.       — Выберешь неверный вариант — погибнешь, — повторил он ее последние слова.       Она нахмурилась.       — И что, тебя это совсем не волнует?       В очередной раз почувствовав себя идиотом по сравнению с ней (впрочем, к этому он уже привык и даже не возражал), Алистер пожал плечами, надеясь, что не выглядит слишком уж глупо или по-шутовски.       — Волнует. Но давай посмотрим правде в глаза: среди нас двоих есть только один стратег, и это явно не я. А мое дело — кашу вон есть.       — Амелл! — из левого угла донесся зычный грубоватый бас, и к магессе, тяжело ступая, подошел Григор, Страж из Вольной Марки. На нем была только рубашка, но даже без доспехов он выглядел на редкость внушительно: огромная широкоплечая туша с чернющей шевелюрой и такой же чернющей огромной бородой. Алистер рядом с ним выглядел тощим и щуплым пареньком, а над Амелл он и вовсе возвышался, словно кусок гранитной скалы. — Ты, говорят, можешь дать жару, в отличие от той курицы-наседки, что вы зовете целителем. Выйди против меня, посмотрим, кто кого на песочке поваляет, а?       Он театрально поиграл плечами, от чего его рубашка, казалось, вот-вот треснет.       Но на Амелл все его представление не возымело эффекта. Она окинула его взглядом с головы до ног, словно оценивая. Не торопясь, сделала глоток из чашки.       — Выйду, — спокойно ответила она. — Но предупреждаю: я тебя сразу заморожу. Сама я на себе лед не испытывала, но, говорят, ощущения так себе. Ты уверен?       Григор застыл, не зная, что ответить, но тут другой Страж из той же компании заорал:       — Клянусь Создателем, я бы на это посмотрел! Если Амелл заморозит твои яйца, Григор, то все мужья Вольной Марки скажут ей спасибо!       За шуткой последовал взрыв хохота, Григор тоже улыбнулся, снова театрально повел плечами и, изображая устрашение, пошел в ту сторону. Алистер смотрел ему вслед и пытался высчитать, сколько нужно потратить магической энергии, чтобы заморозить такую тушу. Должно быть, много. Интересно, а Амелл бы действительно его заморозила? Силы-то у нее хватит, но она же не настолько глупа, чтобы выдавать свои намерения противнику. Должно быть, задумала что-то другое, а про заморозку сказала, чтобы сбить его с толку.       — Ты бы правда его заморозила? — тихо уточнил Алистер.       Амелл хитро улыбнулась и покачала головой.       Внезапно рядом с ней на лавку присел Страж Леклер. Он всегда появлялся как будто из ниоткуда. Смотришь направо — никого нет, смотришь налево — никого нет. Но внезапно он стоит прямо перед тобой и довольно улыбается. Алистер подозревал, что раньше Леклер был карманником или кем-то вроде того. Если так, то карманником он был отличным.        — Амелл, сможешь зачаровать мне вот этот амулет? В подарок моей нежной голубке Клариссе.       Леклер, как и большинство Стражей в Ферелдене, был орлейцем. Его голос можно было бы назвать приятным, даже мелодичным, но сильный акцент все портил.       — Кто такая Кларисса? — осведомилась Амелл, вертя в руках амулет. Он был из лакированного дерева с каким-то изображением, скорее всего, с ликом Андрасте. Дорогие украшения ни к чему (вряд ли эта Кларисса из знати), а вот такой простой церковный амулет в подарок — как раз то, что надо.       Леклер вздохнул преувеличенно грустно и сложил руки на груди.       — Нежное, светлое, трепетное создание. Живет возле церкви. Со своим старым пузатым мужем, к сожалению.       — Вот как, — протянула Амелл. — Значит, это подарок «нежному созданию». А «Жемчужина» что, закрылась?       — Это совсем другое, — Леклер, кажется, даже обиделся. — Кларисса меня любит.       — Еще две недели назад ты не говорил ни про какую Клариссу.       — Я встретил ее десять дней назад на рынке. Наши взгляды повстречались, и наши сердца воспламенила общая страсть.       Амелл вздохнула.       — Ты ведь знаешь, что любовный приворот я сделать не смогу, да? — уточнила она. — Потому что их не существует?       — Ну какой приворот? — возмутился Леклер. — Амелл, говорю же, у нас любовь! Зачаруй на удачу. Она нам всем пригодится.

* * *

      Алистер был уверен, что был рожден без особых талантов и способностей, или, во всяком случае, применения им не нашлось. Единственное, что у него хорошо получалось — управляться с мечом и щитом. Поэтому он поклялся, что сделает все, чтобы у него это выходило не просто хорошо, а отлично. Отчасти из самолюбия, отчасти из чувства долга.       Тренировки поначалу давались ему нелегко. Храмовников учат противостоять только магам и демонам, но против порождений тьмы чаще всего требовались иные навыки. Пришлось привыкать к разным стилям боя, которые еще и непредсказуемо менялись, и у него голова шла кругом. Однако он быстро научился.       Вот и сейчас. Силовая атака, глухая оборона, выпад снизу, выпад слева, выпад кругом, отвлечь, разозлить, запутать. Алистер был из тех, кто с трудом смог бы построить общую стратегию сражения, однако непосредственно в бою ориентировался быстро.       И это Алистера устраивало. Дункан стратег, Рейор стратег, Риордан стратег, а через пару лет они натаскают еще и Амелл. А его дело, как он говорил раньше, кашу есть. И отвлекать внимание противника на себя.       Но было кое-что, что никак ему не давалось: толчки щитом.       — Выпад — и закрылся! Выпад — и закрылся! И быстро, быстро! — командовал Эжен де Руссо, его собрат-Страж, бывший шевалье. — Давай!       Алистер сделал выпад. Меч уперся Руссо в нагрудник. Руссо атаковал в ответ, но Алистер уже успел повернуться и прикрыть левое плечо и шею. Тренировочный меч издал глухой звук, ударившись об дерево щита, обтянутое кожей, и плечо ощутило удар — сконцентрированный, но несильный. Алистер уже успел изучить стиль Руссо — он скорее колол, чем рубил или резал.       — Похвально, — одобрительно сказал Руссо. — Ты и вправду быстрый.       С этими словами он поудобнее перехватил щит и прыгнул в сторону, заходя к Алистеру вбок. Алистер тут же развернулся и нацелил кончик меча на противника. Щит по-прежнему закрывал его левую половину тела. Не дурак же он, чтобы открываться.       — Теперь нападай и толкай меня щитом. И сильнее! В прошлый раз ты не бился, а танцевал, как марионетка в театре. Давай, молокосос, ударь меня хорошенько.       Алистер широко шагнул, одновременно разворачиваясь к Руссо левым боком, присел, напружинил колени.       — Щитом! Несколько раз, так быстро, как можешь! Ну же!       Подряд получилось только два раза, затем плечо онемело, и третий удар вышел вялым. Алистер отскочил — уже знал, что Руссо непременно воспользуется этим. Потер плечо. Выругался.       Руссо покачал головой. Как и Фердинанду, ему было около сорока и он был в хорошей физической форме, но, как и у Фердинанда, его голова была уже полностью седая.       — Надо хотя бы три раза, парень, — убежденно сказал он. — Три толчка щитом, быстро, один за другим. Первый толчок — самый быстрый, плашмя, второй вдогонку, а третий — со всей оставшей силой, замахиваешься всем плечом и описываешь круг. Как я показывал.       — Мне не хватает сил на третий, — пробурчал Алистер и снова потер плечо.       — Всего у тебя хватает, — уверенно пробасил Руссо и вытер пот с усов. — Твоя ошибка в том, что ты весь вкладываешься в первый толчок, и тратишь сразу всю силу. А надо первый делать не столько сильным, сколько быстрым, понимаешь? Давай еще раз.       Через пять попыток Алистер, кажется, начал понимать, о чем говорил его наставник. Но три раза подряд все равно не получалось. Плечо по-прежнему немело, силы по-прежнему слишком быстро заканчивались. Но первый удар стал немного быстрее.       — Ладно. Неплохо, — пробурчал Руссо и улыбнулся. Кажется, и правда был доволен. — Тренируйся, и со временем из тебя выйдет толк. Может быть. Возможно. Посмотрим.       — Посмотрим?! — деланно возмутился Алистер.       — Ну, годков через десяток, может, и выпустят тебя на поле… гусей ловить.       — Гусей перетопчу. Может, хотя бы на коров?       — Коне-ечно! Против неподвижной-то мишени! То любой дурак сможет!       Руссо рассмеялся — громко, открыто, во все горло. После тренировки он всегда был в хорошем настроении. Отсмеявшись, похлопал Алистера по плечу.       — Ты молодец, — искренне сказал Страж. — Могу дать еще совет? Я бы на твоем месте выбирал не тяжелые доспехи, а среднего веса. Твое преимущество не столько сила, сколько проворство и натиск. В тяжелых ты, конечно, станешь сильнее, но потеряешь в скорости.       — А говорил, я неповоротливый!       — По сравнению со мной-то? Без всякого сомнения.       Руссо снова ухмыльнулся в усы, словно потешаясь над зеленым новичком, но Алистер знал, что это дружеское подтрунивание. Он видел, на что способен Руссо, и на что способен он сам. Не так уж он ему и проигрывал, откровенно говоря. Разве что в скорости…       — Знаешь, я бы тебе показал еще один приемчик, — задумчиво протянул Руссо. — У нас в Академии его называли «Медведь калечит волков». Пригодится, если приперли к стенке. Его, правда, лучше делать с парными клинками, а не с мечом и щитом, но я его приспособил для щитника. Покажу потом. А пока хватит.       — Что, уже? Старичье выдохлось?       — Я тебе завтра покажу, как я выдохся, — засмеялся Руссо; его густой и низкий смех отскочил от влажных каменных стен тренировочного зала и развеялся где-то под потолочными балками.       Руссо ушел. Алистер поставил тренировочный меч и щит на подставку. Поднял руки, потянулся, повертел головой, разминая шею — захрустит или нет? Физические упражнения ему всегда нравились. Нравилось ощущение контроля над своим телом, нравилась особая усталость мышц, приятная боль от растяжки, ощущение жара, силы и гибкости. Даже полученные синяки для него были поводом для своеобразной гордости.       У него еще оставались силы, и он подумал было потренироваться еще немного, но вспомнил, что на сегодня у него было запланировано особое дело.       Это особое дело висело над ним уже неделю — а он все не решался, откладывал, намеренно забывал. Как все пройдет? При мысли об этом стало неуютно, но он постарался приободриться. Все будет хорошо, дружище Алистер.       Вдруг в залу вошли Фердинанд и Амелл. Это было странно — в последние дни оба мага с утра до ночи были заняты в лаборатории, изготовляя эликсиры на продажу. Что было еще более странным, оба мага были одеты не в обычные повседневные робы, а боевые доспехи. Лицо Фердинанда было непроницаемым, а вот Амелл едва-едва сдерживала довольную улыбку. Очень довольную. Плотоядную даже.       — Готов к неожиданной проверке, молодой человек?       Алистер сразу все понял и мысленно застонал. Сейчас они тебе наваляют, дружище. Будешь еще неделю почесываться.       — Намеренно дожидались конца тренировки, чтобы у меня силы закончились, да? — кисло осведомился он.       — Ну, ну. Физические силы тебе не нужны, — покачал головой Фердинанд. — Наш… ммм… экзамен… иного сорта.       Алистер знал, про какой «экзамен» шла речь. Принимал он лириум или нет, но умения храмовника остались с ним, и, как и любые умения, их следовало тренировать — или хотя бы поддерживать на текущем уровне. Тем более, что Дункан недвусмысленно дал понять, что его умения могут очень пригодиться против порождений тьмы.       Алистер начал проверять себя уже в первую неделю после проведенной «детоксикации» (да, он выучил это слово; полагал, что обязан запомнить хотя бы термин, которым называлось все это дерьмо). Способности его не ушли, но проверить, уменьшились ли они или остались как есть, оказалось невозможно: ведь в реальном бою он применял их ровно один раз, а те тренировки, что проводились в Кинлохе, все же, были не в полную силу.       Затем, когда он окончательно окреп, с ним начал заниматься Фердинанд. (Втайне Алистер рассчитывал, что ему пришлют Амелл, но Амелл самой приходилось нелегко: ее забрал себе Риордан, а потом, когда он уехал в Джейдер, с ней занимался сам Дункан.) Поначалу тренировки проходили точно так же, как проходили в Кинлохе, и так же, как в Борншире: развеять, очистить, заблокировать и далее по утвержденному протоколу. Достаточно, чтобы ты не заржавел, но, как подозревал Алистер, недостаточно для реальных боевых условий.       Однако постепенно маг начал что-то менять. Усиливал мощь заклинаний. Обманывал: говорил, что вызовет «Огненный шар», а призывал «Оглушающий взрыв», который не наносил, конечно, увечий, но отбрасывал футов на пять, и голова после него была пустая и звенящая, как колокол, в который били со всей силы, оповещая о начале воскресной службы. Или вообще долгими минутами стоял и ничего не делал, пытаясь застать Алистера врасплох.       А потом Фердинанду пришла мысль проверять его неожиданно — чтобы, как он говорил, «тренироваться, максимально приблизившись к полевым условиям».       Одним словом, весело.       — Правильно говорила сестра Агата: маги коварны, — проворчал Алистер и снова достал щит.       — Давай начнем с чего-нибудь простого, — сказал Фердинад. — «Развеяние».       Воздух еле слышно загудел, маг раскрыл ладонь — и на ней затанцевал огонек пламени. Алистер сконцентрировался. Нужно нащупать нити магической энергии, которая уходит в Тень и преображает физический мир. Нащупать, найти и перерезать их.       Пламя потухло.       — Теперь «Очищение» по площади. Попробуй захватить как можно больше пространства. Амелл, вместе со мной.       Воздух загудел громче, а в ноздри ударил сильный запах озона. Маги сотворили заклинания почти одновременно — Амелл окружила себя «Волшебным щитом», а Фердинанд легким, почти неуловимым движением руки создал перед собой стену ледяного крошева — внушительную, с острыми пиками, похожую на гряду прозрачных с голубизной гор.       Алистер дышал глубоко и ровно. Концентрация, вот что важнее всего сейчас. Легкость и пустота в голове. Он снова нащупал оба магических канала — сначала тот, что шел от Амелл, потом и от Фердинанда. Секунда — и волна очистительной энергии пошла по тренировочному залу, издав глухой звук, похожий на выбитую пробку из-под игристого вина. Щит Амелл исчез почти сразу, а ледяная стена — спустя пару мгновений.       Дальше пошло по обычному плану. «Тишина» и «Подавление» — блокировка противника. Затем «Праведный удар» и «Небесный гнев» — атака. Последнее было сложным, требовало очень сильного сосредоточения и обычно выходило у Алистера плохо — впрочем, «Гнев» и в Кинлохе как надо не получался почти ни у кого, кроме Рыцаря-Командора. Но Грегор, в конце концов, ходил в храмовниках уже больше тридцати лет, и, по слухам, в начале карьеры отличался фанатичным рвением.       В теории, «Небесный гнев» должен сбивать с ног и оглушать светом на несколько секунд, обездвиживая противника. У Алистера выходило пока только сбивать с ног.       Вот и сейчас оба мага упали, но столба светящего света, или как там было в учебнике, не наблюдалось. Амелл поднялась почти сразу, выдохнула, вытерла пот со лба. Выглядела довольной и усталой. Фердинанд какое-то время лежал, притворно и чересчур драматично жалуясь на ломоту в своих старых костях.       — Могло быть получше, но сойдет, — наконец сказал он и поднялся, все еще натужно кряхтя. То ли притворялся, чтобы казаться слабее, чем есть, то ли и вправду возраст у него уже брал свое. Вряд ли это было влияние скверны: он стал Стражем всего семь лет назад.       — А по-моему, неплохо, — возразила Амелл.       Алистер потянулся, разминаясь, подпрыгнул несколько раз на месте, и предложил:       — Давайте еще раз?       — Нет, не сегодня, — сказал Фердинанд. — Сегодня попробуем кое-что новое.       Он вытянул вперед руки и сделал несколько круговых движений кистями, разминая суставы — те пару раз хрустнули. Явно готовился к чему-то серьезному.       — Сможешь сделать «Святую кару»?       Амелл вздрогнула, нахмурилась и посмотрела на Фердинанда. Алистеру тоже стало не по себе.       «Святая кара» среди умений храмовников стояла несколько особняком. Если остальные умения действовали на заклинания, то «Святая кара» — непосредственно на заклинателя. В лучшем случае маг лишится маны, в худшем — получит урон и на некоторое время лишится способности двигаться. Алистеру на мгновение представилась эта картина: Фердинанд лежит на полу и хватает ртом воздух, бледный и беспомощный. Это совсем не то, что хотелось бы увидеть.       — Ты уверен? — уточнил он. — Это лишит тебя сил, по крайней мере, на несколько минут.       Но Фердинанда, казалось, вовсе не испугала такая перспектива.       — Это мы еще посмотрим, молодой человек, — сказал он насмешливо. — Амелл, отойди ближе к двери, чтобы тебя не задело.       Он сложил обе руки на уровне груди. Раздалось гудение и шипение, и между рук мага начала расти шаровая молния.       — У тебя есть совсем немного времени, молодой человек, — спокойно сообщил Фердинанд, как будто они сейчас пили вино на террасе в летний полдень, а не упражнялись с магией, — но затем этот красивый голубой шарик угодит прямо тебе в нос. Я предупредил.       И он не шутил. У Алистера не осталось выбора.       Он зажмурился. В нос опять ударил запах озона — ему кажется или он действительно стал сильнее? Сосредоточился. Откуда-то из глубин сознания выплыли строки из «Песни света»:       Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы,       И ничто, сотворённое Им, не будет утеряно.       Ясность. Пустота. Служение. Концентрация. Из солнечного сплетения, будто обжигая, но не огнем, а светом, вырвалась волна энергии, очистительной в своем безумии.       …И ничего не произошло. Алистер открыл глаза. Фердинанд стоял на том же месте, а из его левой руки струилось… Нечто. Более всего это походило на толстые нити, белые с голубизной; они словно ткали полотно, которое, в свою очередь, выстраивало перед магом прозрачную стену. Такого заклинания Алистер ни разу не видел. Но что самое удивительное — свечение «Святой кары» тонуло в этой стене, растворяясь в ней с негромкими, но очень неприятными для ушей щелчками.       Наконец, действие «Кары» закончилось. Маг расслабился. Левую руку он завел за спину, правой вытер пот со лба. Было похоже, что на это заклинание у него ушло много сил.       — Что… это… было? — выдохнул Алистер.       Фердинанд улыбнулся.       — Блокада.       — И она… блокирует… — Алистер был так ошеломлен, что с трудом подбирал слова.       — Совершенно верно. «Святую кару».       — Я никогда не слышал, чтобы маг мог блокировать «Святую кару».       — Я же сказал: еще посмотрим, кто кого, молодой человек, — добродушно ухмыльнулся Фердинанд.       Алистер посмотрел на Амелл.       — А ты такое умеешь?       Она покачала головой.       — Я знала о существовании блокады, но мы никогда не отрабатывали ее на практике. Она только пару раз была упомянута в учебниках. Вскользь.       — Потому что она запрещена, — Алистер скорее не спрашивал, а утверждал.       — Не то чтобы запрещена. Во всяком случае, не официально. Скорее, наши ферелденские храмовники предпочли с ней не связываться. Это как с некромантией: официально она тоже не запрещена, но практиковать ее можно с очень большими ограничениями.       — А ты сама не хотела бы научиться такой защите? — спросил Алистер.       Амелл подняла брови и выразительно посмотрела на Фердинанда.       — Вообще было бы неплохо, — с намеком сказал она.       Фердинанд сцепил руки за спиной и покачался на носках ног, размышляя.       — Не вижу смысла, — наконец сказал он. — Среди порождений тьмы храмовников нет. Так зачем? Может, ты планируешь сцепиться с какими-нибудь храмовниками прямо здесь, в Денериме? Понимаю твои чувства, ma chérie, но Дункан бы поостерег тебя от такого необдуманного поступка. На нас смотрит не только король Кайлан, но и народ. Стражи должны вызывать уважение и не совершать ничего противозаконного.       — Ничего противозаконного я не планирую, — бесстрастно сказала Амелл. — Я лишь учусь тому, что может быть полезно.       Алистер считал, что это не просто полезно, а просто-таки необходимо, о чем и сообщил.       — И вообще, никогда не знаешь, что ждет тебя в будущем, — добавил он. — Кто знает, какие умения пригодятся и когда? Один Создатель ведает.       Фердинанд молчал, переводя взгляд с Амелл на Алистера, а потом обратно на Амелл. Он продолжал сомневаться.       — Если ты считаешь, что я, овладев «Блокадой», объявлю войну всем храмовникам Тедаса, ты плохо меня знаешь, — спокойно сказала Амелл, глядя прямо на него.       — Конечно, — усмехнулся Фердинанд. — Ты их, скорее, по одному перебьешь. Тайно и незаметно. Хорошо, убедили, голубки. Завтра попробуем, сегодня я уже изрядно потратился. Амелл, вернешься со мной в лабораторию?       — Уже не успею.       — В таком случае, я, как и обычно, призываю тебя к мудрости и осторожности, ma chérie, — мягко сказал Фердинанд и быстрой легкой походкой вышел из зала, словно бы и не он совсем недавно жаловался на ломоту в костях.       Амелл пояснила:       — Григор все же уговорил меня на спарринг. Скоро придет.       — Не боишься? — посмеиваясь, спросил Алистер.       — Он плохо понимает, что такое магия, — покачала головой Амелл. — А недооценивать противника опасно. Думаю, я его парализую и пошлю несколько зарядов электрошока — этого будет достаточно. А мне полезно поупражняться с таким огромным соперником.       — Но от твоей магии будет мало толку, если он подойдет к тебе близко, — напомнил ей Алистер.       Амелл хитро прищурилась.       — Пусть сначала подойдет.       Алистер рассмеялся.       — Тоже верно.       — Ужасно хочется тебя обнять, — призналась Амелл внезапно. — Но ты такой потный и грязный!       — Да уж, лучше не надо, — согласился он. Алистера не раздражал пот и грязь, они были естественны после физических упражнений. Но одно дело, когда вы оба после тренировки выглядите так, словно вас зажевала задница гурна, и совсем другое — когда ты один как из задницы, а второй… вторая даже не запыхалась. И на робе ни складочки. Наверное, еще и пахнет хорошо, подумал он с легкой завистью.       — Что думаешь по поводу блокады? — спросил он, чтобы сменить тему.       — Откровенно говоря, Фердинанд прав, — призналась Амелл. — Против порождений тьмы она бесполезна. Но вот поверхность — дело другое. Что-то мне подсказывает, что я еще не раз встречусь с храмовниками… как бы выразиться… особо преданными долгу. Такими, которые бы хотели видеть меня снова под замком, потому что я маг. Это, конечно, незаконно, но если я буду сидеть под замком незаконно, это меня слабо утешит, знаешь ли.       Как и всегда, когда заходила речь про храмовников, Алистер чувствовал себя не в своей тарелке. Он перестал причислять себя к Ордену уже в тот день, когда Дункан взял его в Стражи, но все же, как ни крути — он нес службу в течение четырех лет. Алистер опасался, что неприязнь Амелл — хоть немного, хоть чуточку — распространялась еще и на него.       Впрочем, с этим он ничего не мог сделать.       — Все-таки интересно, — сказал он задумчиво. — Наши ферелденские храмовники решили «Блокаду» магам не давать — во избежание, так сказать, прецедентов. Но, выходит, в Белом Шпиле храмовники смелее?       — Или безумнее, — отозвалась Амелл. — Или безрассуднее. А может быть, Фердинанд это изучил самостоятельно. Тайно.       Она помолчала, словно сомневаясь, говорить или нет, а затем все же сказала:       — Практически все знакомые мне маги умели делать что-то, что официально запрещено практиковать, или то, что можно практиковать только под надзором.       Алистеру не понадобилось много времени, чтобы уловить намек.       — А что умеешь ты?       — О-о!       Амелл скорчила рожу, скрючила руки и изобразила кровожадный оскал. Вышло смешно и нелепо.       — Давай, выкладывай, — потребовал он. — Что умеешь? Что-то запрещенное? Необычное? Или, может… извращенное? — последнее слово он произнес глумливо, понизив голос и намеренно растягивая звуки.       Амелл прыснула и прикрыла рот ладонью, словно они обсуждали что-то очень пошлое и неприличное, и он рассмеялся в ответ. Алистер испытывал какую-то детскую радость, когда ему удавалось ее рассмешить. Когда она смеялась вот так — открыто, откровенно, не таясь — она была собой. Без масок, без притворства, и без преград, которые она привыкла возводить между собой и миром.       — Запрещенного — нет, не привелось, — наконец сказала она, отсмеявшись. — Но есть кое-что… извращенное, — она повторила его интонации. — Я умею выпускать «Огненный шар» животом. Из живота, вернее. Без рук.       — Ты издеваешься, — пораженно вымолвил он.       — Нет, правда. Могла бы показать, но, хм, не здесь, — она обвела глазами тренировочный зал. — Опалю стены. Меня однажды уже заставляли счищать с камня следы огня, спасибо, больше не хочется.       Больше всего в этом признании Алистера поразило даже не то, что заклинание можно накладывать без помощи рук — он знал основы магии и знал, что теоретически это возможно. В конце концов, когда огонь выходит из ладоней мага — он ведь выходит вовсе не из ладоней, это энергия из Тени воплощается в нашем мире, а как ее трансформировать и куда направлять, зависит уже от мага.       Его поразила сама идея. Ведь магов обучают накладывать заклинания, все-таки, используя руки. Как ей пришло в голову учиться использовать другие части тела? И, главное, почему она тренировалась долгое время, чтобы это, все-таки, получилось? Практическая польза от такого приема была — защита от тех пустоголовов, которые хватают мага, связывают ему руки и наивно полагают, что теперь он беззащитен. Но такое может пригодиться, когда ты Страж и должен быть готов к чему угодно, на поверхности и под ней. И совсем другое, когда ты маг, запертый в башне без какой-либо надежды когда-нибудь из нее выйти — а именно таким магом Амелл и была.       А еще это феноменально сложно. Гораздо сложнее, чем накладывать заклинания обычным путем. Творить не самое простое заклинание другой частью тела — это все равно что… Играть на лютне одним мизинцем, наверное. Или орудовать мечом, зажав его под коленом. Или бриться, держа бритву пальцами ног. Хотя нет, пальцами ног должно быть даже удобнее.       — Обязательно покажи мне! — потребовал он.       — Хорошо, но когда мы будем на открытом пространстве, а ты будешь стоять далеко. Очень далеко, — подчеркнула она.       В этот момент в зал пришел Григор. Увидев Амелл, приветственно пробасил что-то в черную окладистую бороду. Алистеру страшно хотелось посмотреть на их бой, но он вспомнил, что его уже поджимало время, и он ушел к себе.       Потому что его ждало особое, очень важное дело.       В комнате он снял стеганку-поддоспешник, а с ней и насквозь пропотевшую нижнюю рубашку. Обмылся в тазу холодной водой, как смог. Достал из шкафа чистую рубашку; она пропахла сушеной вербеной, которую Амелл клала в белье, и Алистер, прежде чем натянуть рубашку, еще пару секунд наслаждался ароматом.       Затянув шнуровку на горле, достал платье. Платьев у него было всего два: темно-красное, узкое, с закругленными рукавами, в типично ферелденском стиле — такое мог носить какой-нибудь солидный денеримский купец или небогатый банн; оно уже слегка полиняло от стирок, но по-прежнему выглядело прилично. Второе же платье он носить стеснялся. Оно было из черного бархата с золотым шитьем, почти новое, явно с плеча какого-нибудь северного аристократа. Это платье, неизвестно откуда, притащила Амелл и уговорила примерить. Потом уверяла, что черное ему невероятно идет, но Алистер чувствовал себя в нем донельзя глупо.       Надев ферелденский наряд, Алистер поправил подол, расправил плечи, поддернул рукава, чтобы лучше сидело. Застегнул простой ремень с кошельком. Оглядел себя в зеркало, вздохнул, взъерошил волосы. Снова занервничал. «Ничего, дружище Алистер, — попытался он подбодрить сам себя, — все будет хорошо». По правде говоря, он совсем не был уверен, что все в самом деле пройдет хорошо, но очень — очень-очень! — хотел на это надеяться.       Что еще взять? Деньги, наверное. Не идти же с пустыми руками, надо прикупить сладостей на рынке.       Брать оружие он не стал. Денерим, по правде сказать, не был таким уж безопасным местом — здешняя городская стража была либо тупой, либо ленивой, либо невнимательной, либо все вышеперечисленное, но в людных местах все же было относительно спокойно. (Разве что обворуют. Хм. Да, своевременная мысль, дружище Алистер, оказывается, твоя голова нужна не только для того, чтобы полировать шлем изнутри. Надо спрятать кошелек поглубже. Или даже взять два.) Да и от особняка, где жили Стражи, до Торгового квартала, куда ему было нужно, было рукой подать, и идти по широкой мощеной дороге, без подозрительных закоулков.       Хотя если бы не особое дело, оружие он бы взял. Но он боялся отпугнуть своим видом того, к кому шел.       До рынка Алистер добрался быстро, даже быстрее, чем рассчитывал. Прикупил коробку миндальных пирожных и яблок в карамели — в детстве он их обожал, хотя и оставил в той карамели два молочных зуба.       И, помявшись и набравшись храбрости, наконец, пошел к нужному дому.       Он давно уже знал, что за дом ему нужен: на углу рынка, рядом с эльфинажем, с дверью, выкрашенной желтой краской.       Потоптался на пороге. Подумал. По дороге сюда он перебирал в уме множество вариантов, как начать разговор, и все отбросил — или глупо, или неуклюже, или жалко.       Как начнет, так и начнет.       Постучал в дверь. Подождал. На звук никто не отозвался, и он постучал снова. Снова тишина. Может, никого нет дома?       Он решил войти. Толкнул дверь. Она поддалась на удивление легко, похоже, ее часто открывали и закрывали.       По внутреннему убранству комнаты сразу стало ясно: здесь живут бедно. Старые, почерневшие от времени стулья, маленький грубый стол, окна на задний двор забиты досками — должно быть, ставни выбиты. Во влажном воздухе витал запах мыльного корня и прогорклого жира от чадящих светильников.       Алистер сделал еще шаг, и нечаянно задел ногой какие-то большие узлы — очевидно, с бельем или одеждой — стоящие возле входа.       — Вы белье в стирку пришли сдавать?       Женщина в мокром залатанном переднике выскочила откуда-то справа. Сердце Алистера сначала заколотилось в горле, а потом ухнуло вниз, к кишкам. Это она? В самом деле она? Он вгляделся. У женщины было серое, усталое лицо и темно-синие круги под глазами. Светлые волосы — то ли грязные, то ли мокрые — она стянула узлом на затылке, чтобы не лезли в глаза. Так выглядит тот, кто зарабатывает себе на жизнь тяжелым трудом.       — По три медяка за узел, дешевле не найдете, — продолжила она. Вытерла руки о передник, ухватила один из узлов и потащила дальше в дом.       Алистер растерялся.       — Я… Эээ… Я не белье отдавать. Я… — Он сглотнул, бессознательно переступил с ноги на ногу и выпалил: — Я… твой брат.       Женщина развернулась к нему и нахмурилась.       — Что?       — Ты Голданна? — уточнил Алистер.       — Я Голданна, да, — подтвердила женщина. — А ты кто?       — Тогда все правильно. Я… твой брат. Наша мать была служанкой в замке Редклиф, она родила сына. Ну вот, я — тот самый сын. Я… Меня зовут Алистер.       Узел выпал из рук Голданны.       — Что за глупые шутки, — произнесла она срывающимся голосом.