Превратности судьбы. Ангел на крючке

Тяжелые шаги высоких полуботинок на толстой подошве отдавались по коридору гулким эхом. Молодая женщина, медленно передвигая закованные в стальные кандалы ноги, шла по длинному, окрашенному в зеленую краску, коридору мимо камер тюремного блока. Полная конфискация и тридцать лет срока в тюрьме строгого режима стали итогом ее молчаливого, фактически безоговорочного признания вины судом присяжных. Волны неконтролируемой злобы раздирали тело женщины на части, заставляя чуть ли не порыкивать в голос. Из камер, расположенных вдоль коридора по обе стороны от прохода, тянули руки и, издевательски хохоча, злословили зэчки, мотающие, похоже, не первый срок. Прожженные, татуированные бабищи матерились, пытаясь схватить Эрику за висящую мешком оранжевую робу. Прохладный ветер, задувающий снежинки в распахнутое окно в противоположном от входа конце коридора, длиною с милю, пробежался по короткому ежику иссиня-черных волос, раздражая кожу. «Суки! Эти поганые твари! Остригли мои шикарные, почти до пояса, волосы, отобрали одежду. Но ничего, я и без одежды не дам себя в обиду, и без шнура, голыми руками сумею придушить любую тварь, которая попытается нагнуть меня к ногтю». Эрика злобно оскалилась, невольно останавливаясь и глядя на женщину, больше похожую на мужика. Короткие, ежом торчащие волосы и грубое скуластое лицо могли напугать любого слабонервного, но Эрика себя такой не считала. Получив сзади толчок в спину от сопровождавшего ее до камеры охранника, едва не упала. Резко повернулась назад и ухватилась закованными в наручники ладонями за резиновую дубинку и, дернув на себя, притянула к груди довольно крупного мужчину: — Еще раз только тронь меня! — сверкая яростным взглядом. От неожиданности мужчина сначала растерялся, а после наотмашь ударил Эрику по лицу и, свалив на пол посреди коридора, жестоко нанес несколько ударов по спине и ребрам: — Ах ты, сука! Совсем не соображаешь, где находишься? Только вякни ещё раз — убью, — тяжелое хриплое дыхание вырывалось из груди мужчины. С удвоенной силой выплескивая ярость, он жестко наподдал ей по ребрам ногой в высоком ботинке. Эрика с трудом поднялась на ноги, отплевываясь от текущей из разбитого рта крови. — Ты мне за это заплатишь, сволочь! — проворчала едва слышно. — Поговори мне еще, дрянь! — мужчина вновь толкнул женщину вперед по направлению к одиночной камере. Ковыляя на ушибленных ногах, покрытых синяками, Эрика перешагнула через порог и упала на койку вниз лицом, не в силах перевернуться и пачкая кровью хлипкую подушку. ***** Период восстановления и адаптации проходил медленно и болезненно. Проведя в медицинском центре после операции две недели, Саманта никак не могла привыкнуть к домашней обстановке. Ощущение полной свободы и отсутствие запретов окрыляли, тем более что Майк буквально пылинки сдувал. Саманта была благодарна Рику, что он заставил поговорить с Майком. Сердце разрывалось от боли, когда в мозгу билась лишь мысль о предательстве. Жизнь теряла краски так стремительно, что стала походить на зияющую дырой пустоту. И, казалось, эту дыру пробили и в груди, она, разрастаясь метастазами злокачественных клеток, поражала внутренности. Тело медленно, но верно отмирало, оставляя после себя лишь тлен. Кто говорит «забудь, найди другого», тот никогда не любил. Как можно забыть того, кто был дороже жизни, того, ради кого дышал. И сейчас, спустя полтора месяца после операции, Саманта постепенно начала приходить в себя, осознавать, что не все потеряно в жизни, и диагноз, поставленный ей медицинскими светилами, вовсе не приговор, а лишь отсрочка. И шансы у них с Майком довольно высоки. Положив на стол готовый отпечатанный договор об аренде нового пятиэтажного здания в деловом районе Анкориджа, Сэмми аккуратно поднялась. Низ живота все еще побаливал после операции. Девушка включила кофе-машину, заправив молотыми зернами. Джон оставался верен себе в любой ситуации и напрочь отказывался пить тот суррогат, что продают в магазине. Саманта подошла к окну, из которого была хорошо видна редакция Anchorage Magazine. У фасада здания стоял припаркованный, новый внедорожник Майка. Саманта была крайне удивлена и поначалу даже не хотела верить, что «Снежная королева» — Оливия Виктория Сазерленд, снизошла до нее, бедной секретарши. И даже стала донором. От здания редакции машина Майка направилась в сторону ConocoPhillips. Сэмми улыбнулась. Любимый пригласил ее на обед в Итальянский ресторан, где они познакомились. Услышав звон кофемашины, налила чашку ароматного напитка и, поставив на поднос вместе с документами, понесла на подпись мистеру Клэптону. ***** Дни протекали один за другим, похожие, словно близнецы и однообразные до тошноты. Подъем и умывание сменялись завтраком в общей столовой, где охранники, как коршуны, следили за каждым шагом, не давая расслабиться ни на минуту, потом работа в прачечной или столовой, обед и прогулка под неусыпным взглядом охраны по обшарпанному, зарешеченному со всех сторон, тюремному двору. Где нельзя остановиться надолго, и приходится быть в постоянном движении. И лежание…бесконечное лежание, уставившись в одну точку. «Обрыдло… Все обрыдло…» Эрика лежала, закинув руки за голову и, задумавшись, перебирала пальцами край матраса под подушкой и строила планы. Злость помогала не отчаяться, не опустить рук. Пальцы, бередя непрочные швы тюремного, застиранного от крови и пота белья, случайно наткнулись на что-то жесткое и гибкое, по ощущениям напоминающее тонкий гибкий трос. Эрика приподнялась над подушкой и осмотрелась вокруг на зэчек из других камер. Не заметив заинтересованности на лицах, уцепилась коротко остриженными ногтями за предмет, заинтересовавший ее, вытянула из матраса тонкий стальной трос, напоминающий гитарную струну. Обыкновенную гитарную струну, по-видимому, оставленную кем-то из бывших заключенных. Сматывая тросик в тугое кольцо, Эрика старалась казаться равнодушной. Любое проявление эмоций вызовет подозрение, а это ей было совершенно ни к чему. Она не собиралась упускать такой прекрасный шанс отомстить обидчикам. Чем тише и незаметней ведешь себя, тем больше шансов осуществить задуманное. Гуляя по кругу тюремного двора Эрика исподлобья, словно невзначай, крутила головой, выхватывая взглядом расположение постов охраны, отмечая во сколько, и по каким дням производится смена караула, и на какой промежуток времени остаются только два охранника из десяти, высчитывая промежутки между сменами постов до секунды. «Ну, вот и все, прогулка закончена», — Эрика смотрела на снежинки, падающие на тюремный двор. Под ногами пятидесяти заключенных, гуляющих, играющих в футбол и просто стоящих, где парами, где по трое, он превратился в коричневую жижу, месиво из песка, снега и реагента. Прозвучал сигнал на построение. Встав парами, женщины нестройным шагом направились в тюремный блок, останавливаясь и ожидая, когда очередную заключенную препроводят в камеру. Эрика коварно улыбнулась. Ее камера последняя по коридору. Девушка терпеливо ждала, когда откроется решетка. Едва войдя в камеру, остановилась, развернулась и, подняв руки выше головы охранника, склонившегося над замком, ухватилась за решетку, выбросив вперед трос свободной петлей. Тот едва поднял голову и развернулся, как петля опустилась на шею и затянулась в смертельном захвате. Неконтролируемый приступ эйфории накатил, как волна, смел внутренние заслоны. Восторг пузырился в груди, вызывая приступ хохота. Эрика, что было сил, тянула трос, затягивая петлю на шее обидчика. Отчаянное сопротивление мужчины, попавшего в когтистые лапы смерти, ни к чему не привели. Тело обмякло и осело на пол. Эрика освободила пальцы от врезавшегося в кожу металла. Кровь тонкими струями скапливалась в ладони и скатывалась между пальцев на пол. Грудь тяжело поднималась и опускалась, как после забега на спринтерскую дистанцию. Внутри, где-то глубоко в груди, зарождалась дрожь экстаза, расцвела фейерверком звезд, осыпая искрами безудержного восторга. Эрика упала на колени, уперлась окровавленными руками в бетонный пол. Громкий истерический хохот разнесся по тюремному блоку. Плечи девушки безудержно тряслись в нервной дрожи. Смех то нарастал, то стихал, постепенно перерастая в рыдания. Топот обутых в армейские ботинки ног, раздававшийся в тюремном блоке, звучал сродни выстрелам из автомата и отдавался нестройной вибрацией в бетонном полу. Трое охранников подбежали к дверям и, тихо матерясь, оттащили убитого от решетки. Эрика испуганно отползала в дальний угол камеры, отталкиваясь окровавленными руками о бетонный пол. Тяжелое рваное дыхание вырывалось хриплыми надрывными рывками, похожими на рычание. Грудь резко поднималась и опадала под оранжевой тюремной робой. — А ну, стоять, сука! — один из охранников ворвался в камеру, не дожидаясь, пока решетка отъедет в сторону. Глаза сверкали неприкрытой злобой, рот исказился от отвращения. Казалось, что женщина сошла с ума. — Э, нет, тварь! Под сумасшедшую тебе закосить не удастся, — прорычал его напарник, он наотмашь ударил ее по лицу резиновой дубинкой. Голова резко дернулась в сторону и, не удержавшись в сидячем положении, женщина мешком повалилась на пол. Эрика почти по-звериному зарычала. Лихорадочно сверкающие глаза и злобный оскал стали ответом пылающей от ярости охране. Подхватив под руки, мужчины волоком потащили упирающуюся девушку по коридору. Эрика орала и брыкалась все время, пока ее тащили до карцера. Лишь оказавшись в темном каменном мешке, она притихла, забилась на узкую койку, и села, поджав под себя ноги. Пронизывающий холод карцера пробирал до костей, обволакивая мышцы леденящей болью. В груди все еще пузырилась радость от свершившейся мести, рвалась наружу, словно горная река, и разливалась в онемевших от холода конечностях. Кровоточащие руки покрылись коркой и онемели, вызывая зуд и желание разодрать ладони. Зажав их между бёдер и вобрав голову в плечи, Эрика повалилась на холодную сырую подстилку, служащую в этой грязной и сырой камере, возможно, кишащей крысами, чуть ли не царским ложем. Спустя несколько минут, дрожь переросла в какое-то зыбкое оцепенение, нарушаемое лишь звуком шагов охраны в тяжелых берцах за железной дверью. Эрика закрыла глаза, проваливаясь в беспокойный сон. Скрип железных дверных петель прервал беспокойный, больше похожий на горячечный бред, сон. Торопливый раскатистый топот заставил женщину подскочить на своей койке. В темном помещении невозможно было различить лица вошедших, но из света, льющегося в проем двери, можно было разглядеть отсвет оранжевых роб вошедших. Товарки навалились на Эрику, крепко прижимая к матрасу. На пол упал один конец витого нейлонового шнура. Эрика кожей почувствовала петлю, развернувшуюся на шее, затягивающуюся прочной, врезающейся в кожу, змеей. Девушку подтащили к стене под высоко расположенным окошком. Резкий рывок, и петля потянула вверх, затягиваясь в смертельном захвате. Тело Эрики судорожно забилось в предсмертных конвульсиях, поднимаясь над бетонным полом, и, спустя несколько секунд, затихло, тяжело вытянувшись. Женщины резко и шумно выдохнули, опираясь, кто о стену, кто руками в колени: — Все, давайте на выход! — выходя из камеры, старшая вложила ключи в руку охранника. — Наша часть сделки завершена… Теперь ты должен выполнить свою. — Я помню и сделаю, как обещал… А вы держите язык за зубами. ***** Саманта была рада снова оказаться в этом маленьком семейном ресторанчике. Как и в день знакомства с Майком, играла тихая музыка, между столиками, под медленную композицию Эроса Рамазотти, танцевали несколько пожилых пар. Так приятно было смотреть на них, на их ласковые трепетные объятия, сквозящие нежностью и любовью. Казалось, сам воздух в ресторанчике пропитался флюидами любви и счастья. И это состояние неги и красоты, беспредельной любви и нежности, оседало, словно покрывало, на цветы в кадках, украшавшие зал, на блюда, созданные мастерами — кулинарами. Саманта и Майк заняли заказанный столик. Она все никак не могла налюбоваться его загадочностью. Он все время опускал взгляд, стараясь спрятать улыбку за кустистой бородкой, что очень подходила ему. Сэмми хотелось запустить ноготки в эту чарующую растительность, провести по щекам, нежно лаская подушечками пальцев. Девушка опустила взгляд в меню, о котором напрочь забыла. Смущенный молчанием пары официант неуверенно топтался рядом: — Вы уже выбрали, что закажете? — он чуть склонился к Майку. Прямая, как жердь, спина была напряжена в ожидании. — Дайте нам минутку, — улыбнулся Майк, парень лишь кивнул. — Ты выбрала, дорогая? — поднял глаза на Саманту, уткнувшуюся в меню, полыхая заалевшими вдруг щеками. — Давай возьмем что-нибудь на второе и вина, — с неуверенностью в голосе. — Нет, пожалуйста, принесите ваше лучшее блюдо и шампанского Дом Периньон, — обратился Майк к официанту. — Шампанского? Что за повод у нас сегодня? — тонкие дуги бровей девушки удивленно поползли вверх. Майк улыбнулся загадочно: — Сэмми, ты помнишь день, когда мы познакомились? — Майк взял руку любимой и поцеловал костяшки пальцев. Дрожь возбуждения поползла по руке и скрылась где-то между лопаток. Не в силах произнести ни слова, Саманта лишь кивнула. Ком подкатил к горлу и глаза наполнились слезами, туманя взгляд. — В тот день я впервые увидел твое фото, еще до нашей встречи. Рик показал. Я сказал в тот день, что ты предназначена мне, мой ангел. От любви и умиления к этому парню Саманта глубоко вздохнула, собираясь ответить. Одинокая слезинка выкатилась из глаза и поползла по щеке. Майк поднес ладонь к лицу девушки и медленно стер ее, лаская пальцем щеку. Встал из-за стола и опустился на колено. — Саманта, милая, я люблю тебя! Дороже тебя у меня никого нет, и не будет. — Майк достал из кармана коробочку и положил ей в ладонь. — Я хочу прожить с тобой жизнь. Жизнь полную смеха и радости, печалей и разочарований, горестей и исполненных надежд. Хочу пройти эту жизнь с тобой, рука об руку. Саманта улыбалась, краем глаза заметив официанта, толкающего впереди себя тележку с заказом и огромным букетом красных роз, перевязанных лентой. Сердце девушки рвалось навстречу любимому, нежность плескалась в глазах. Майк ждал ответа любимой женщины, затаив дыхание. Он не представлял жизни без Саманты и молил Бога о ее согласии. Обратив к Майку полные глаза слез, она произнесла внезапно осипшим голосом: — Я согласна, Майк! — поднявшись на ноги, пара слилась в долгом нежном поцелуе.