Спаси меня, Штейн!

      На следующий день после поимки преступника был организован допрос, созвана ещё одна комиссия. Люси присутствовала при допросе, но с каждой минутой ей становилось только хуже. Она слушала как безжалостно говорил своим хриплым голосом Джозеф Вон, который нисколько не сожалел о содеянном, и ей хотелось плакать. Казалось, что в душе этого человека давно уже не было никакого добра; словно оно, как магнит, притягивало к себе всю злобу и жестокость этого мира.       Вон считал, что поступил вполне неплохо, когда убил жену из-за страха остаться без денег и крыши над головой. Ему было наплевать, что будет потом с его детьми; более того, дети никогда и не волновали его. Этому человеку была безразлична судьба двух маленьких человечков, которые были лишены мамы из-за какой-то глупой прихоти.       Вероятно, Хартфилия чересчур близко к сердцу воспринимала происшествие с детьми из-за того, что сама когда-то была лишена мамы. Она прекрасно знала, что это за чувство — быть одиноким, покинутым самым близким человеком на Земле. Но этим малышам было хуже: у них не было даже отца, а на них до конца дней остался отпечаток детей убийцы… Они будут жить с невидимым клеймом, потому что общество не готово забыть это; им будут припоминать эту историю, когда они будут в чём-то виноваты, их будут растить на чувстве вины за ошибки родителей. — Мне очень жаль, мисс Хартфилия, — обратилась после слушания к волшебнице Нивая Грей. Она очень хотела поговорить с блондинкой, которую всегда так несправедливо считала той, которая просто покрывает и оправдывает преступника. — Если бы ко мне раньше закрались сомнения в своей правоте, если бы я была более решительна в своих мыслях, то смогла бы настоять в тот день, что Франкен Штейн не виноват в случившемся. Но меня очень легко в чём-либо убедить, особенно в том подавленном состоянии, — женщина спрятала руки в карманы, остановившись по правое плечо от заклинательницы.       Люси перетаптывалась с ноги на ногу, тяжело выдыхала и смотрела вперёд. Она даже не взглянула на женщину, когда та начала с ней разговаривать. У неё перед глазами всё ещё стояло выражение лица Джозефа Вона, который убил двоих и не раскаивался. И девушка смотрела на солнце, жмурилась, лишь бы хотя бы что-то уничтожило у неё в груди то жгучее чувство несправедливости. — Да, это и ваша вина в том числе, — обернулась к Грей Люси, приподнимая уголки губ в улыбке. — Но это не значит, что вы единственная, кто сделал что-то не так, Нивая, — Хартфилия просто хотела немного подбодрить женщину, у которой и так ничего не осталось, кроме мук совести. Волшебница положила руку ей на плечо, слегка сжала его и собралась уходить. — Стойте, — взяла Люси за запястье Нивая Грей, останавливая. Блондинка взглянула на женщину — та набиралась решительности, чтобы продолжить говорить. Казалось, что решение ей давалось тяжело. — Я думаю, что вам будет интересно знать, что я решила взять опеку над детьми Клариссы Вон, когда её муж будет казнён.       Кажется, Грей нисколько не позиционировала этих детей как детей Джозефа Вона; исключительно как детей убитой Клариссы. — Это хорошее решение, — обрадовалась Хартфилия, — надеюсь, вы сможете вырастить их так, чтобы они не чувствовали себя виноватыми за то, что сотворил их отец. — Я сделаю всё возможное, — улыбнулась Нивая. — Удачи вам.       Люси ушла, оставляя женщину наедине с её мыслями о том, как ей трудно будет поладить с детьми, психика которых так сильно травмирована. Но Нивая Грей всегда мечтала быть мамой, стремилась к этому, поэтому она непременно справится. Блондинка практически не переживала за неё.       Ещё немного позже Шинигами-сама провёл собрание среди учеников Академии, где официально объявил о том, что всякие подозрения сняты с профессора Штейна. Был также отменён комендантский час и прочие вещи, которые предполагал под собой режим чрезвычайной ситуации.       Хартфилию отдельно благодарили и высказывали поздравления, что она сумела вскрыть правду. Ученики Академии с настороженностью относились к тому, что «ведьма» была на их стороне, боролась за справедливость, но всё-таки не могли отрицать её заслуг. Особенно, когда с десяток ребят могут оторвать им головы вместо предупредительного выстрела.       В общем, на такой ноте общего эмоционального подъёма заклинательница постаралась скрыться от глаз людей. Но возвращаться в холодное сырое подземелье, где до сих пор стояла доска для расследования и оставались все документы, было невыносимо. Поэтому блондинка побежала вверх по лестнице, заходя в кабинет Штейна.       Как и было пару дней назад, на полу всё ещё валялись вещи, которые скинул тогда Спирит. Валялись куски стекла от разбитых колб, и Хартфилия подумала, что можно было бы их собрать.       В кабинете было довольно темно: садилось солнце, поэтому освещал комнату только закат, который чем-то напоминал догорающий костёр. Свет девушка решила не включать, потому что хотелось простого уединения, а если бы кто-то увидел, что здесь есть люди, то непременно бы заглянул. — Ты можешь порезаться, — упрекнул её мужчина, который всё время от актового зала до кабинета шёл за волшебницей на четыре шага позади.       Как раз из-за того, что она не ожидала, Люси и уколола палец об острый край стекла. Пошла кровь. В принципе, уже не впервые за последнее время. — Да ты просто ходячая катастрофа, — цыкнул мужчина, доставая из кармана платок. Аптечки здесь отродясь никто не видел, потому что не принято было лечиться на занятиях профессора Штейна, поэтому изобретать приходилось из подручных средств. — А вы так и будете продолжать со мной разговаривать? — отвела взгляд блондинка, даже не поблагодарив его за помощь. — Я со всеми так разговариваю, — пожал плечами мужчина, не понимая, в чём, собственно, претензия. — Что-то не нравится? — Нет, всё нормально, — отмахнулась волшебница.       Между ними повисла тишина. Мужчина смотрел на неё и не мог не вспомнить о том, как громко она кричала и вырывалась, когда загорелся огонь. Она приняла случившееся так близко к сердцу, что оставалось только выдать ей награду за выдающиеся актёрские способности.       Хартфилия словила на себе его продолжительный взгляд, поэтому постаралась опустить голову. Было немного некомфортно. — Ты так громко плакала и кричала, когда началась казнь, что мне было не по себе, — заговорил Франкен Штейн. На самом деле в момент казни его сердце разрывалось, но не потому, что он видел собственную смерть, а потому что она страдала так, словно не знала, что настоящий он в безопасности в камере. — Я была разочарована, — честно призналась Хартфилия. — Мне было больно и жутко от законов и нравов, с которыми я тут столкнулась, — девушка получала пальцами по столу, а потом решила добавить: — Я всё ещё разочарована.       Здоровой рукой она быстро протёрла щёки, чтобы Штейн не успел заметить, что она уже плачет.       Мужчина усмехнулся. Она выглядела глупой и заносчивой, но на самом деле смогла найти выход из сложной ситуации. Когда Люси поняла, что убийца — Джозеф Вон, она тут же придумала план, как сделать так, чтобы профессор остался жив, а преступник был наказан. Девушка знала, что от большинства улик он сможет отмахнуться, если постарается, поэтому надо было дождаться момента и словить его за преступлением. Но и Вон не глупец, потому что уже был уголовником: пока подозреваемый в тюрьме и висит на волоске от казни, ему незачем лезть на рожон. Поэтому Люси рискнула своей жизнью в том числе и решила проблему с казнью с помощью Близнецов.       Конечно, сжигать духа — жестоко и несправедливо. Но Близнецы бы попали в свой мир и восстановились, а вернуть из мёртвых Штейна не вышло бы. К тому же, была опасность, что волшебница не сможет держать врата так долго открытыми или потратит так много маны, что упадёт в обморок. В любом случае, учитывая, что за ней охотится Смерть, опасно было проворачивать подобное.       Но план Люси сработал безупречно. Франкен Штейн остался жив и полностью реабилитирован, а преступник в тюрьме и через три дня его ждёт казнь. Кажется, жизнь стала налаживаться. — Мне было тяжело, потому что я впервые столкнулась с тем, что люди ставят на первое место свой социальный статус, а не друзей, — шмыгнула носом Хартфилия. — В моём мире всё было не так. Мои друзья были готовы не только социальным положением пожертвовать, но и своей жизнью ради другого. Они шли на все риски, даже если те были неоправданными, лишь бы не дать другому страдать.       Люси вспомнила, как Нацу, не разобравшись в ситуации, рванул за Эрзой в Магический совет, чтобы спасти её от суда. И да, он знал, что они в самом деле разнесли целый город, но считал, что наказывать мечницу незачем. Грей был готов применить смертельное для него самого заклинание, чтобы уничтожить демона, который мог убить всех. «Хвост Феи» боролся за жизнь и право блондинки оставаться в гильдии, даже когда их мастер был тяжело ранен, а его внук отказался помогать. Эрза отправилась спасать Жерара, хотя знала, что тот был прислужником Зерефа. — Даже если знали, что виноваты на самом деле, — вдруг заплакала заклинательница, сжимая рубашку на своей груди, словно это могло притупить внутреннюю боль. — Даже в таком случае в моём мире люди шли на помощь друг другу. Никакое наказание не могло остановить нас. Поэтому мне было жутко, когда все молча смотрели, как вас запирают в тюрьму, как вас собираются казнить… Они даже ни разу не зашли проведать вас.       Штейн не знал, как утешить плачущую девушку. В последнее время она была чересчур сентиментальна и ранима. Вероятно, у неё просто было сильнейшее эмоциональное потрясение. — Ну и пусть, — беспечно кинул мужчина, не считая, что произошло что-то невероятное. — Как бы там ни было, а их жизни всё равно продолжались бы. И обвинять их в том, что они просто хотели защитить своё будущее, я не могу. И тебе не советую.       Штейн положил руку на голову заклинательнице, погладив её. Кажется, этот жест так сильно удивил Хартфилию, что она перестала плакать. Так удивление и испуг работают не только при икоте.       Люси неожиданно почувствовала, что нуждается в объятиях — шагнула навстречу Штейну и крепко обняла его. Она не просила у него никакой взаимности, потому что это было лишь её эгоистичное желание. Но профессор, оправдываясь в своей голове тем, что он попросту довольно благодарен ей за проделанный труд, обнял её. — Теперь я выполню свою часть договора, и мы будем квиты, — решил перевести тему с ареста и казни мужчина, чтобы заклинательница не разревелась снова, ведь в противном случае все его вещи будут в слезах, слюнях и соплях. — Да, — безрадостно ответила Хартфилия. Видимо, она сильно привыкла к обществу Штейна, что отпускать его будет непросто. — А может не надо? Я не вижу причин, сохранять свою жизнь.       На самом деле волшебнице просто было очень страшно отправляться в тот мир. Как-то Локи рассказывал, что время там идёт совсем не так, как в реальном времени. За три минуты, которые может ей отвести Штейн, могут пройти часы, а то и дни, недели, годы… Всё зависит от восприимчивости самого человека. Смерть уничтожает в своём мире все мысли людей, даёт им то, чего не хватало в реальной жизни, чтобы соблазнить умирающего, чтобы он оставил жалкие попытки вырваться из её рук.       Профессор развернулся и прижал девушку к столу, чтобы она не могла сбежать. Он смотрел на неё, пытаясь понять, что именно она хотела этим сказать. Неужели события последних дней так сильно выбили её из колеи, что она больше не хочет жить? — Дайте мне причину, профессор, — зашептала Люси, поднимая взгляд на мужчину.       Штейн увидел в её глазах просьбу. Она молила его спасти её, не дать ей отказаться от всего. Хартфилия хотела выжить, но всё не знала, за что ей ухватиться. Напоминало шторм: волны швыряют корабль, как будто он сделан из бумаги, вода попадает на судно и надо за что-то держаться, чтобы не смыло в океан… И люди стараются взяться за что-нибудь, но не у всех получается. Мужчина видел, как она протягивала руку, ждала, что он схватится за неё и спасёт её. — Тогда, ты можешь вернуться ко мне, — одну руку он положил поверх ладони Люси, которой она схватилась за край стола, а второй взял её лицо, чтобы приблизить его к себе. — Возвращайся ко мне, — повторил он шёпотом у самых её губ, тут же сокращая между ними оставшиеся сантиметры расстояния.       Люси только и успела, что выдохнуть прямиком в его губы; Штейн перекрыл своим поцелуем всё удивление, которое возникло у блондинки из-за неожиданного предложения вернуться именно к нему. Но мысли временно покинули голову волшебницы, оставляя её в руках профессора.       Всё напряжение, которое было у обоих во время расследования, мигом испарилось. Мужчина нашёл на ощупь спрятанные под рубашкой бинты на плече заклинательницы, и стал кончиками пальцев гладить это место. Люси вздрогнула, но скорее от неожиданного порыва нежности Повелителя, чем от боли.       Когда романтическая минутка закончилась, а поцелуй был разорван, Хартфилия почувствовала, как её щёки горели. Она была смущена и растеряна, но не пыталась вырваться. Только опустила голову, чтобы мужчина не мог видеть её в таком состоянии.       А Штейн тем временем повернул голову в сторону окна, глядя на то, как закат догорел на небе. Теперь очень широко улыбалась луна — единственный свидетель внезапной близости двух человек. И профессор, не сумев подавить в себе желание, тоже усмехнулся: кажется, Хартфилия всё-таки его награда.