Спаси меня, Штейн!

      На следующий день Штейн и Люси собрались у мужчины в лаборатории, чтобы он смог помочь девушке. И хоть теперь у блондинки была причина, чтобы вернуться из рук Смерти, она очень сомневалась, что этого будет достаточно. Если верить словам Локи, то память будет очень быстро стираться, исчезать. Вероятно, к тому моменту, когда профессор начнёт проводить реанимацию, волшебница и не вспомнит, что он говорил ей вчера.       Хартфилия заметно нервничала, осторожничала и старалась растягивать время. То ей захотелось тёплого чаю, но Штейн ей приносил его слишком горячим, а к тому моменту, как она снова за него бралась, он становился слишком холодным. Приходилось переделывать, но идеальная температура как-то не получалась. В конечном счёте, Штейну надоело это — он просто перестал потакать её прихотям.       Тогда заклинательница начинала бессмысленные разговоры с самой собой, которые обязан был поддерживать профессор. Он слушал её бессвязный поток слов и не мог понять, в какой момент вообще должен был вклиниваться. От такого поведения Люси он начал выходить из себя — крутил винт в голове и прикуривал. — Не курите, — тут же фыркала блондинка. До того, как она попала сюда, в её окружении ни один человек не был зависим от этой ужасной привычки, поэтому она плохо переносила неприятный запах. К тому же сказывалось её воспитание: её учили быть настоящей леди, которой и пить-то нельзя было, разве что слегка пригубить. Поэтому Хартфилия и не умела пить. — Не могу находиться в таком помещении. — Ишь ты, — скривился Штейн, но сигарету потушил. — Тоже мне, принцесса нашлась.       Профессор пошёл мыть руки, чтобы уже начинать нехитрую операцию по остановке сердца. Где-то у него был дефибриллятор — стоял на «всякий случай»; пару раз он даже был действительно нужен, но это было так давно… Ученики в последнее время стали практически бессмертными, что даже немного расстраивало мужчину. — Кстати, — тут он вспомнил, как волшебница вызывала какого-то духа, которая называла её «принцесса». Тогда блондинка не дала однозначного ответа: вопрос так и повис для преподавателя незакрытым. — Ты и в самом деле была принцессой? — А? — удивилась неожиданному любопытству профессора Хартфилия, но лишь снова одарила его многозначительной улыбкой, по которой невозможно было понять, что она хочет сказать. — Как знать, возможно. А как вы думаете? — Нет, — тут же фыркнул Штейн и даже потёр свои плечи, словно ему было холодно. — Какая из тебя принцесса? Ну, может быть гувернантка… — Как грубо, — насупилась блондинка и окончательно потеряла настроение. Впрочем, переключившись с темы остановки сердца на обиду за такие слова профессора, она перестала волноваться и мельтешить туда сюда. — И всё же, я иду на большой риск с этой попыткой остановки сердца, — тут же переключилась обратно волшебница. Штейн даже немного расстроился, потому что полагал, что она сможет отвлечься немного на дольше. — Так что держи себя в руках, не сходи с ума и приложи все усилия, чтобы моё сердце начало снова биться. Прошу тебя, спаси меня, Штейн. Спаси — и тогда я вернусь к тебе, отвечу на любой твой вопрос. Хорошо?       Хартфилия и сама не заметила, как неожиданно перешла на неофициальный тон по отношению к мужчине. Но это было настолько легко и естественно, что почти не ощущалось. Казалось, так и должно было быть с самого начала. Она стояла напротив него и могла думать только о том, каким непривычно ласковым и трепетным был он вчера.       Они не были друзьями с самого начала — сошлись поневоле, с лёгкой подачи Шинигами-самы. С того момента, как Люси появилась здесь, Штейн был в каждом её дне, в каждом моменте. Но в самом начале эта вездесущность только раздражала и побуждала девушку действовать против неё. Люси полагала, что сможет сбежать от того, что было ей предначертано.       Оказавшись взаперти, когда она была единственным человеком, кого Штейн мог видеть в течение некоторого времени, они, разумеется, стали несколько ближе друг к другу. В ночь перед слушанием заклинательница так много работала и продумывала, что в какой-то момент просто задремала на полу у кровати профессора. Он не решился поднять её: сходил в её камеру, взял оттуда подушку, подложил ей под спину. Потом принёс ещё и одеяло, в которое закутал блондинку.       А потом он услышал её судорожный крик, наполненный болью. Люси знала, что он жив и здоров, но всё равно билась в истерике и была неподражаема в своём образе. И до вчерашнего разговора Штейн даже представить себе не мог, что случившееся на казни было результатом длительных размышлений, рефлексии и невероятной усталости волшебницы.       Здесь, в этом мире, всё было настолько по-другому, что ей было невозможно с этим свыкнуться. Вдали от дома, заброшенная в самую гущу событий с единственной целью — выжить. Такой она выглядела в его глазах, вызывая сперва лишь интерес (сугубо медицинский), потом — немного заинтересовала, но лишь потому, что он не мог понять, что не так с сиянием её души. Только после всего этого, когда они остались вдвоём в подземелье и Штейн смог увидеть её с совершенно другой стороны, он понял, что всё может быть куда сложнее.       Вчерашнее решение импульсивное, необдуманное. Оттого такое страстное и желанное. Кажется, профессор редко позволял себе делать именно то, чего он хочет как человек, а не как преподаватель Академии. — Хорошо, — согласился Штейн. Его голос звучал, как и в любое другое время, холодно и почти что безразлично, но заклинательница прекрасна поняла, что ему не всё равно. — А теперь ложись: раньше начнём, раньше закончим.       Люси забралась на кушетку и легла. Становилось ещё страшнее. Сердцебиение чувствовалось в кончиках пальцев. Но блондинке всё равно казалось, что оно такое скудное, словно вот-вот прекратиться. Это пугало, но лишь потому, что было правдой. Какое-то время она чувствовала голыми плечами холод, а потом он стал привычным. Девушка выдохнула и закрыла глаза, чтобы не видеть, что мужчина будет делать.       Штейн некоторое время ещё ничего не предпринимал. Хартфилия думала, что вполне может уснуть, если мужчина будет продолжать тянуть. На деле же он выжидал нужный момент, чтобы девушка расслабилась и перестала так нервничать, боясь приговора.       В конце концов, к оголённой груди профессор приложил холодные пластины дефибриллятора. Прошло несколько мгновений, прежде чем через сердце прошёл сильный электрический разряд. Работа проводящей системы была резко нарушено, из-за чего сердце остановилось.       Стоя с «ложечками» аппарата в руках, Штейн ещё некоторое время не мог о чём-либо думать. Перед ним лежала совершенно беспомощная блондинка, которую он так долго мечтал вскрыть. Её грудная клетка была свободна от одежды: белая чистая кожа привлекала внимание мужчины, заставляла его потихоньку терять рассудок.       Он точно справится с нарастающим желанием поскорее откинуть в сторону дефибриллятор и взять в руки скальпель? С Люси ведь всё будет хорошо?       Профессор посмотрел на часы. Впереди долгие три минуты. А Хартфилия лежала неподвижно. И Повелитель положил одну руку на лоб, закрывая глаза. Он про себя начал считать секунды, чтобы не упустить момент, когда надо начать реанимацию, а второй рукой покрутил винт. Часы почти бесшумно прокручивали стрелки. Штейн старался услышать, как они двигаются, поэтому затаил дыхание.       Он не мог догадаться, что Люси сейчас во тьме. А она была там. И больше всего хотела, чтобы появился хоть какой-то лучик света, хоть что-то. Но вокруг была лишь чернота. Казалось, что не существует больше никого и ничего. И она тоже. Фактически, так оно и было: душа её была заперта где-то в небытии, где правит Смерть; тело погрузилось в состояние, когда легко может прекратиться работа мозга.       Хартфилия находилась между Сциллой и Харибдой. И куда бы она не свернула, её всё равно поджидала другая напасть. На протяжении многих месяцев ей чудом удавалось избегать несчастных случаев или выбираться из них живой. Отчасти (ладно, блондинка сдалась и признала, что заслуга стопроцентно его) благодаря Штейну, который, словно прикованный к ней невероятной силой, находился рядом, когда это было необходимо.       Даже теперь, находясь в темноте, она вспоминала о том ненавязчивом: «Тогда возвращайся ко мне». Оно было сказано как-то невзначай, так идеально легло, будто было единственно правильным ответом. Люси думала о мужчине, о его поцелуе и шла вперёд. Она не знала, как скоро начнёт забывать его, потеряет в своей памяти эти воспоминания, но цеплялась за них.       Темнота рассеялась. Казалось, что она была похожа на очень плотный утренний туман в лесу, когда видно лишь верхушки деревьев. В любой другой ситуации блондинка могла бы подумать, что это весьма романтично, но сейчас не было времени обращать внимание на такие мелочи.       Люси осмотрелась. Единственная дорога тянулась на много миль вперёд, казалось, что ей ни конца ни края. Вдоль неё стояли чёрные фонари, излучающие мерзкий жёлтый цвет. Глазам было больно — девушка опустила голову.       «Дорога должна во что-то уткнуться», — решила для себя волшебница, а потому пошла вперёд. Она не бежала, но из-за торопливого шага у неё сбилось дыхание. Захотелось остановиться, но Люси знала, что это может быть опасно. Вероятно, усталость — один из фокусов Смерти. Что же, в таком случае она совсем плохо знала, с кем столкнулась.       Дорога вилась чёрной лентой вперёд. И Люси шла, с каждым разом ускоряя свой шаг, пока не начала бежать. Тяжело было дышать, чёлка сперва лезла в глаза и мешала, а потом, когда на лбу выступил пот, неприятно прилипала.       Блондинка выдохлась из сил. Остановившись, она согнулась поаолам, и упёрлась ладонями в немного согнутые колени. Она тяжело дышала, хотела пить и упасть на землю, чтобы полежать. Но не было возможности воплотить ни одно из своих желаний.       Волшебница подняла голову. Она всё ещё помнила о том, что в мире живых есть люди… Есть человек, который ждёт её. У неё нет времени на отдых: скоро в мире, где остался Штейн, истечёт три минуты; он начнёт реанимацию. Тогда Хартфилия задумалась. А сколько времени прошло? Нигде не было ни намёка на часы или хоть какой-нибудь циферблат. Подошли бы и солнечные часы, но в этом мире царила темнота, которую рассеивал лишь жёлтый свет фонарей.       Люси снова сорвалась на бег. Каждый шаг она считала, приравнивая к секунде. Десять, пятьдесят, сто… Дышать, бежать и считать было невозможно одновременно. И тогда волшебница сбилась. А впереди показалось здание. Единственное в округе.       Внутри здание было похоже на больницу: длинные белые коридоры, десятки дверей стоящие с одинаковым промежутком и мигающий свет в конце коридора. На дверях были таблички с буквами. «А», «Б»… Люси с трудом могла понять, что они означают, пока не догадалась, что речь идёт об алфавите. Пришлось искать «Х».       Для этого надо было подняться на третий этаж, пройти оба крыла, пока нужный вход не показался перед ней как волшебная дверь в страну чудес. Люси любила сказку про Алису в детстве — такая захватывающая, невероятная. А теперь, оказавшись какой-то жуткой версией этой чудной девочки, блондинка не испытывала вообще никакого наслаждения или увлечения. Был страх, клокочущий очень глубоко внутри, почти что у самой сути волшебницы. Теперь ей казалось, что она вся была соткана из частичек, полных оправданной паники. Дрожали пальцы, открывающие один за другим металлические ящики как в морге. Глаза зажмуривались почти что сами собой.       Люси нашла имена своих родителей, а рядом — собственное. И тогда ей захотелось сбежать. А потом, поразмыслив и задержав взгляд на именах мамы и папы, — остаться. Судьба разделила их так давно. Это казалось волшебнице ужасно несправедливым. И сейчас у неё был просто невероятный шанс воссоединиться с семьёй. Вот он, заветный лотерейный билетик. Счастье и спокойствие ещё никогда не были так близко к блондинке, как в тот момент. Рука её сама по себе потянулась к металлическому отсеку с надписью «Лейла Хартфилия». Хотелось его открыть. — Нет, Люси, — одёрнула саму себя Хартфилия, сжимая пальцы в тот момент, когда кончики ногтей прикоснулись к холодной ручке. — Помни, что тебя ждут. Ты не можешь умереть.       Собравшись с духом, Люси закрыла глаза и резким движением открыла отсек со своим именем. Там лежала небольшая стеклянная баночка с деревянной пробкой. И это вся её душа? Должно быть, так вышло лишь потому, что Смерти явно не хватило её тела.       Волшебница зажмурилась и резко схватила баночку, сжимая её очень крепко, что если бы стекло было более тонким, то она смогла бы раздавить его. Хартфилия раскрыла глаза медленно, один за другим. Ей не верилось, что всё удалось — и даже никаких препятствий она не встретила.       Блондинка в последний раз глянула на имена своих родителей. Возможно, если бы её сердце билось, оно пропустило бы удар, но поскольку Штейн его остановил, оставалось только резко выдохнуть. Девушка почти заплакала от разочарования, но понимала, что остаться здесь, с семьёй, — самоубийство чистой воды. Ведь ей дали шанс начать всё с начала, а она выбрала смерть. Мама и папа, очевидно, были бы злы и разочарованы такой дочерью. — Надеюсь, вы счастливы, — мягко улыбнулась заклинательница и сорвалась с места. Оставаться здесь не было больше никакой необходимости.       Люси побежала по коридору вперёд, но все двери начали исчезать, растворяться. Кажется, вот она, злость Смерти, которая не хочет отдавать то, что, как она считает, принадлежит ей. Хартфилия подумала, что до этого Смерть никогда не проигрывала. В мире магии так легко сделать всё так, чтобы никто и не заметил, что это была чистой воды случайность, что Смерть со своими планами вообще не при делах.       Здание начало трястись, а свет — мигал, пропадал. Вероятно, из-за тряски обрывались контактные провода. Они замыкались и искрились, поэтому приходилось склонять голову и делать дальше, надеясь, что на неё ничего не упадёт.       Блондинка подумала о том, что раз уж её физическое тело находится сейчас дома у Штейна, то это, получается, эфирное. Возможно, её физическому телу не будет больно. Впрочем, проверять эту теорию не было совершенно никакого желания.       Люси бежала дальше. Дверей всё так же не было. Только окна, за которыми была кромешная тьма. Но выбора, вообще-то, не было. И девушка, оказавшись на первом этаже, попыталась открыть окно, но на нем не было никаких ручек и щеколд. Хартфилия осмотрелась — нашла какой-то кирпич. Наверное, он вывалился после того, как здание принялось разрушаться.       Волшебница на всякий случай открыла сосуд и выпила его содержимое. Возможно, другого шанса у неё уже и не будет. Только после этого девушка выбила стекло. Получился не очень большой и опасный проход, но, учитывая, что остальное здание вот-вот могло упасть ей на голову, это было лучшее решение.       С подоконника Люси буквально вывалилась на улицу. И там её удивлению не было предела: вместо одной дорожки, которая привела её сюда, было видно десятки дорог.       Её тело изнывало от боли, а порезы, которые остались после неудачного прыжка через битое стекло, кровоточили. Сильно гудело в голове, а позади всё ещё рушилось здание. И только впереди, у одной из множества дорог, стоял тот, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть. Розовые волосы трепетали от ветра, в глазах был виден азарт… Он, как и раньше, широко улыбался. — Люси, айда со мной! — протягивая ей свою ладонь, заговорил Нацу. Всё это так сильно напоминало тот судьбоносный момент, когда убийца драконов спас её от участи быть проданной, а потом, когда вокруг ударился хаос и рунные рыцари пытались их схватить, просто протянул ей свою руку, словно они были знакомы всю жизнь. Тогда Драгнил предлагал ей — по сути незнакомке, которую впервые встретил утром того же дня — свою помощь и поддержку. И не бросил её даже тогда, когда они были в гильдии. И потом уже — никогда. До самой смерти. — Сперва родители, а теперь ещё и Нацу… — Хартфилия всхлипнула, опрокидывая голову назад, как обычно делает человек, который хочет посмотреть в небо и достучаться до высших сил. Но здесь, естественно, вместо голубого неба была лишь беспросветная мгла. И Люси. В отчаянии заплакала и закричала: — Это несправедливо!       Голос был сорван, а вместе с ним внутри оборвалось и что-то невероятно ценное. Кажется, кроме Нацу, который доброжелательно протягивая ей свою руку, уже не существовало ничего. Волшебница уже не помнила, где она и что хотела сделать. Уже не имело значение, что кто-то там — а кто и где? — ждёт её.       Хартфилия вытерла слёзы и широко улыбнулась в ответ. Она тут же сорвалась с места, на ходу вытягивая руку вперёд, чтобы коснуться как можно скорее ладони друга.       И когда их пальцы соприкоснулись, больше никаких дорог не существовало. Драгнил сорвался с места и побежал, словно их должен был кто-то вот-вот нагнать, а блондинка и не сопротивлялась, следуя за ним.       Не было никакой горечи и разочарования, только счастье от встречи с лучшим другом. А Смерть, наблюдая за всем этим, лишь тихонечко посмеивалась: как только они доберутся до моста, который разделяет эту переходную зону и мир мёртвых, назад пути уже не будет. Ехидство скрыть было невозможно — Смерть ликовала: она смогла доказать глупой девчонке, что её обыграть невозможно.