мусорка.

             адачи — он никогда не говорит слова приветствия в такие вот моменты. злится ли он; обижается. на лице просто — усталость тёмными пятнами. пальцами длинными сжимает край двери и лишь кивает резко, мол, заходи, если уж пришёл —             хён?       в японии не принято это странное обращение. юто уже несколько лет, как покинул корею, не говорит на чистом — в голове мысли перемешиваются. те старые привычки, когда он был ближе к людям, чем когда-либо. сейчас единственный отголосок страны чужой — хёнджон, что на пороге стоит, едва улыбаясь. мажет взглядом стеклянным. сколько в нём градусов; боли; припадков отчаяния?       на веках —             красный.       губа разбита —             саднит.       держит руку неловко, потому что — светлая рубашка насыщенным розовым отдаёт; воняет; пачкает порог серый. кожа под тканью — бледная; порезанная; кем-то снята частично. скальп нелепый. во взгляде хёнджона читается тихое — я могу пойти обратно к чёрту; мне не сложно; привычно. грязь; тошнит; всё та же придурковатая улыбка, которая в адачи злобу вызывает.       не понимает логики человека, который —             хёнджон сам себя убивает.       хронических суицидник —             блядина.       заходя в квартиру, с себя рубашку через макушку почти что светлую стаскивает. корни чёрные; отросшие; сальные. в них пыль застыла японская — токио такой чистый на фото, но внутри — юто молчит о том, что страна родная прогнила; о том, что сюда приезжают умирать такие как хёнджон — рождённые уже убитыми. лучше не выходить ночью на улицы тёмные — ким днём отсыпается, где придётся, чтобы затем —             под рубашкой алые разводы.       рёбра до мяса содраны. татуировки неоновым отдаёт; слепят; боль в глазах. адачи даже не усмехается, изучая тело чужое — не первый раз; надеется, что и не последний. или было бы лучше — чтобы? под светлыми джинсами у хёнджона серые боксеры. он дверь закрывает почти что голым; молчит о том, что не хочет запачкать квартиру японца своей грязью; гнилью; мазутом; кровью.       так каждый раз.             идиот.       — ты в прошлый раз всю аптечку использовал.       — но ты же пополнил её?       блондин улыбается будто пьяно; накурено; на деле — это то самое отчаяние в тонких венах. вводить — не иглой, а мыслями своими тёмными, когда токио за плечи обнимает опущенные; мягко; почти нежно. хёнджон — он словно кот уличный; всегда со шрамами; свежими ранами — пальцами проводит по предплечью разодранному и шипит тихо от боли. не говорит никогда, где получает — раны.       адачи —             никогда и не спрашивает.       их взаимоотношения с привкусом стали; металла. понимать друг друга — хёнджон, наверное, даже и не пытался. просто глаза рыбьи уставшие поднимает на младшего; улыбка; смешок. говорит, что, мол, всё хорошо. только вот в его собственном мире не бывает понятия нормы — сбрасывает свои вещи на пороге; идёт босиком прямо в ванну; вода — кипяток. попытка смыть свою печаль —             хёнджон-хён?       они редко говорят; чаще всего — на корейском. японский блондина смешон; убог; так себе в повседневности. слова чаще в горле застревают; меж губ разбитых кем-то — быть может, своим же кулаком.       юто внимательно наблюдает, как неестественно бледную кожу касаются капли воды. им стесняться нечего, видимо, уже. аптечка на машинке; юто руками упирается в край ванны; думает тихо совсем. старший опять не в порядке? это не нормально совсем — хёнджон струёй воды горячей раны промывает свежие; жмурится; улыбается. те слова юто японец вспоминает, что —             физическая боль — мощнее; тяжелее; оглушает.       всё —             затмевает.       моральная —             она сходит на нет.       кожа кима покрыта красивыми цветами; рассада с улиц токио. тёмные ирисы гематом; чьи-то кулаки; сильные пальцы. насыщенные маки — кровь смывается в канализацию лишь частично; свежие раны. жёлтые лилии — то самое старое, что успело пройти лишь частично. хёнджон молчит что скорее белый — лилии снега — его любимый. мечтает чтобы внутри были эти цветы пахнущие дурью; жизнью; светом.       — может, поговорим?       — моё мнение роли не играет. нет.       — но я спрашиваю.       обрывки адекватности. юто головой без упрёка качает; ему вновь ничего не рассказывают. он просто — его пальцы крепкие касаются выступающих позвонков сидящего на дне ванны. кожа всё равно — холодная; без пяти минут смертник; ещё один труп. адачи слабо улыбается, потому что знает — тот опять доводил себя до грани на улице. черта хёнджона излюбленная это те самые попытки вылечить своё хроническое безумие. крики в небо ночное; провокации; битые стёкла.       юто давит сильней —             жалеет, что не может содрать эту белую кожу.       ударить со всей силы —             причинить боль физическую.       речь хёнджона частично водой заглушается — произносит что-то шёпотом; кусочки рассказа про ещё одни непонятные дни своей жизни. в последний раз они виделись недели две назад, если не больше, а теперь — адачи в волосы влажные зарывается; сжимает; оттягивает. пытается взгляд поймать, но — ким с глазами стёклами; разбитый. улыбается губами с ранками; синие, хотя температура воды — кипяток. не согреть того, у кого в душе холод стабильный.       — придурок.       — потерпи ещё немного.       — и что потом?       — если кот не возвращается домой, значит —             он мёртв?       хёнджон смеётся звонко; с улыбкой; жмурит глаза с покраснением болезненным. его религия простая — дом есть, но возвращаться сюда очень сложно; тяжело; совестно. блондин встаёт на ноги медленно; вяло, чтобы затем — он обнимает адачи за шею; прижимается; пачкает влагой; кровью; чёрным мазутом. совсем немного жалко японца, что с ним так долго возится. а он, идиот, всё никак не умрёт. раз за разом — возвращается.       а адачи —             юто всегда его принимает обратно.