Прозвучавший выстрел

Санкт- Петербург — дождливый город и вечно любимый мною. Я не помню, с какого момента, но мне всегда нравилось ходить по его улицам, пропитанных историей, и просто наслаждаться прогулками, во время которых ты волей-неволей, но все же впитываешь атмосферу города. Его я обхожу на своих двоих не в первый и, надеюсь, не в последний раз. Раньше, до своей смерти, я жила здесь и практически каждый день, не считая особых случаев, пешком ходила на работу. У меня был свой тату салон. Каждый день приходили то новые, то старые клиенты и со всеми ими меня, кроме разговоров пока делаю рисунок, совмещали татуировки. Одним я набивала всем известные эскизы, а над какими-то работами сидела не одни сутки и даже не двое, а что-то набивалось поверх чужих работ. У меня раньше тоже были тату, но каким-то образом, после смерти, мое тело очистилось не только от них, но и ото всех модификаций тела, которые у меня были: пирсинга, тоннеля в левом ухе, цветных волос. Увы, салон пришлось закрыть, когда я умерла, но сейчас я иду к тому месту, где он раньше был. Просто предаться ностальгии. О своей смерти я помню не многое, знаю, что прошло не более трех лет и все. А еще помню адскую боль от пыток и то, как в меня стреляют серебром. Помню маму, когда я оказалась по ту сторону мира, она плакала. Даже папа и тот рыдал, хотя при жизни был достаточно сдержанным и, в какой-то момент, хладнокровным. Пара сотен шагов и я стою перед дверью, которая когда-то вела в мою мастерскую. Сейчас над ней красуется яркая, практически неоновая надпись. Теперь на этом месте парикмахерская. Толкаю дверь, вхожу внутрь и сталкиваюсь взглядом я татуированной брюнеткой на ресепшене. Меня привлекает месторасположение одной из ее тату, так как редко кто забивает себе шею. -Доброе утро, — говорит она, отрывая взгляд от ноутбука, — вы по записи? -Эм, нет, — говорю, волна волнения прокатывается по моему телу. Окидываю взглядом приемную. Большой шкаф для одежды персонала, пара черных диванчиков, зеркала, стойка ресепшена… и конфетки в круглой вазочке на кофейном столике. -Стрижка? Покраска? -И то, и другое. -Хорошо, раздевайтесь пока. Я вас приглашу. Киваю головой и девушка, достаточно невысокого роста, скрывается где-то в глубине помещения. Скидываю рюкзак и стягиваю куртку, с кучей разных заклепок и замков, и кидаю на один из диванчиков. Падаю на соседний и достаю телефон из кармана штанов. Делаю пару кадров помещения, пока никто не видит, что бы показать братику. Девушка возвращается достаточно быстро. -Пойдемте, — говорит она, — дальнее зеркало. Вхожу в, когда-то свою, мастерскую. Здесь практически ничего не поменялось. Голая кирпичная стена, пара огромных окон, черное граффити во всю стену, покрытую черной краской, которое мне рисовал когда-то друг, до того как его снесла машина. Те же стены, те же лампы, тот же пол, но… вместо тату машинок, специальных кресел, краски и прочего здесь теперь зеркала, фены, шампуни, раковины и все то, что необходимо для парикмахера. Сажусь на приготовленное для меня место. -Что делать? Как стричь? — спрашивает мастер, та самая девушка с ресепшена, надевая фартук. -Ну, под парня — говорю, — и это, сбрейте виски и затылок. -Хорошо. В какой красимся? -Синий. -Отлично, редко кто решается на необычные цвета волос. Закончив расспросы, она принимается за работу, во время которой она напомнила мне меня, в то время, когда это помещение арендовала я. Мы говорим, причем не мало. Я тоже любила говорить с клиентами. Рассказала ей, что это место раньше принадлежало мне, она была очень сильно удивлена. Мастера зовут Марина, но все зовут ее Марине. Она не единственный сотрудник здесь, но так как выходной, на месте только она. Мы говорим о себе, о прошлом. Я ей рассказываю про Феликса, только, конечно очень аккуратно, чтобы не наболтать лишнего. Она спросила у меня, почему я бросила это место, и мне пришлось врать, что-то про переезд. К концу моего преображения, у меня складывается впечатление, что мы знаем друг о друге все. -Ну, вот и все, — говорит она, подведя меня к зеркалу. -Вау, — вырывается из моего горла. Я вижу аккуратно уложенные на бок синие волосы, с легким переливом на голубой, когда на волосы падает яркий свет. Мой новый образ мне нравится, причем очень, правда не хватает тату или, хотя бы, пирсинга. Расплачиваюсь за прическу. Марине протягивает мне листочек с номером телефона. -На, набери, если соскучишься. Выхожу из салона с довольной улыбкой и снова начинаю бродить по городу, предаваясь воспоминаниям. А вот вечером меня ждал серьезный разговор с братом по видеосвязи. Пара гудков и я вижу уставшее после расследование лицо Феликса. -Как тебе? — спрашиваю братика, челюсть которого мгновенно отвисает. -Ээээээ, необычно …. Мне нравиться. Хотя, я мог бы уже привыкнуть к твоим преображениям, — говорит он, почесывая затылок. Улыбаюсь. Из моей груди вырывается короткий смешок. -Это хорошо. Как ты? Сделал, что хотел? Лицо Феликса меняет свое выражение. От его обычного спокойствия, до какой-то еле заметной грусти, которую, обычно, способна видеть только я. -Все хорошо, — говорит, — нет еще. -Как нет?! — вскрикиваю. -Тише, тише. Сделаю я все. -Когда? -Завтра. -Нет уж, милый мой, давай прямо сейчас. Я уверенна, она в офисе… -Нет, она дома -Так пригласи обратно, скажи, что нужно решить один важный вопрос и все. -А если откажет? Вздыхаю. Каким же, все-таки, идиотом он бывает. -Слушай, Феликс, вы столько с ней прошли, что думаю, что она не сможет тебе отказать. Не медли, а то, как показывает практика, даже вампиры не вечны. А если вампиры не вечны, то не вечно ничего. Давай, я морально с тобой. -Я боюсь, — произносит Феликс, закинув назад голову, — ты даже не представляешь себе насколько. Вдруг откажет? -А что сильнее: ты или твой страх? -Я. -Тогда делай что хотел, чего медлишь? Своей медлительностью ты приносишь ей только боль. -Попробую. Мы разговариваем еще где-то минут двадцать, пока не садится мой ноутбук. Откидываю его в сторону и падаю на огромную двуспальную кровать, раскинув руки. В голове пустота. Вообще не одной мысли. Просто смотрю в потолок, пока не осознаю, что моя жизнь круто меняется. Очень круто и, скорее всего, в лучшую сторону. Теперь я сотрудник частного детективного агентства «Пятая стража». У меня новая жизнь, круто отличавшаяся от старой, но что-то тянет меня назад. И я даже знаю что… Разлепляю глаза, как только звонит будильник. Вся простыня скомкалась и сейчас напоминает одного длиннющего жирного червяка или змею. Где-то через два — три часа мне нужно сдать временно снятую квартиру, но перед этим нужно собрать вещи и убрать бардак, который я развела за три дня своего пребывания здесь. Встаю с кровати, потягиваюсь и сонной мухой плетусь на кухню. Завариваю самый дешевый кофе из пакетика и выпиваю залпом. Энергии не прибавилось, но зато утренний ритуал исполнен. Иду в ванную и принимаю холодный душ, чтобы окончательно очухаться ото сна. Теперь, ближайшие несколько часов, я хожу по квартире, убирая хлам за собой: коробки из-под пиццы, банки с недопитым энергетиком или колой, пакетики из-под кофе и прочий мусор, который копился здесь. Периодически кидаю одежду и личные вещи в свой дорожный рюкзак, предварительно расположив его на кровати. Приезжает хозяйка, приятная старушка, лет семидесяти, которая похвалила меня за порядок. Увидь она, что до этого было в ее квартире, ее бы точно удар хватил. Отдаю ей ключи и, закинув рюкзак на плечо, ухожу. Выхожу на улицу, но перед тем как сесть в машину, покупаю в магазине цветы. Красные и белые розы. К сожалению, четное количество. Аккуратно кладу их на заднее сидение и еду в неприятное не только для смертного, но и для вампира место. К своим родителям. На кладбище. Хрустя снегом, вхожу в главные ворота и иду вглубь. Дохожу до склонившегося дерева, возле которого, в двух могилах, нашли пристанище наши с братьями родители. Могилы ухоженные, словно их часто кто-то убирает, но нет, это все благодаря магии, которую наложил братик. Я последний раз была здесь за пару дней до собственной смерти. В тот день шел дождь, и я знатно тогда промокла. Феликс здесь бывает, но редко, работа не дает. А вот Макс здесь не был никогда. Даже в день похорон. Разделяю цветы на пару равных пучков и кладу на каждую могилу. Еле сдерживаю слезы. С болью, от смерти родителей, невозможно справиться, только привыкнуть к тому, как щемит сердце и болят легкие. -Привет мам, — шепчу, — здравствуй, папа. Я пришла, хоть не обещала, — вдох-выдох, — Скучаю по вам, очень скучаю, — с надгробий на меня смотрят их фотографии, которые удалось сделать с портретов, написанных мною же при их жизни, — я снова выкрасилась. Папа, надеюсь, что ты не злишься на нас за то, что бросили вас там, наверху. У нас с Феликсом все будет хорошо, я за ним пригляжу, женю. Да и за собой тоже, не волнуйтесь, — смахиваю с лица слезинку, — мама, пожалуйста, не злись на папу и меня за то, что не сказали тебе о том, что братик тоже был там, наверху, — поднимаю голову к серому небу, — тебя бы это заставило понервничать, мы не хотим, чтобы ты это делала. Папа, пригляди за мамой. Я очень люблю вас. И Феликс тоже. Надеюсь, что еще встретимся, но не скоро. Смахиваю с лица выступившие слезы, которые не могу сдержать. Грудь наполнила боль, мне захотелось закричать как можно громче, чтобы все слышали. Разворачиваюсь и на свинцовых ногах, еле заставляю себя уйти к машине. Да и в принципе выехать из практически родного города. В новый дом, где меня ждет брат и новая работа.