В эти воды души моей

Разумеется, ему показалось. Сиэль на данном этапе не тот человек, которой будет бросаться «вызовами» в столь интимных, робких (как он сам) вопросах. Но багрянец на щеках — так же юн и горяч, как задетое юношеское самолюбие. «Прекрасно», — подумалось Себастьяну, который едва-едва заставил себя отлучить воображение от очередного перерисовывания смущенного личика. Что есть чистота, как не заблуждение и отсутствие знаний? А страдание — вот ворота в иной мир. И Себастьяну почему-то хочется представить, как Сиэль страдает. Как выкристаллизованные слезы — алмазы — скатываются с холмов горнего мирка, преодолевают короткий слащаво-нежный период закалки (молочные щечки невинного существа), одновременно воплощаются в образах Марии Терезы и прочих, чтобы после предаться восхитительной анафеме во влажной пещерке рта. Печальный крик — равносилен зову. Ты можешь только подумать, а я услышу. Я непременно услышу. Темному богу нужны приверженцы. Он жаждет услышать, как слепец готов прозреть и прильнуть устами к его черным подолам. «Но почему он этого хочет»? — Себастьян плутает взглядом по фигурам людей, мелькающих на палубе и замечает резкие, угольные очертания. Они слишком отчетливы и въедливы даже для галлюцинации. Но Себастьяну не страшно. Он уже может догадываться, что зреет внутри мрачной исполинской фигуры, и на что тот способен. Еще бы — ведь он сам создал его. Несколько часов кряду после обеда Себастьян гулял на свежем воздухе, и из головы не выходил ни двойник, ни, как ни странно, мальчишка. Он смутно ощущал связь между пробуждением темного образа и Сиэлем, но не мог оформить это ни в слова, ни в конкретные чувства. Они просто существовали, как морские волны. Расхаживали по темно-синему пространству, повторяя непринужденную и легкодумную походку всех зевак на корабельной палубе. Что с ними можно сделать? Да ничего. Они есть, а ты всего лишь их беспомощный наблюдатель. В конце концов, Себастьяна это начало раздражать, и он захотел вернуться в свою каюту, чтобы отдохнуть. Путь ему преградило сияющее чудо. Точно райская птица дорогу перелетела. Она была нагружена талмудами «священных писаний», должно быть держала путь из библиотеки. — Здравствуйте еще раз. — Говорят, новорожденным ангелам тяжелы их крылья, а вам — не тяжелы ли все эти книги?.. Сиэль ответил только тихой улыбкой и спросил: — Вы гуляете? — Немного, — соврал Себастьян, потому что больше не гулял, а собирался уходить, и сам не зная зачем ляпнул: «Хочешь присоединиться?» хотел добавить, что тут чертовски скучно, но не стал. Он уже не мог вернуть слова, но Сиэль согласился, и они просто-напросто направились вперед. Морские волны как будто поменяли вольнодумное течение, а шаги прохожих изменили темп. Они стали не просто легкомысленными и естественными, а — исчезли. На юноше было светлое кашемировое пальто и брючки, поэтому он составлял яркий контраст с брюнетом в черном. — Не против, если я закурю? — спросил мужчина. — Нет, — пожал плечами Сиэль, он как будто немного удивился вопросу. Мимо проходил мороженщик. — Не желаете мороженое? Для ребенка? Или сами? — Будешь? — поинтересовался Себастьян у юноши. Тот как-то смущенно улыбнулся — не удивительно, что его принимали за ребенка. — Можно. Ванильное. Спасибо. Себастьян отдал деньги, а Сиэль взял бумажную пиалочку с десертом. — Давай понесу твой бесценный гранит знаний, пока ешь, — мужчина взял у юноши стопку книг. Вновь прозвучало «спасибо». Это резало слух, но не неприятно. Они просто пошли дальше. — И часто тебя принимают за ребенка? –поинтересовался Себастьян. — Я уже привык, что для многих выгляжу младше, чем есть. Хотя странно, что моего близнеца так никогда не называют. — Говорят, что вечно юные внешне — вечно юные в душе. Сиэль улыбнулся: — Вы часто так говорите. — Как? — «Говорят, что»… — Но ведь правда говорят, что сделаю? — губы мужчины поползли вверх сами собой, словно в извинении. Но — перед кем? И он не мог не заметить движения языка и губ по белой консистенции — острое ощущение беспорядка в голове. Резкое, как плавник акулы. На самом кончике розово-бордовый язык влажный и — прекрасный по своей сути. Во вкушении сладости — его бездумное движение напоминало все те же вездесущие волны. Только вот эти волны Себастьяну как раз-таки нравились. Немного, совсем чуть-чуть, но он к ним причастен. Он заплатил за удовольствие и несет легкую ношу за эту плату на руках, в виде, боже упаси, «Ветхого Завета» и прочей мишуры. Ванильный крем мороженого напоминает о том самом яде змея, которым никогда в жизни сам Себастьян не отравился бы по доброй воле. Но… напоминает. Сиэль вновь заговорил, отерев белое пятнышко с подбородка: — Извините, если покажусь навязчивым, но могу я попросить вас дать почитать свои книги? Хотя бы одну. — Почему тебя они так заинтересовали? — Не думаю, что могу вам это сказать. Вы засмеетесь. — От чего же? — Что ж… мне стало интересно, о чем может писать именно такой человек, как вы. — А какой я, простите за «навязчивость»? — Себастьян ухмыльнулся. — Мы возвращаемся к истоку прошлой беседы. Я понял. И я бы, возможно, с радостью дал вам, молодой человек, одну из своих книг. Но на борту на руках у меня только одна, дописанная буквально утром. — Понимаю, — кивнул Сиэль. — Вы можете доверить первое чтение только тем, кого знаете и доверяете. — Чепуха. Дело в том, что такие книги не для ваших глаз. Я довольно откровенен? Это прозвучало как «такие книги вам не по зубам». Уж Себастьян сделал все возможное, чтобы так прозвучало. И добился своего — в синих глазах стал загораться новый огонек. — Это нехорошие книги? — спросил юноша очень осторожно и готовым к подобию осуждения. — Это нехорошие книги для тех, кто хочет стать преподобным, — уточнил мужчина. — Только и всего. — Так вы не скажете, о чем? — Если настаиваете… Капля мороженого упала на пол. Сиэль доел мороженое и забрал книги. На мгновение их пальцы соприкоснулись. — Хотя знаете, — добавил Себастьян. Он очень не хотел, чтобы их пальцы разлучились, — как и вы сказали о том, что вам пойдет на пользу убеждать атеистов в обратном… я дам вам почитать эту книгу при одном условии. — Каком? — Это останется секретом. Дело в том, что я еще никому не афишировал ее завершение. Даже своему издателю. Выходит, что это своеобразная писательская тайна. Себастьян врал. Именно поэтому приятнее было добавить: «Вы будете первым, кто прочтет. И мне будет важным ваше мнение». Снова вранье. О своих книгах он все знает сам, и никогда ни с чьим мнением не считался. Он вполне сам — себе мнение. Он сам себе — тот дьявол, которого описал. Он стоит чуть поодаль, и Себастьян ощущает лавинообразное дыхание на своей скуле — ветер нынче крепчает и холоднеет. Но ему кажется, — наоборот. Сиэль чуть зарделся. — Большая честь стать первым читателем. Мне будет интересно вдвойне. «Еще бы». — Тогда пройдем до моего номера, и я отдам вам это «сокровище». «Даже Виктория так и не прочитала этот роман, а ведь должна была быть первой. Как же жизнь хитра на повороты», — усмехнулся Себастьян и подумал, что это не совсем его мысли. Вернее, кто-то пытался его обхитрить. Удивительно. Он прислушался — не идет ли кто следом? Но ни звука копыт, ни зловонного дыхания преисподней. В номере Сиэль замялся у порога, оглядывая весьма аскетичное убранство. Его внимание привлекла полка с резными крошечными фигурками. — Это нэцкэ. Моя жена их коллекционировала, — пояснил Себастьян. — Вы женаты? — Виктория умерла пару лет назад. Сиэль деликатно промолчал и вернул на полку козленка. Он не знал, что к нему прилагался его собрат, утром упавший и откатившийся к старушке-монашке. В дуэте эти два озорника — оба одного пола — вытворяли невинный танец гениталиями и язычками. Себастьян должен был убрать эти фигурки в шкатулку, куда подальше, но так и не убрал. Не хотел. Себастьян накрыл светлую мягкую обложку своей черной, твердой книгой. — Пожалуйста. Буду ждать вашего мнения, молодой человек, — он чуть улыбнулся. — Тогда я пойду. Не терпится начать читать, — заулыбался мальчишкой Сиэль. Он умел казаться особенно милым, когда хотел. Это я уже заметил. — До встречи. — Ой, чуть не забыл. Отец и мать приглашают вас на ужин с нами. За тем же столиком. Я должен был найти вас и передать. — Я рад. Обязательно буду. Себастьян закрыл дверь за Сиэлем и слушал его шаги, до тех пор, пока они не исчезли. Всего на мгновение он смежил веки, а открыв, обнаружил на бархатном диване Сатану. На этот раз у него не было морды. Она растворилась во туманнообразной тьме. Та меняла черты, и нет-нет, проглядывало нечто от человека. Рубиновые глаза. Губы… Затем нос. — Кто ты? Дьявол молчал. В одной лапе он удерживал стакан гранатового сока, а в другой - графин. Одно неосторожное движение этими немыслимо острыми когтями и, кажется, что стекло распадется на ровные части. Неважно, что перед ними будет: череп, камень, вода, время... Они со всем справятся. — Тебе налить? — голос искажен и похож на всплески вод и клецанье птиц одновременно. — Я иду спать, — прорычал мужчина. — А как проснусь, ты исчезнешь. У черного аспидно-черного исполина дрогнули размытые губы. — Исчезнешь, — настойчиво повторил Себастьян и прошел до постели. Он упал в нее лицом, зарылся в одеяло и утонул во сне спустя полчаса. До этого времени он прислушивался к незваному гостю. Но тот вел себя безукоризненно тихо: не было слышно ни звука глотка, ни дыхания, ни клацанья когтей о стекло. «Исчез», — с облегчением подумал Себастьян и, разумеется, чувствовал, что ошибается…