В эти воды души моей

Служение красоте. Вот что видел и о чем думал на этот раз Себастьян, когда Фантомхайв младший отправлял вилку с кусочком розового мяса в рот. Стать куском пищи, чтобы эти жемчужные зубки впились в него, и язык протолкнул в изящную глотку… утопил в горьковато-пустой слюне. Или же побыть вилкой, и позволить отдавать подношение на своих острых зубьях: это захват теплыми, как южная вода, губками, удушье от крепкого, недолгого объятия. И оно протянется ровно столько, сколько позволит длина его металлических фаллосов. Удивительное открытие: свет пролился строго и точечно на место кучкующихся теней. Разве они не должны были разбежаться в страхе? Почему этого не происходит? Почему он продолжает странствовать мыслями по всем этим картинкам?.. «Служение красоте, вот чего мне не хватает», — беглая мысль-лезвие, предисловие к следующей стремительной бесконтрольной фантазии: «…Снимать с него чулок, ставя маленькую пятку к себе на бедро; с заботой песьего слуги повязывать кукольные банты, проводить щеткой по волосам — трепетно, нежно, но по-мужски — вспенивать ванную пену…засучивая рукав по локоть, и обещая одним видом этой сильной руки — сотворить все, что он ни захочет. Один приказ. Одно слово. Мое проклятие, мое спасение. Отрада… Игра, щекочущая воображение… Я окунаю в нагретую воду субтильное тело и вожу мочалкой по коже. Я растворяюсь умом и телом, ощущая щекотку мыльных пузырей, скачущих от твоих лопаток, шеи, спины к подушечкам моих пальцев. Поцелуй через мыло — высшая отрада, какую я могу себе позволить. Никто до меня не подошел так близко. Я первый. Я — единственный». Это ли не то самое служение?.. У красоты есть имя. Юное, сильное, звонкое, синее, как небо, но все же, небо именно над океаном. Кобальтовое. Сиэль. Си-эль. «Возможно, дело в их схожести?» — спросил себя Себастьян. Виктория была похожа на кукольную принцессу: маленькие ножки и ручки, чрезмерная хрупкость, а вместе с тем, неустойчивое положение на ветру, большие выразительные глаза, маленький милый рот. Лопатки, как корни для крылышек, ключицы — птичьи косточки… достоинство инфанты, и в будущем — уже в эти годы, если бы только дожила — расцвет королевы. И он всегда хотел заботиться и оберегать ее с усердием хозяина раритетного фарфора: на ней не будет пыли, краски совершенного тела не поблекнут, а свет стеклянных и ярких глаз не потускнеет. Он будет наряжать ее и расчесывать волосы до скончания времен. Это занятие никогда не надоест ему. Он вечно влюблен. Однажды жена спросила: «Так кто я для тебя?» и он не смог ответить ничего, кроме банального «все». Как правдиво. Как глупо… Он всегда лжет. «Так похожи они или нет?» Винсент о чем-то спросил его, и Себастьяну пришлось вынырнуть из размышлений, чтобы ответить. Они долго болтали о делах, шутили. Сиэль это время разговаривал, в основном, с Элизабет и Габриэлем. Краем уха Себастьян уловил, о чем речь: у единорогов сдвоенные копытца, а хвост не лошадиный, а бычий, с кисточкой, а еще — василиску тяжело перемещаться, ведь у него отчасти тело обычного петуха. Благо миссис Фантомхайв подытожила мистическую беседу молодежи заявлением ко всем: — Утром открыли выставку под названием «Мифические создания». Мы планируем после ужина сходить туда. Винсент поморщил нос: — Кто это «мы», интересно? Рейчел улыбнулась: — Все мы и вы тоже. — Надеюсь, вы, моя дорогая, не рассчитываете увидеть там настоящего единорога? — Я рассчитываю хоть немного отвлечься от созерцания океана. Признаться, у меня от него уже кружится голова. Элизабет патетичным тоном сообщила, что читала научный труд некоего ученого. Так вот он приводил доказательства существования единорогов и драконов. Габриэль чуть не подавился при словах «научный труд». — А в доказательства он приводил тексты из дамских романов, где рыцари свергали бедных ящеров. Все очень легко объясняется: драконов просто истребили, — усмехнулся юноша. Элизабет надула губки: «Скептик». Где-то позади Себастьяна медленно прошло грузное тело. Себастьян приложил усилия, чтобы не обернуться. Оказалось, что это какой-то толстый джентльмен — он ненароком задел локоть Себастьяна, упала вилка: «Простите, ради бога». Мужчина скользнул вниз: прибор зубьями смотрел на сидящего рядом Сиэля. Лодыжки до невозможности тонкие, а остроту очаровательных колен, к несчастью, скрывала толстая ткань бридж. Уже не толстый джентльмен, а нечто монолитно-черное скользнуло совсем рядом. В ухо раздался шепот: «Я знаю, какими мыслями ты полон». Когда Себастьян достал вилку, официант уже клал ему новую. — Я соглашусь с Элизабет, — внезапно подал голос Сиэль. — Иногда хочется поверить в сказку. Почему бы и нет? Даже если это просто дурашливая выставка. — Как хорошо, что нас хотя бы Сиэль понимает, — заметили дамы. — А разве ты не должен опасаться всей этой «бесовщины»? — подтрунил близнеца Габриэль. — Если это ради смеха и улыбок всех, — нет, не должен, — улыбнулся Сиэль. — Может быть и вы к нам присоединитесь? — поинтересовалась Рейчел у писателя. — «Почему бы и нет?» — ответил тот, цитируя Сиэля. На мгновение Себастьян и Сиэль пересеклись взглядами –юноша тихо улыбнулся мужчине. «Он еще не начинал читать», — подумал Себастьян. *** Лиловая пошловатая вывеска с надписью «Мифические создания»*. Черные толстые портьеры распахнуты, как створки ворот, в местный культурно-развлекательный бедлам. Запах скуренной мирры, который, судя по всему, призван был настроить на мистические изыскания раздавался повсеместно. Смешиваясь с тяжелыми и кокетливыми дамскими духами. Народу нравилось. Несмотря на вечерний час внутри было очень оживленно. Нашлись такие же любители помочь пищеварению путем прогулки на ту «загадочную» сторону. Экспонаты взирали на зевак через стекло или декоративные прутья. Самый крупный людской массив обосновался у… кто бы мог подумать. — И это русалка? — удивилась Элизабет. На всякий случай она прочитала вслух: «Речная русалка. Выловлена у небольшого шахтерского поселения группой старателей. Осторожно! Одного из них плутовка лишила руки». Какой ужас! — Что там может лишить руки? — Габриэль усердно всмотрелся в «о» образный рот, усеянный иглообразными, но тонкими, почти призрачными зубками. — Больше похоже на беззубую высушенную обезьянку. — Сдается, это она и есть, — добавил Винсент. — Чучело мартышки и какая-нибудь щука. Мужчина улыбнулся, переглянувшись с Себастьяном. Но Рейчел и Элизабет не были так уверены. — Какая же страшная, — вздохнула Рейчел. Сморщенное, с неправильными пропорциями существо не вызывало ассоциации. — И совсем непохожа на маленькую Русалочку! — поддакнула девушка. — Отчего? Если добавить волосы и бросить жемчужную нить на шейку… — задумчиво протянул Габриэль. — Увы, дамы, правда и действительность, — заметил Себастьян. — Они могли бы сделать русалку покрасивее. Как тут «поверить в сказку»? — добавила Элизабет. Они перешли к следующей работе: — Узнаю руку мастера, — пошутил Винсент. — Сложно не узнать… хм… выдру с рогами. — «Водяной черт. Чрезвычайно редкая находка из недр болот. Был пойман при попытке забодать одного бедолагу», — прочитала Рейчел. К чучелу выдры прилагались отростки оленьих рогов и крылья зимородка. Себастьян зашагал дальше. Впереди сгруппировались барышни, разглядывая единорога. Тощий круп исхудавшего пони, рог горной лани, кривой, как палец ведьмы и длинная грязно-белая челка на фоне облезлой гривы. — И правда непохоже на сказку, — раздался у плеча голос. Сиэль с грустью смотрел на туго набитую шкуру животного. На откровенное убожество. — Людям все равно нужны хлеб и зрелища, — отозвался Себастьян. Он оглянулся на отставших: Винсент и Рейчел рассматривали фавна, в виде очередной макаки с флейтой и приделанными копытами, а Габриэль вел Элизабетт к декоративному деревцу с гигантской мохнатой бабочкой — наименее уродливому из всего, что здесь было. Сиэль решил присоединиться к Себастьяну. Они переходили от одного экспоната к другому. — А в детстве я верил в сказки. Вернее, в те моменты, когда это было нужнее всего, — промолвил юноша. Они стояли, склонив головы над полкой с мумиями ирландских фей: что-то от смеси грязи с соломой и элементами стрекоз. — Например? — Когда наругали и на душе мрачно, — улыбнулся Сиэль. — Или жуткая непогода за окном. Это желание людей вокруг — прикоснуться к чему-то за гранью привычного или скверного — вполне понятно. Хочется отвлечься или вспомнить себя ребенком. Вы так не думаете? — Думаю, ты совершенно прав. Только местный таксидермист работал не от души и не с побуждением окунуть кого-то в детство или отвлечь… Это даже не чучело, а комок грязи с тряпками. Но Сиэль даже не взглянул на фею, он глядел на Себастьяна. — Вы в детстве совсем не верили ни во что хорошее?.. «Все-таки начал читать». Мужчина перевел взгляд на юношу. В синих глазах было нечто от любопытства и подступающего желания что-то изменить. Оно еще только проклюнулось, но чем дальше Фантомхайв будет читать, тем ярче будет вспыхивать. «Вот оно — ангельское побуждение. Жалость? Сострадание? О, Себастьян может все перевернуть в этой синеве вверх-дном. Синее станет черным. Но черное — никогда не станет белым или прежним». — Никогда. Я был скверным, непослушным ребенком, желающим сеять злые шалости повсюду и покорить ими весь мир. А если и слушал сказки, то только для того, чтобы усыпить свою нянечку, которой приходилось их читать. Сиэль улыбнулся. Себастьян на мгновение взял его за кисть и легко сжал: — Хотя постой. Я вру. Кое-что однажды случилось… Мне было лет двенадцать, когда приснился странный сон. Такие, наверное, называют знаковыми. Но Себастьян не торопился рассказывать: он повел их между людьми, мимо экспонатов. И он уже давно отпустил руку юноши, но тот шел так близко к мужчине, словно они еще держались. В центре зала совсем не протолкнуться. Там застыл звездный экспонат — самый крупный, горизонтально-вытянутый. Передняя часть туловища от лошади, хвост от рыбы. К передним ногам добавлялись плавники. Они заменяли и гриву — радужный, острый гребень. К подножию экспоната добавили песок с ракушками и кораллами. — Что это? — спросил Сиэль. — Что-то более-менее стоящее здесь. Гиппокампус.** — Я не об этом. Что за сон? — Ах, верно. Они протолкнулись из сгустка людей. — Только вы, молодой человек, будете смеяться. — В таком случае, я никому не расскажу, ну, а вы хотя бы повеселите меня. Должно же быть хоть что-то забавное на этой выставке. — Справедливо. Что ж… — Себастьян чуть приблизил лицо к лицу собеседника. — Мне приснился крылатый юноша. Он спустился ко мне с самых облаков, слишком реальный даже для проделок Морфея. У него были пронзительно-синие глаза и имя… такое небесно-французское… к сожалению, я все время его забываю… Лицо Сиэля вспыхнуло. Себастьян удержал на губах лукавую полуулыбку, пока на него снова не посмотрели. — Как думаете, это мог быть ангел? — Все зависит от чистоты ваших помыслов. — Как я и говорил, я был скверным ребенком. Но разве грешникам не являются посланники божьи? Лицо напротив посерьезнело, между бровок пролегла морщинка. — Вы играете со мной? — Почему вы так подумали? Я рассказал вам свой секрет. Он весьма компрометирующий в большинстве кругов. Во всяком случае, он не к моему лицу. — Вы правы, — голосок приобрел холодные нотки. — Вам не к лицу такие секреты. Сиэль направился к следующим экспонатам. Себастьян глядел ему в спину, ощущая холодный озноб. «Зачем я это сказал? Что за чепуха?» Он пошел следом и остановил Сиэля около какого-то черного экспоната. — Сиэль, извините меня, если я вас чем-то задел. Я вовсе не хотел этого. — Все в порядке, — отозвался юноша. — Я решил, что вы играете созданным вами образом, а он слишком… чист, чтобы…  — О чем вы? — на этот раз не понял Себастьян. — Я начал читать вашу книгу, там есть образ этого самого синеглазого ангела. И мне показалось, нехорошо играть с ним и выставлять, как анекдот. Вот и все… «Анекдот?» Себастьян готов поклясться, что Сиэль покраснел, увидев в описываемом посланце самого себя. Что ж… Мужчина только сейчас заметил, перед каким экспонатом они оказались. Он вызвал скорое узнавание и дрожь, прокатившуюся вдоль позвоночника. Исполинская фигура скрывалась в черном балахоне. Из пустых осатанелых глаз черепа глядел непроглядный ужас. Он не светился и горел ярким пламенем жизни одновременно. Острые рога были обращены на смотрящего, а из вытянутой кости мерещился выходящий пар. Пожалуй, этот экспонат превзошёл морского коня по реалистичности. Но Себастьян не нашел таблички с описанием. — Кто это? — спросил он вслух. Сиэль поймал его взгляд. — Кто? Сиэль не видел монстра. Костяная морда приблизилась к уху Себастьяна, и из пустоты раздался морозный шепот: «Мы оба знаем, кто ты, и чего ты хочешь. Так чего мы ждем?» — Вон там, — Себастьян указал пальцем в гущу зала. — Похоже на… безобидное рогатое чудовище. — Все равно не вижу. Пойдемте посмотрим? Себастьян пошел следом за Сиэлем, не оборачиваясь. — Это кентавр. Безрогий и… очень… тщедушный? — сообщил Сиэль на месте. Карликовая пикапа соединенная с туловищем… все той же обезьяны. — Вот как. Старость — не радость, — ухмыльнулся Себастьян. — Мне померещился настоящий монстр с рогами. Подошли все остальные. — Вот вы где, мы вас потеряли, — сказал Габриэль. — Все имели удовольствие посмотреть на легендарного синего феникса в виде лысого крашеного павлина? — Жуткое зрелище, — печально улыбнулась миссис Фантомхайв. Она покачала головой. — Это была последняя точка терпения. Уходим отсюда? — спросил Винсент. Ему не терпелось сыграть с Себастьяном в бильярд перед сном. — Одна любезная дама сообщила нам, что завтра будет чудная театральная постановка. Приглашена известная оперная певица Ирэн, — не без восторга поделилась Элизабет. Идея приобщиться к прекрасному и забыть о сушеной обезьяне очень прельстила ее… Да и всех остальных тоже. Габриэль тем временем склонился к Сиэлю и передразнил оперное пение, сравнив его с «о» образным ртом обезьяней «русалки». Сиэль держался несколько секунд, но все же тихо засмеялся — в этот момент близнецы были всего лишь двумя озорными мальчишками, а не взрослыми джентльменам.