Высшая награда

      Мы поняли, что зачистка не закончена, когда услышали вдалеке собачий лай, который быстро заглушили визги гулей.       — Рыцарь! — раздалось в переговорном устройстве. — На три часа — стая гулей. Зачистишь с Делорией.       — Слушаюсь, — ответил я и проверил карабин. Заряда хватит на двадцать штук, а если к нам подтянутся другие твари, то под рукой всегда будет одна-другая запасная батарея. Делория шёл впереди меня, разламывая или просто давя обломки того, что когда-то было домами Старого мира. Собачий лай быстро затих, утонув в рычании гулей. Нужно спешить. Если там были люди, то стоило помочь осаждённым, прежде чем их растерзают.       Впрочем, я начал сомневаться в том, что гули напали именно на людей. Мы так и не услышали ни криков, ни выстрелов, а собака — пока единственная зацепка — могла оказаться дикой дворнягой, которой не повезло натолкнуться на изголодавшихся тварей. Или же кто-то, кого это животное защищало, был слишком слаб или сильно ранен, чтобы постоять за себя. Потому ему приходилось скрываться, забиваться в дальние углы и надеяться на то, что собака сумеет отбиться в одиночку против стаи гулей.       Я помотал головой. Задаваться вопросами будем потом, когда разберёмся с этими выкидышами радиации.       Рычание становилось всё громче по мере нашего приближения. Судя по развалинам, в которые мы вошли, раньше здесь был супермаркет или нечто подобное. Крыша успела в некоторых местах обвалиться, краска — некогда яркая и аляповатая — за прошедшие столетия облупилась или поблёкла. Внутри царил хаос из стеллажей и разбросанных товаров, большая часть которых успела испортиться окончательно.       Словно довершая картину, по центру катался клубок из буро-чёрной шерсти, лап, изуродованных радиацией конечностей и лиц.       Похоже, в развалинах собралось двадцать, если не больше, гулей: несколько тварей вынырнули из темноты и ринулись в нашу сторону. Впрочем, сюрпризом для нас это не стало — мы не скрывались, да и не намеревались этого делать, а грохот силовой брони и подавно должен был разбудить глухого бегемота.       — Ну как, готов, золотой мальчик? — переговорное устройство не смогло скрыть усмешку в голосе Делории. В его руке как по волшебству оказался потрошитель — до активации цепи оставались считанные секунды.       — Не забудь мне оставить парочку, — отозвался я, пропустив мимо ушей шпильку в свой адрес. Делория всегда и много шутил: чаще всего несмешно и практически всегда надо мной. Я готов был убить его за дурацкие каламбуры, за вереницу прозвищ вроде «золотого мальчика» или «принца».       Однако именно Делория помогал мне, неважно, дрались ли мы с рейдерами, гулями, мутантами или подобной нечистью. Я чувствовал себя спокойным, если неподалёку раздавался визг потрошителя — Делория предпочитал разбираться с противником врукопашную, в то время как мне доставалась задача отстреливать опоздавших. Вне боя словесные перебранки были частью нашей жизни, но среди братьев и сестёр я доверял именно этому задиристому выходцу из Ривет-Сити — в основном когда мне нужно было прикрытие в бою.       Пятеро костлявых существ облепили фигуру в силовой броне. Попытались. Взмыв в воздух, потрошитель раскроил голову первому гулю и разрезал наискосок второго. Низенькая согбенная фигурка — наверное, когда-то это был ребёнок — старательно грызла и царапала броню, намереваясь добраться до голени. Делория небрежно тряхнул ногой, и гулёныш отправился в короткий полёт. Тело врезалось в стоявшие стеллажи и рухнуло на пол, а за ним, грохоча, обрушилась секция, погребая под собой тварь.       Из мрака выскользнуло четыре тени. Семь. Ещё несколько, разной степени помятости, вылезли из затихавшей потасовки на полу. Я невольно скользнул глазами в ту сторону — в тот самый момент, когда крупный гуль пытался разорвать пасть собаке. Ещё несколько придавливали животное к полу и, невзирая на переломанные конечности, успели разодрать шкуру и начали выдирать из тела мышцы.       Собака не визжала, не лаяла — да и не могла она это сделать. Выворачиваясь под невероятными углами, она отчаянно пыталась стряхнуть противников, разрывавших её живьём.       Раз — с сухим треском лазер испепелил голову гуля, что пытался порвать пасть животному.       Два — ещё один гуль, одетый в ярко-жёлтые лохмотья, повалился на пол, сжимая в костлявых руках кусочки рёбер.       Три — луч сжёг затылок твари, некогда бывшей девочкой. Извернувшись, собака отпихнула тело, ухитрившись сбить ещё одного урода, который пытался оторвать лапу.       — ...мне, идиот! — как сквозь воду услышал я в переговорном устройстве.       — Что? — вопрос был глупым и неуместным, особенно сейчас. На броню Делории залезло с дюжину гулей, ещё десяток пытался вырвать бронепластины из каркаса или разгрызть сервоприводы. А к нам спешили из дальних углов новые твари.       — Снимай их уже, принц! — гаркнул через переговорное устройство Делория и скинул с себя пару гулей.       Если я промедлю ещё на несколько минут, то мертвяки вскроют силовую броню, словно консервную банку. Даже спустя шесть лет я не мог привыкнуть к тому, какой силой могут обладать эти тощие руки с усохшими мышцами.       С другой стороны, кости тварей были такими хрупкими, что сломать их мог даже ребёнок.       Я снял одного гуля, который повис на предплечье Делории; тот для верности раздавил череп рухнувшей твари. Головы нескольким тварям я расшиб прикладом. Лазерные лучи прожгли грудные клетки и шеи ещё четырём гулям, которые выскочили из дальнего угла.       Я постарался выкинуть из головы комочки шерсти, торчавшие из пастей с бледными пеньками зубов. Не время. Не сейчас.       Делория смахнул с себя ещё одного гуля, который пытался сорвать с него шлем. Взвизгнул потрошитель, и на пол вновь брызнула кровь.       Вокруг нас постепенно собиралась стена из нескольких десятков трупов. Бой закончился для нас неожиданно: в какой-то момент на нас больше не выскакивали из темноты новые ходячие мумии, а вой больше не раздирал воздух. В мышцах заныла запоздалая усталость. Я чувствовал, как волосы намокли под капюшоном формы, однако снять с себя шлем так и не решился. До сих пор не было ясно, до конца ли мы зачистили эти руины, а потому нам нужно было осмотреть каждый пыльный угол и только затем вернуться к отряду.       — Какой-то ты у нас рассеянный сегодня, — произнёс Делория и пихнул одно из тел ногой.       Я согласно кивнул.       — Виноват. Прости.       Я готов был поставить сотню крышек на то, что под шлемом лицо Делории озарила одна из его дурацких ухмылочек.       — Испугался, небось? Наш бесстрашный принц, оказывается, не такой уж и смельчак, — под нашими ногами захрустели кости, по грязным плиткам растеклась густая жижа. На дисплее не отображалось никаких противников. Техника не показывала мне ни одного живого существа.       Кроме...       Возникавшие в голове теории мне совсем не нравились. Я перевёл взгляд на соратника. Не знаю, как его воспитывали до посвящения в Братство, но идиотом Делория никогда не был.       — Часть гулей напала на собаку, — произнёс я, ткнув носком в безносую морду гуля.       — А вторая зачем-то ковырялась в дальнем углу и опоздала к веселью, — закончил мою мысль Делория. — Проверим?       Я на секунду задумался. С одной стороны, мы теряли время, возясь среди обломков. С другой же, от нас требовалось прошерстить каждый угол этих богом забытых руин. Ответ таился где-то рядом.       — Сначала надо сообщить...       Нас прервал, даже оглушил, вой. Протяжный, глухой, он прозвучал совсем недалеко от нас. Не знаю, что ошеломило больше всего: его неожиданность или такое знакомое, человеческое чувство, отражавшееся в каждом звуке. Вряд ли мы испугались: в конце концов, нам приходилось сталкиваться с вещами пострашней, чем это. Возможно, раньше нам не доводилось слышать, чтобы живое существо могло так выражать отчаяние.       Я бросил взгляд вдаль. Там крыша оставалась целой и почти нетронутой временем, а потому стены и стеллажи растворялись в непроницаемой черноте. Бегло осмотрев пол, я наткнулся на отвратительную гамму зелёного и красного, разбросанную где пятнами, а где длинными неровными полосами. В голове всплыла та самая собака, которую гули разрывали на части. Куда она пропала после боя? Я покосился на данные системы наведения: где-то там сидело живое существо, вероятный источник воя.       — Пошли, — произнёс я и шагнул навстречу черноте. Руки сжимали карабин, но меня брали сомнения: придётся ли применять оружие?       Фонарики выхватывали из темноты нагромождение стеллажей, ящиков и разбросанных предметов, большая часть которых была совершенно бесполезна в нынешнем мире. Судя по остаткам кострищ, эти руины служили временным пристанищем каких-нибудь бродяг или отчаявшихся людей. Одни вещи всего лишь покрылись грязью и пылью, другие были порваны или разбиты. Это место пытались сделать домом, постоянным и безопасным убежищем. Достойные, но неудачные попытки — весь хлам лежал пародией на памятник безымянным смельчакам.       «Кто знает? — вспомнил я о перебитых нами гулях. — Может, последних жителей выгнали не рейдеры, не Стрелки, а именно эти твари?»       Мои мысли прервали новые кроваво-зелёные цвета, так грубо и назойливо бросавшиеся в глаза. Под ноги стали попадаться какие-то маленькие блестящие комочки. Заключённые в силовую броню, мы не могли определить, что это могло быть.       Когда мы подошли совсем близко к цели, то до нас донёсся тихий слабый свист. И тут свет наших фонариков выхватил новую картину.       — Сиськи святой Моники! — выдохнул Делория.       Я же столкнулся с собакой. Несомненно, это была та самая, которая сцепилась с гулями и которую эти твари загрызли бы на месте, не подоспей мы вовремя.       Я присел рядом с одним из комочков, что лежал рядом с носом собаки, осторожно взял его в ладонь. Фонарь выхватил блестящие бусинки глаз, неподвижно уставившиеся куда-то во мрак. Когда я опустил головку на пол, на пальцах остались кроваво-красные пятна. Я с трудом перевёл глаза и натолкнулся на трупик. Может, это было тельцем того щенка, может, оно принадлежало кому-то из его братьев или сестёр. Оно слишком было изуродовано, чтобы сказать наверняка.       Я слышал, как Делория вздохнул, судорожно, нервно. Хоть я и не мог видеть его лица, всё равно понимал, что он мог думать и чувствовать. Слова здесь были лишними — и, прозвучи они, выглядело бы это фальшиво.       Щенки... Если бы мы пришли раньше... Если бы...       В голове стало пусто, словно кто-то отключил все возможные мысли. Я перевёл взгляд на собаку. У той больше не оставалось сил выть или скулить; по большому счёту, мы ей никак не могли помочь. Она тяжело дышала, медленно оглядывая остатки того, что когда-то служило домом ей и детям. И, готов поклясться, что по её песочно-чёрной морде покатилась слеза.       Доступны ли чувства животным? До этого дня я не знал ответа.       Что-то закололо в горле. Дышать стало тяжело, будто перекрыли кислород. Не знаю, что тогда случилось у меня с глазами: в них словно швырнули песок.       Когда послышался писк, мы не сразу обратили на него внимание. В свете фонарей глаза уловили какое-то шевеление: что-то копошилось, под горой тряпья и дерева. Никто не взялся за оружие, хотя в головах не было ни одного предположения, что же ещё могло вылезти оттуда.       Что-то негромко протопало к нам. Я приподнял голову, и луч выхватил крошечное существо, вылезшее из своего укрытия. Послышался тихий писк.       Щенок.       Обыкновенный щенок. Нельзя было даже сказать, какой он породы: все чистокровные собаки или вымерли за последние столетия, или смешались между собой. Нетвёрдыми шажками, то и дело покачиваясь, жмурясь на ярком свете, щенок медленно шёл к нам.       Молча я протянул вперёд руку. Не знаю зачем. В тот момент голова была свободна от любых мыслей. Не успел я коснуться мордочки, как меня прервал глухой рык. Его мать умирала, но и сейчас была готова вцепиться мне в глотку, чтобы защитить дитя.       Я аккуратно взял щенка, стараясь не сжимать, и протянул матери. Тяжело дыша, та обнюхала детёныша и лизнула его в мордочку. Щенок заёрзал. Я поднёс его ещё ближе, настолько, что он коснулся носом матери. Медленно собака подняла голову, заглянула мне в глаза. Не знаю, понял ли я то, что увидел в её зрачках, и поняла ли она меня. Но то, что я чувствовал, пусть даже и спрятанный под сервомоторами и бронепластинами... Доверие... Просьбу... И ещё что-то, чему я не могу дать названия.       Вздохнув, собака положила голову на лапу и прикрыла глаза. Вдох, второй, ещё... Мы не заметили, когда она умерла. Просто одно мгновение в ней теплилась жизнь, а в следующее перед нами лежало истерзанное тело. И всё.       Сколько времени прошло? Не знаю. Это было неважно и не нужно. Я очнулся от размышлений только тогда, когда Делория хлопнул меня по плечу:       — Нам пора, — медленно произнёс он, точно разучился говорить. Даже переговорное устройство не смогло скрыть растерянности, в которой пребывал мой брат по оружию.       Я кивнул в ответ, поднялся с пола. Пора оглядеть остальные углы этого места и вернуться к отряду.       Но не успел я сделать и шага, как меня окликнул Делория:       — Ты ведь не думаешь брать с собой этого цуцика, верно?       Цуцика... А я совсем забыл про щенка. Даже не обратил внимания, как долго он лежал у меня на руке. Зверёк распластался на перчатке, покорно уткнувшись носом мне в ладонь. Я шевельнул пальцами, и он поднял голову. Странные глаза были у этого щенка. Необычные: один карий, а второй тёмно-синий. В них я не видел ни мольбы, ни отчаяния — ничего, что можно было счесть за попытку разжалобить меня. Может, это было выражение покорности судьбе, безропотное ожидание её решения.       Оставить его? Я пробежал глазами по руинам. Если гули решили здесь поохотиться, вряд ли они могли оставить в живых кого-то ещё. Эти твари разрывали на куски всё, что попадалось им под руку, не ленясь залезать в щели даже за тощими кротокрысами.       А долго ли он здесь протянет один? Без семьи? Без стаи? Свято место пусто не бывает, и вряд ли те, что решат в будущем обжить это место, пожалеют щенка.       — Послушай, — снова Делория. — Я тебя понимаю, конечно, — его шаги прогрохотали рядом со мной, — милая зверушка, красиво строит глазки и всё такое. Но мы-то не семейка поселенцев, которая тащит к себе всякую живность, если та им руки не отгрызает. Мы — Братство Стали. Думаешь, кто-то из нас станет возиться с мохнатым ссыкуном?       Делория был прав. Поразительно, но временами с его языка срывались слова, отдалённо похожие на истину.       Как сейчас, например.       В голове стали появляться мысли — пока нечёткие и неясные, точно они выступали из густого тумана. Но в них я видел решение для себя и для этого щенка неведомой породы, с которым бы мы, наверное, никогда не пересеклись, не подвернись нам случай.       Я покачал головой.       — Нет.       — Если ты думаешь, что ты под крылышком паладина Данса и он разрешит оставить эту мохнатую крысу, то ты сильно заблуждаешься, — Делория приложил целое усилие, чтобы подчеркнуть предпоследнее слово.       И снова в яблочко. Не в бровь, а в глаз.       — Разберусь, — сказал я вместо этого вслух и аккуратно погладил щенка за ухом. Тот потёрся головой о руку и выдал звук, который можно было счесть за урчание.