А Хаос только зарождался...

И вот, Эссенция Хаоса вновь начала таять. Вода стекала и по каменным стенам, покрывшимся изморозью. Вокруг поднимались клубы противной пары, конечно, не ядовитой, но всё же немного мешающей дыханию. Вода журчала повсюду – и по углам, и возле постаментов. Это немало раздражало учеников, но всё же они считали, что лучше уж так, чем терпеть жуткий холод и нескончаемую болтовню Л.Р. Как показалось Вольхе, незнакомый маг по количеству болтовни мог вполне составить конкуренцию всем Ягуниям Птолемеям Селевкам вместе взятым. Конь то и дело пытался устроиться на огромном каменном столе, изредка брыкая копытом и пытаясь отмахнуться от неизвестных противников, которых никто так и не видел. Изредка он начинал что-то болтать, но слушателей своих, к счастью, пока что не заметил. Те и радовались, дожидаясь звона колокола и надеясь, что до того времени действительно не сойдут с ума от постоянной болтовни. - Какое счастье, что наконец-то стало теплее, - проворчал Лён, - Кстати, наш Л.Р. телепортировал сюда неплохие диваны. По крайней мере, на первый взгляд. Данные предметы мебели и вправду имели место быть в этом помещении, к тому же, они действительно казались достаточно удобными и мягкими. Впрочем, сейчас гостям Скаредо всё было в радость – настоявшись на жутком морозе посреди весны, да ещё и пробежавшись по всему светлому отделению данной школы, они не отказались бы посидеть. Гроттер, недоверчиво оглянувшись, всё-таки направилась к дивану, но усесться смогла только после некромага, в котором внезапно проснулось огромное беспокойство за местную звезду драконбола. Впрочем, оное, скорее всего, и не засыпало, просто Таня не слишком любила, когда за нею следили. - Думаю, нас он тоже не съест, - покосившись на однокурсников, выдохнула Вольха, и себе присаживаясь на мягкий предмет мебели. Лён, устроившись рядом, был полностью согласен с данной мыслью. Теперь, когда было тепло, и никто не болтал, всех жутко клонило на сон. Редная откровенно зевала, даже не глядя на лошадь, так и не усевшуюся на своём столе, а Таня и вовсе закрыла глаза, надеясь немного подремать перед тем, как начнётся второе испытание, несомненно, противнючее. Гроттер даже не слишком ворчала, когда Бейбарсов приобнял её, а вскоре и вовсе положила голову ему на плечо, следуя примеру сонной Вольхи. Правда, Редная претендовала на заботу великого Повелителя Догевы, к слову, довольного данным поворотом событий, если судить по выражению его лица. Надо заметить, что больше всего в данный момент Лён походил на кота, объевшегося сметаны и загорающего на солнышке. Естественно, с возлюбленной кошкой, если такое, конечно, случается. - Привет! А вы те самые, про которых говорил Л.Р.? Эх, не привык я использовать инициалы, но это ведь ничего страшного, скоро приспособлюсь, научусь… Вот, противный же волшебник – это ж надо, вести себя настолько плохо, чтобы не иметь права называть собственного имени! Правда, право это он-то имеет, вот только не пользуется им, ибо должен хранить данное слово в строжайшей тайне… Так, что-то я запутался. Так вы те самые? Из Тибидохса? Да? – конь болтал без умолку. Великий Ягуний Птолемей Селевк Второй, имя которого было покрыто огромной тайной, наконец-то уселся спокойно и воззрился на своих несчастных жертв. Само по себе зрелище выглядело уже смешным, даже если не слушать разговоров лошади. Конь сидел на краю стола, поджав под себя передние… хм… ноги, и изредка постукивая копытами. Задние же конечности он свесил вниз и болтал ими так, как маленькие дети, взбирающиеся на стол. Хвост у лошади был длинный, но какой-то облезлый, коричневый, как и весь представитель класса млекопитающих. А вот грива оказалась коротко остриженной и немного более светлой, чем общий оттенок шерсти. - Те самые, - наконец-то отойдя от сего великолепного зрелища, кивнул Арр'акктур, ошеломлённый поведением данного субъекта. Даже Ягун, и тот болтал немного помедленнее, что уж говорить о загадочном Л.Р., что так долго не давал ученикам Тибидохса столь желанного ими спокойствия. - Вот и замечательно! Значит, вам не стоит представляться! Знаете, это так пьяняще, когда впервые видишь человека, ну, или симпатичную лошадку, и тебе уже не надо спрашивать имя! Понимаете, у меня ведь тонкая душевная организация, - конь заржал, подтверждая свои слова, - мне иногда очень сложно начать говорить, когда я не знаю имени! А тут – на тебе, вроде бы и не виделись никогда, а имечко уже знаю, приятно же! - Тебя-то самого как зовут? – не выдержал Бейбарсов, наблюдая за конём. Тот постоянно подскакивал, подпрыгивал и дёргал хвостом, как будто не мог нормально устроится. «Испытание» удивлённо открыло глаза и захлопало ресницами, удивляясь, как можно вообще не знать его высочество, будто бы он был самым знаменитым существом на просторах всея Руси. - Как? Вы не знаете моего имени? Переспросил он. – Ну, это ведь легко исправить! Зовут меня Люмьер по матушке, а от батюшки я получил имя Игого! Красивое, правда? Верно же? Да? - Да-да, - кивнула Гроттер, не понимая, как она столько лет могла спокойно переносить разговоры Ягуна. Теперь это казалось просто-таки ненормальным. Где-то вдалеке первый раз пробил колокол, сообщая о том, что осталось ещё ровно одиннадцать ударов до того благого момента, когда этот конь наконец-то заткнётся и перестанет портить им нервы. Действительно, совет Л.Р. о том, что надо ещё очень постараться не потерять свой разум в погоне за исполнением второго испытания оказался очень даже кстати – Игого болтал достаточно много. Нет, даже не так – он вообще не умолкал ни на мгновение, рассказывая обо всём и ни о чём. - Так о чём ты хотел с нами поговорить? – Вольха, казалось, немало обрадовалась тому, что колокол пробил хотя бы раз. Всё-таки, это означало, что эта пытка когда-то да закончится. Вот только когда? На этот вопрос никто ответа, увы, не знал. Конь опять захлопал ресницами, выпучивая свои огромные глазища и шевеля огромными зубами. Он действительно удивлялся глупым вопросам, поступающим от новых знакомых. - Об Эссенции Хаоса, конечно же! О чём вообще можно говорить рядом с этим великолепием, как не о нём самом, а? Нет, я всё-таки не понимаю вас, людей, концентрирующихся на многом и неспособных познать всю мудрость окружающей среды! Вот я, великолепный Игого, знаю, о чём говорю, и никогда ещё не ляпнул ни единого лишнего слова – всё к месту, всё к месту. Вы ведь видите, что я – гений своего дела, и сражаться со мной в красноречивости не стоит, ибо всё равно я получу неизменную победу в данном аспекте, - Игого выдохнул, окинув взглядом своих собеседников, - Я – величайший собеседник, таких ещё поискать надо! Любую тему поддержать могу… - Ты что-то там говорил об Эссенции Хаоса, - осторожно заметила Таня, надеясь, что конь всё же перестанет восхвалять собственное красноречие и немного обратит внимание на своих собеседников. - А? – Игого открыл глаза и вновь посмотрел на девушку, не понимая, чего именно она от него требует. Покосившись на остальных ребят и убедившись, что они молчали, конь вновь поднялся на свои задние конечности и начал выхаживать взад-вперёд перед новыми знакомыми, мотыляя хвостом так, чтобы он изредка доставал до чьего-то лица. - Нам интересно узнать что-то об Эссенции Хаоса, - осторожно промолвил Бейбарсов, уже третий раз отмахнувшись тростью от назойливого хвоста, пролетевшего в сантиметре от его лица. Лошадь подпрыгнула и громко заржала, стуча копытами и пытаясь сбросить невидимого всадника, а потом встала в прежнее положение, а точнее, уселась на стол. - Ах, вам интересно! Кто бы поинтересовался, что мне интересно? Но это ведь действительно никого и никогда не волновало – главное, чтобы вам, людям, было интересно! Но меня-то не волнует то, что интересно вам, я хочу говорить о том, что интересно мне! И ваше счастье, что, впервые за последнюю тысячу лет интересы коня и человека совпали! Но сначала принесите мне свежей травки! – возмущённо пролепетал великий Ягуний Птолемей Селевк Второй, уже обыгравший Первого по своей болтливости и надоедливости. Вольха вздохнула и, прищёлкнув пальцами, наколдовала несколько килограммов травы, уже скошенной, но всё ещё свежей и прекрасной. Игого, поворочавшись на одном месте, вновь недовольно глянул на гостей. Колокола пробили во второй раз. Тибидохсцы, все, как один, издали облегчённый вздох – магический знак поступал достаточно часто, а это означало, что вскоре пытка в исполнении коня должна завершиться. Вот только скоро ли? Ведь магия, как и говорил Л.Р., штука странная, поэтому колокола могли замолчать ещё очень и очень надолго. - А что же интересно тебе? – решив пойти на хитрость, ибо другим способом из Игого ничего нельзя было вытянуть, спросил Лён, почему-то сжимая в руке свой извечный гворд, с какой-то радости сегодня захваченный с собой. - Что мне интересно? Хм… - казалось, конь задумался и вовсе впервые за свою жизнь, - Мне интересно узнать, много ли овса дают коням на конюшне! Вот! А ещё я хотел бы посмотреть на то, как живут мои глупые собратья, ничего не смыслящие в разговорной речи. И на то, как живут люди в городах, школах и прочих местах. Вот скажите мне, девушка… Игого вскочил и направился к Тане – естественно, опять на своих двух, а не на четырёх. Слегка приподняв голову драконболистки за подбородок, конь долго высматривал что-то в её глазах, как будто пытался понять новую знакомую, но не мог. Наконец-то представившийся изначально Люмьером субъект отошёл, откашлявшись, но садиться больше не стал. Побродив немного по комнате, он внезапно заметил ещё один диван, размещённый прямо напротив первого, и вальяжно разлёгся на нём, подняв ноги вверх и поджав их к животу. - Почему вы, уважаемая мисс Гроттер – интересно, долго ли вы будете мисс? – постоянно выбираете там, где и так смысла выбирать нет, а? Вот вы сейчас положением своим даёте ответы на все вопросы. И не говорите, что хотели поспать – я разговариваю с вами уже с полчаса, а вы, милая моя, даже не сдвинулись с места! – Игого с победным выражением лица воззрился на Таню. Девушка, вздрогнув, вдруг осознала, что, можно сказать, лежит в объятьях некромага. И, что самое интересное, великая грозная русская Гротти даже не попыталась подвинуться, решив, что болтовня какого-то там коня – это дело десятое. Просто Гроттер, как бы она не сопротивлялась, было слишком уж уютно и приятно, вот девушка и решила на несколько часов смириться с собственными маленькими слабостями. Колокол зазвонил уже третий раз. На сей раз Тане показалось, что он трезвонит не просто так, а отделяя особенно важные моменты один от другого, как будто у Игого был особенный план разговора, координируемый звоном магического музыкального инструмента, что так радовал слух. Остальные, не проходившие ещё испытание беседой с конём, более личной, чем обыкновенные расспросы и просто болтовня, никакого внимания пока на колокол не обращали, продолжая наблюдать за своим наглым и, несомненно, умным собеседником. - Ну вот, четверть беседы уже завершилась – как жаль, как жаль… - Игого подпрыгнул и вновь вернулся в прежнее положение, даже не дёрнув ногой, - но я хотел бы болтать с вами вечность! Но что такое вечность для истинного мага? Мгновение или час? А. может, тысячелетие? Запомните, уважаемые мои, вечность несоизмерима, она не считается отрезком времени. Вечность – это то место, где время нескончаемо, и поэтому не существует. - Что это значит? – не выдержав, переспросила Вольха, так и не разобравшись в высказываниях Ягуния Птолемея Селевка Второго. Вообще-то, конь любил выражаться более чем запутанно. Он никогда ничего чётко не заявлял, решив, что судьба обязана сама разбирался со своими трудами, но и не слишком пытался запутать проходивших испытание тибидохсцев. И вправду, как и говорил Игого совсем недавно, он совершенно ничего лишнего никогда ещё не сказал, выражался всегда крайне чётко и мудро, просто мало кто мог разобрать его болтовню и скрытый смысл в сотнях слов. Для того чтобы познать весь разговор лошади, следовало быть и разумным, и в то же время доверчивым, чтобы иметь шанс поверить в слова Игого и в то же время услышать их. - Поймите, для того, чтобы победить Эссенцию Хаоса, - несмотря на смешную позу, Люмьер по матушке рассказывал весьма серьёзные и сложные вещи, - Вам надо разобраться в самой сути Хаоса. А для этого в первую очередь нужно познать самого себя и найти где-то в глубине души весь сокрытый смысл невысказанных слов! – Игого опять выражался слишком уж запутанно, но все слушали его неотрывно, стараясь следить за ходом мыслей, - Вся проблема в ограниченности человека и его души! Вы воспринимаете вечность как нескончаемый поток времени, но на самом деле, вечность – это то место, где времени не существует! - То есть, ты хочешь сказать, что вечно лишь то, чего нет? – переспросил Бейбарсов, вспоминая, что Лена приблизительно об этом рассказывала ему на уроке, как раз сегодня утром. Правда, тогда некромаг лишь отмахивался, не желая слушать всякий бред, но всё же что-то запомнил. - Именно, уважаемый маг Смерти, именно! – воскликнул Игого, радуясь, что его хоть кто-то способен понять, - Об этом-то я вам и толкую, дети мои! Дело в том, что когда ты имеешь что-то вечно, то ты не замечаешь это. Вот, например, мы радуемся вещи, потому что получаем её, ну, или огорчаемся, потому что она нам не нравится. Вот только то, что вечно, мы получить не можем – потому что оно было, есть и будет всегда. И именно поэтому мы совершенно не видим его, не осознаём, не чувствуем. Даже не привыкаем – потому что с самого нашего рождения это вечное существовало. Ни одно существо во всех мирах не может назвать ничего, что существует вечно, потому что мы всегда чувствуем это и не замечаем его. - Значит. – на сей раз заговорил уже Лён, - Человек считает вечным то, что существует достаточно долго, и есть и до появление на свет данного объекта и после его смерти. Но всё, что видит человек, рано или поздно закончится, так как кто-то уже заметил это и осознал, что когда-то запасу придёт конец. Но ни люди, ни звери не могут чувствовать вечного, так как оно существует за пределами нашего понимания. Верно? Конь лишь кивнул. Он действительно был очень мудр и прожил уже не одну тысячу лет, пока дошёл до того, что знал сейчас. Нет, такие, как Игого, очень ценны, просто нужно уметь не просто слышать, но и слушать. Непонятным оставалось лишь одно – какое именно отношение данная мудрость имеет к Эссенции Хаоса. Догадки уже крутились на уме, вот только ни одна из них не могла выплыть наружу, так как была достаточно глупой или практически неуловимой. И вот, благоговейный звон колокола прозвучал уже в четвёртый раз, но никто не прижал значения тому, что к концу испытания становится всё ближе и ближе. Игого, как бы не разубеждал их в этом Л.Р., оказался достаточно мудрым собеседником, чтобы уметь завлечь тех, кто пытался его слушать. И всё же, как заметила Таня, прислушавшаяся к звону, этот звук означал понимание чего-то, начало нового этапа разговора, когда к прежней мудрости никто уже не будет возвращаться. С каждым словом, с каждой фразой Игого становился всё более и более мудрым, разумным и понимающим, вот только колокола оставались неумолимыми. Коня действительно хотелось слушать, ибо под его неугомонной болтливостью скрывалась истинная мудрость. Он, скорее всего, прожил в этом мире далеко не один век и надолго останавливаться не собирался. Он бежал куда-то дальше, стремясь пересказать всё больше и больше нового, завлечь беседой, дабы новые знакомые поняли хоть что-то. Впервые в своей жизни Игого встретил людей, согласных выслушать его хотя бы немного и познать его разум. Конь прожил слишком много сотен лет, чтобы не иметь мудрости, и за всё это время он никому ещё не передавал своих знаний. Жизнь здесь оставалась единственным его спасением, и Люмьер надеялся на то, что когда-то кто-нибудь сумеет привести сюда шумную толпу учеников и оставить их на двенадцать звонов колокола, дабы он смог научить их познать собственную глупоту и быть более терпимыми к ближним. Л.Р., кем бы он ни был – но Игого прекрасно знал этого мага – поступил весьма мудро, устраивая подобное испытание. Сделал он это для того, чтобы молодое поколение смогло познать хоть что-то, кроме глупой, бездушной магии, для использования которой мудрости не нужно – разум требуется лишь для того, чтобы полностью познать скрывающееся в ней чудо. - Теперь ты, Вольха. В чём именно твоё непонимание сего мира? – теперь Игого даже не поднимался, он ограничился тем, что просто повернул в сторону девушки голову и теперь пристально смотрел на неё своими огромными глазами, - Вот ты, например, не выбираешь – ты теперь просто боишься признаться в собственных чувствах, сказать несколько слов, хотя в глубине души давно уже всё познала. Посмотри на себя со стороны, - конь даже не обращал внимания на то, что перестал говорить ерунду и болтать бессвязные речи. Он просто наслаждался самим процессом нравоучения, когда к нему действительно прислушивались, - Ты мысленно сопротивляешься тому, что сама же творишь! Смотри, деточка, не загуби своё счастье. Редная нахмурилась. Несмотря на то, что все вокруг ничего не понимали, она-то знала смысл каждого сказанного Люмьером слова, предназначающегося ей одной. Всё дело было в том, что конь хотел заставить познать её нечто сокровенное, подвластное одной лишь Вольхе, а не всем остальным. Это заставило девушку хоть немного раскрыть глаза и наконец-то понять, что всю свою жизнь она проводит в непроницаемом тумане. Пора было сбрасывать глупую мишуру, забывать о стеснении и всём прочем. Она – не просто ведьма, а человек, который должен почувствовать в своей жизни истинное счастье. Например, любовь. И когда уж в сердце зарождается это прекрасно чувство, то ни в коем случае нельзя забивать его далеко в угол, поддаваясь собственным предостережениям, глупым и бесполезным. Она должна была жить, жить и радоваться жизни, а не прогонять чувства, скорее всего, даже взаимные. Наконец-то очнувшись от странного транса, вызванного словами Игого, девушка поняла, что колокола бьют уже пятый раз. Только в этот миг Вольха осознала, что звон этот предупреждает, что очередной отрезок разговора коня закончен, и он уже донёс ту пятую мудрость, которую должен был объяснить. Но оставалось ещё целых семь мудростей, и каждую из них Редная надеялась действительно услышать и даже постараться понять, насколько это возможно, ибо Игого всегда выражался туманно и запутанно, несмотря на всю ясность мысли. - Так, ну, с вами, юноши, всё предельно ясно, - конь, вероятно, решил сначала рассказать новым знакомым всё, что думает об их недостатках, а потом уже говорить об Эссенции Хаоса и прочей, как ему казалось, ерунде, - И не надо так глазками сверкать, не стоит. Молчу-молчу, уважаемые мои телепаты. Заметив взгляд Бейбарсова, направленный на Игого, Таня лишь усмехнулась. Ну, конечно же, далеко не каждому приятно, когда о его жизни болтает непонятная наглая лошадь, при этом стуча копытами и весьма откровенно издеваясь над гостями. Лён тоже испытывающе смотрел на Люмьера, и точно так же молчал, что вызвало немалое удивление у Вольхи, впрочем, немного обрадовавшее её. Судя по всему, вампира ждала та же лекция, что и Редную. - Скажу только, что не стоит слишком полагаться на собственную магию и оной доверять, а так же ставить долг превыше всего, - вздохнув, наконец-то протянул Игого. Наверное, говорить об этом он мог ещё несколько часов, но решил ограничиться строгим молчанием. И, надо сказать, весьма вовремя решил. Но колокола даже и не думали бить в шестой раз, заставляя коня продолжать и дальше свою беседу, поспешно переходя на другую тему. - Ты хотел рассказать нам что-то об Эссенции Хаоса, - мягко напомнила Вольха, подумав, что пора бы уже узнать о том, что действительно важно, причём не только для них четверых, а и для всего мира вообще. Ягуний Птолемей Селевк Второй, на самом деле данным именем не владеющий, поднялся и вновь стал ходить по залу, всё больше и больше напоминая какого-то мага. Да и вообще, повадки у Игого были человеческие, а не лошадиные, и разговаривал он, и ходил точно так же, как и не слишком обычные и нормальные люди. Например, великий Академик Сарданапал Черноморов. На мгновение Тане, прекрасно знающей собственного Директора, показалось, что они могли бы быть братьями с конём, если бы тот внезапно превратился в человека. Впрочем, не исключено, что когда-то он и был в людской личине, но так нагрешил, что удержать её всё же не смог. - Эссенция Хаоса. О, об этом можно говорить вечно! – после данной фразы Лён тихо застонал и закатил глаза, видимо, прочитав мысли Игого, - Это – величайший артефакт, который я только видел! Конечно, некромаги могут и поспорить со мною, да, согласен, из рукотворных тёмных волшебных предметов их Зеркало весьма выделяется, но всё же я готов поспорить, что оно не может соревноваться с Эссенцией Хаоса, верно ведь, да? Эссенция никогда не принадлежала ни Свету, ни Тьме, она жила своей жизнью, изредка противясь магам, что пытались у неё оную свободу отобрать или как-то ограничить! О, сколько избранных я повстречал на своём веку, что когда-то проходили испытания или проходят его в данный момент! Но никто так и не смог познать Эссенцию до конца, ибо глубина её познаний и могущества настолько велика, что ни один маг не может представить себе таких великих и, несомненно, несоизмеримых сил! Теперь черед закатывать глаза пришёл и для всех остальных – Игого вновь вернулся в своё безумие и теперь, бегая по огромному залу и постукивая передними копытами, больше всего походил на Абдуллу в приливе вдохновения. К слову, и положение четверых тибидохсцев тоже прекрасно вписывалось в образ – джинн обожал собрать в кучу всех нерадивых учеников, что порвали ему книги, а потом читать им свои заклинания. Правда, в такие моменты под дверью всегда дежурила Ягге, готовясь оказать помощь первому же, кто сможет выползти из пыточной библиотеки. - А что там с вечностью, а? – вопрос задал уже Бейбарсов. – Каким образом она относиться к Хаосу? - Там, где заканчивается вечность, начинается Хаос, - улыбнувшись, насколько это можно было, и пошевелив своими бархатными шелковистыми губами, продолжил Игого, выражаясь в своей неизменной манере. – Никогда ещё вечность не была соизмерима Хаосом. Хаос – это то, что существует в нашем мире. Мы его видим, слышим, замечаем. В нём есть своеобразный порядок, настолько хаотический, что никто не может почувствовать его. Да, Хаос упорядочен, но закономерности в нём настолько странные, что никто и не видит их. А вечность иная. Конь вновь уселся на стол, вернувшись в прежнее положение, и умолк. Он явно чего-то ждал, понимая, что дальше продолжать разговор не может. Колокола звонили шестой раз – громко, позволяя школьникам явственно понять, что половина испытания завершена. Никто из них даже не вспомнил о времени, никто и не догадывался, что шестой раз колокола прозвонили ровно в полночь – все сосредоточились на разговоре Игого. Нужно было вслушиваться в каждое слово для того, чтобы понять, о чём именно лошадь ведёт речь. Умение Люмьера туманно выражаться заводило всех в тупик, из которого выбраться не было никакого шанса. - Скажите, ведь вот насколько всё в этом мире относительно, верно? Мы воспринимаем Хаос как нечто злое, тёмное, хотя на самом деле он не может быть ни тёмным, ни светлым! Мы и есть часть Хаоса, и этот артефакт – тоже часть Хаоса. В Хаосе всё находится в равновесии, - Игого даже не заботился о том, правильна ли его речь, не говоря уже о том, чтобы избегать тавтологий, - Тьма и Свет – это всё единое целое, порождённое хаотическими мыслями человека. Хаос не есть добро или зло. Это – середина, где одно уравновешивает второе. Конь молчал и глядел на своих слушателей, как будто проверяя, поняли ли они основную мудрость его высказывания. Но никто не проронил ни слова – слишком опасно было перерывать Игого в такой важным момент, дабы не сбить его с мысли. И он, ещё немножко посидев, наконец, продолжил: - Люди с самого начала пытаются уничтожить Хаос. Они мечтают о вечности. Они мечтают о том, чего не существует. Там, где есть Хаос, есть и жизнь, а вечность лишь уничтожает всё. Если ты живёшь вечно, это не значит то, что ты никогда не умираешь. Это значит то, что ты никогда и не рождался. Ты был всегда. Или всегда отсутствовал. Хаос заставляет человека понять, что он существует. Это волшебство всё изменяет, переворачивает, делает нашу жизнь разнообразной. В вечности же не может появиться ничего нового – ибо ничего никогда не рождалось, это было всегда. И никогда ничего не исчезает, потому что в вечности всё существует всегда. Это замкнутый круг. Не существует предметов или существ, что никогда не появлялись. Но если они появились, значит, какое-то время до этого их не было. Значит, они уже не вечны. И это основа нашего мира. Повисло неловкое молчание. Высказывания Игого было понять достаточно трудно, хотя все мысли его крутились вокруг одной и той же проблемы, настолько понятной, насколько и запутанной да странной. - Так что такое Эссенция Хаоса? – наконец-то спросила Гроттер, понимая, что конь может молчать вечность, а им ещё завтра нужно отправляться на уроки. - Эссенция Хаоса – это всеобщее равновесие. И вновь колокола били. Седьмой их звон был жутко тревожным, непонятным и запутанным. Музыка не стихала ни на мгновение, гипнотизируя и заставляя погружаться в сон. Звон не был одинаковым. Он часто менялся и тогда пытался пробудить школьников. А потом опять усыплял, действуя на нервы своим разнообразием и пытаясь заставить тибидохсцев сойти с ума. Но он не мог звонить вечно – потому, как он появился в какой-то момент, а не существовал всегда. - Равновесие? – недоумённо переспросила Вольха. Она даже вообразить себе не могла всеобщее равновесие, это понятие казалось слишком уж туманным и запутанным для всех них, чтобы окончательно разобраться в нём. - Да, равновесие. Эссенция Хаоса, если я, конечно, правильно понял основу её творения, постоянно изменяется. Она действует закономерно, но незаметно. Она – как упрощенная и сильно уменьшенная модель Хаоса. Его частичка, вобравшая в себя все способности Хаоса. Всё, на что он способен, - Игого на мгновение умолк, а потом продолжил, - Эссенция Хаоса обладает огромной силой. Но она ничего не меняет в этом мире. Она лишь демонстрирует правильный путь взамен неверному, ведущему к вечности. Ибо вечность разрушает Хаос. Вечности в этом мире нет. Её нет и в потустороннем мире. Но всё-таки, смерть гораздо более длительна, чем жизнь, и именно поэтому и приходится нам сражаться за те жалкие крохи счастья, брошенные на стол сего мира. Мы не вечны. У нас нет времени ждать. Никто не вечен. Ничто не вечно. - Возможно, именно поэтому мы не знаем, кто создал этот мир… - протянул Лён, пытаясь хоть немного разобраться в туманных речах Игого. - Верно, уважаемый, верно. Если у нас и есть Создатель, то он существовал в этой жизни всегда, и именно поэтому мы и не замечаем его. Потому что нет начала и нет конца. Вечность. Восьмёрка. Символ вечности. Кольцо. Нет ни начала, ни конца, - конь не собирался останавливаться ни на миг, - Но дело в том, что символом вечности может быть и прямая. Её можно продлевать вечно, и она никогда не кончится. Но она предельно условна. Она не существует. Её нельзя потрогать. Хаос разрывает её. Превращает в тонкие отрывки жизни. Хаос – это основа нашего бытия. Знаете, ведь Эссенцию Хаоса мало кто может пробудить. А Л.Р. пробудил. Почему? Да потому что Эссенция Хаоса пробуждается только для того, чтобы отстранить мир от того, что более вечно, чем он есть. То есть, от гибели. Смерть имеет начало, но у мёртвого нет конца. Он всегда будет мёртвым. И именно поэтому жизнь – лишь отрезок, а существование после смерти – некий луч. Эссенция Хаоса стремиться отразить это. Она несёт смерть или горе, счастье и радость – и всё только для того, чтобы жизнь была неправильной. Не симметричной. Л.Р. стремился помочь Хаосу. Исправить тот путь, который существует. - А как зовут Л.Р.? По-настоящему, я имею ввиду, - Бейбарсов, прищурившись, следил за передвижением Игого, вновь вскочившего и не пытавшегося упокоиться ни на мгновение. Казалось, коня заставляло двигаться нечто невидимое и опасное. Незримое. Но существующее. - Его зовут… Два заветных слова утонули в звоне колокола, в восьмой раз извещавшего о том, что он действительно существует. Пол дрожал. Казалось, вот-вот, и Скаредо рухнет, похоронив всю красоту и уродство, что только имеет в себе, под каменными глыбами, гадкими, холодными, противными, и в то же время прекрасными, ибо они тоже были частью Хаоса. Эссенция Хаоса светилась. Именно она заставила колокола звонить. Имя Л.Р. до сих пор оставалось под запретом без видимых на то причин. Видимо, это действительно было слишком важно. Игого сел, моргая своими огромными глазами и пытаясь осознать, что именно он делает в этом месте. Вся мудрость его моментально исчезла, оставив публике лишь жалкую оболочку, болтливого коня, лишённого особого разума, но зато не обделённого могущественной глоткой. - Ну что, друзья мои, продолжим? – весело поинтересовался он, - Я так понимаю, вопросов больше нет? Ну, вот и замечательно. Просто, понимаете, я хотел рассказать вам о своём происхождении, - Игого улёгся поудобнее, вновь поджав под себя ноги и глупо заулыбавшись, - А вы знаете, кто был мой отец? Нет, не знаете! Да что вы вообще можете знать, людишки, а? Люди никогда ничего не знают, они лишь за книгами бегают, пытаясь найти в них подтверждение своего отсутствующего знания. Редная громко вздохнула и поудобнее устроилась на диване, положив голову Лёну на плечо. Теперь можно было и немного подремать, если, конечно, конь не будет слишком громок. И так понятно, что время его мудростей оборвалось. - Меня будет кто-то спрашивать, или нет? – с истеричными нотками в голосе спросил Игого, - Ну, что ж вы такие чёрствые-то, а? Никогда не интересуетесь моими мыслями, моею жизнью, просто уткнулись себе в свои собственные переживания! А я хочу поговорить, узнать ваше мнение! Нельзя быть такими чёрствыми! Людям надо помогать! И мне тоже. Сейчас конь больше всего походил на Дурневу, которой не уделили должного внимания. По крайней мере, никого более истеричного ребята ещё в своей жизни не встречали. В отличие от жизнерадостного Ягуна, его же Ягуния Первого, того, что Птолемей Селевк, Люмьер, если такое имя вообще имело место быть, становился не просто болтливым, а ещё и слишком требовательным да глупым. Он так скривился, как будто только что съел целый лимон, и теперь возмущённо смотрел на собеседников. Казалось, Игого собирался съесть нерадивых собеседников, почему-то разочаровавших его, и был уже в шаге от своей цели, да что-то постоянно сдерживало его. - И кем же был твой отец? – поинтересовалась Таня, решив, что другого выхода нет. - О, это был великий конь! Красивый, высокий, белый – ничего лучшего и представить себе нельзя! – Игого мечтательно прикрыл глаза и опять улёгся на диван, правда, на сей раз поджав ноги под себя, - Он был цирковым артистом, смелым и мудрым! Никто в цирке не смел спорить с папой, никогда! Его звали Рык, потому что он когда-то собственными копытами затоптал волка, посмевшего на него, привязанного, напасть! Поговаривали, что это был даже не волк, а медведь! Конь перевёл дух и с надеждой посмотрел на диван, на котором восседали четверо тибидохсцев, как будто ожидая от них подачки. Оные, правда, толком не понимали, что именно требует от них Игого, но и не спрашивали ничего глупого. - А кем была твоя мать? – заметив, что Люмьер уже собирается вновь разразится тирадой, спросил вдруг Глеб. До этого мгновения он особого интереса к рассказам коня не проявлял, но, видимо, решил всё-таки уважить лошадь глупым вопросом, понимая, что иначе нового знакомого не успокоить. - Мать? Мать?! Спасибо, что спросил, - в одно мгновение в глазах Игого отразилась и ненависть к кому-то, явно не присутствующему здесь, и благодарность, судя по всему, предназначенная некромагу, - Это была низкая кобыла, жуткая, с противным нравом! Она была красива, хотя и не благородная, не белая. Я очень похож на неё, хотя оттенок моей шерсти светлее. Отец своим благородством помог немного смыть грязь с моей шерсти, но мать это не спасло! – в глазах коня можно было увидеть гнев и ярость, а не добрые чувства, - Она была тягловой лошадью, несмотря на красоту, и крутила шашни с моим отцом! Она не была говорящей, в отличие от папы! И она посмела привести на этот свет меня и оставить какому-то конюху. Благо, встретился тот маг, что смог забрать меня, говорящего коня, редкость, уникум оттуда! Из той жуткой, противной, гадкой темницы… Моя мать была падшая кобыла! Звон колоколов едва ли не оглушил всех присутствующих. В первый раз его можно было и пропустить, а вот сейчас, в девятый уже раз, колокол гремел так, что стены Скаредо сотрясались. Лён с облегчением вздохнул, приобняв за талию практически уснувшую Вольху. Задание близилось к концу. Приблизительно такая же реакция была и у Бейбарсова с Таней, правда, никакими движениями их радость не выявлялась. Впрочем, Глеб не слишком то и желал завершения данной экзекуции – постоянная болтовня ему почти не мешала, а вот Гроттер впервые за долгое время не ругалась и не брыкалась, спокойно сидя рядом с ним. - Но до этого меня ждала жуткая судьба. Этот маг появился слишком поздно – когда мне было уже четыре года. А до этого я был тягловой лошадью, приравнивался к жалким, непотребным существам! Это были даже не кони, - Игого вздохнул и снова сел, знаком показав, что ничего говорить не стоит и утешать его тоже, - Это были глупые животные, тупые, как угол в сто семьдесят девять градусов! Люмьер умолк и вскочил, бегая от стены к стене и громко фырча, данными звуками выражая свою неприязнь ко всем окружающим, включая и ни в чём не повинных собеседников, прилетевших из Тибидохса. Теперь стало окончательно понятно, почему Л.Р. искренне советовал им не сойти с ума. Выдержать такого человека, а точнее, коня, как тот, что носился перед глазами ребят, было просто-напросто невозможно. - Я очень надеюсь, что сегодня Склепова не станет устраивать грандиозные попойки, и мы поспим хотя бы часа четыре. – проворчала Вольха. - Сегодня Поклёп в школе, поэтому она будет вести себя тихо. Особенно после того, что случилось в прошлый раз, - даже не шевельнувшись, ответила Таня, - Так что можно не особо переживать по этому поводу. Редная лишь кивнула. В прошлый раз те ученики, что принимали участие в массовом пьянстве, получили немаленькое наказание. По крайней мере, ингредиентами в кабинете зельеварения, недействительном уже больше года, если Гроттер не ошибалась, запаслись на целый год. Или даже на десятилетие. - Молчать! – Игого подскочил, смешно пристукнув копытами, и тут же приземлился на место, выражая своё немалое неудовольствие, - Вам никто ещё слова не давал! – немного успокоившись, он продолжил, - Так вот, я считаю этого мага и его жену своими мамой и папой. Именно они нарекли меня Люмьером и Игого. Биологические родители, точнее, мать – папа не видел меня никогда ещё в этой жизни – называли меня скотиной. Представляете, тупой скотиной! Колокола не выражали никакого сочувствия лошади – они били десятый раз. Громко, звучно, хотя и не так, как было до этого, магические музыкальные инструменты сообщали о том, что скоро испытание подойдёт к концу. - Ещё два звонка, - вздохнув, промолвил Бейбарсов, как будто случайно прикоснувшись к волосам драконболистки, едва ли не уснувшей в его объятьях – девушке мешала лишь постоянная болтовня Игого – и поправив выбившийся локон. - Ака. И приблизительно полчаса болтовни, - проворчала Вольха. - Может, и меньше, - высказал свои надежды Лён, прекрасно понимая, что надеяться нечего. Время тянулось мучительно медленно, как будто оно и вправду было резиновым, и никак не хотело подходить к концу. Всем жутко хотелось спать, а головы раскалывались от постоянного шума, поступающего со стороны ненормального коня. Но единственным способом не накликать на себя очередного его крика было молчание да тишина, поэтому ученики Тибидохса мирно сидели на диване, ожидая следующего монолога. Ягуний Птолемей Селевк Второй разговаривал так же, как и Первый – ему требовались слушатели, но они в основном должны были молчать, а не вставлять свои пять копеек. Игого любил, когда на него смотрели с благоговением, внимая каждому слову, и не перебивали. Правда, Ягуну требовалось всего-навсего присутствие, а вот Люмьер требовал активности, вопросов к своей великой персоне, хотел, чтобы от него не отводили заинтересованных взглядов. Иногда, когда конь вещал о чём-то разумном, это действительно было возможно, но отнюдь не в данный момент. Игого рассказывал о своих горестях с каким-то безумием, а это раздражало, пугало и заставляло всех уставать от его речи гораздо быстрее. К тому же, на улице была ночь, а ночью практически все должны спать. Даже Лён, будучи вампиром, не мог бороться со сном, а Бейбарсов, хотя и являлся некромагом, не слишком спешил бодрствовать в ночные часы. А что уж тогда говорить о девушках? - Понимаете, меня били! Кнутом, палкой – всем, что попадалось под руку. Это так унизительно! – в сердцах воскликнул несчастный, - А потом они заставляли меня возить сено и корм свиньям, как будто я хуже, чем какая-то свинья! А это совершенно не так! Неправда! Я – почти человек. Ну и что, что на мне конское тело! Моя душа заслуживала тела короля, а то. Что она попала в лошадь – просто несправедливость судьбы. Но потом, когда этот маг нашёл меня, всё изменилось. Он был хорошим, воистину хорошим. Одиннадцатый звон. Осталось всего немного – даже магия Эссенции Хаоса пыталась заставить время пойти быстрее, чтобы поскорее отпустить учеников назад, в Тибидохс, подальше от Игого. Болтовня уже не просто раздражала – она неимоверно бесила. Как подумала Гроттер, после такого испытания они ещё несколько недель, если не месяцев, не смогут даже приближаться к Ягуну. - Да, тебя били. Это, наверное, жутко унизительно, когда тебя бьют те, кто глупее тебя, - начала Таня, пытаясь хоть немного поддержать Игого, а самое главное, не дать ему болтать дальше. - Действительно, ты выполнял никому не нужную, унизительную работу. Как будто короля заставили убираться в доме у его слуги, - охотно поддержала подругу Вольха, надеясь, что это поможет Люмьеру хоть немного успокоиться и перестать так громко кричать на всю улицу о собственных бедах да невзгодах. - Верно! О, милые мои, как же вы правы! – удивлённо воскликнул Игого, - Да, я должен был жить в величии, прекрасным, ухоженным конём! Мне все должны поклоняться! А всё получилось не так – скорее, даже наоборот. Эти свиньи так противно визжали, когда я пытался замедлить шаг и приезжал немного позже, чем обычно! Я чувствовал себя лишённым всякого достоинства! Эти существа, эти низкие люди, конюхи, они пытались унизить меня! Они хотели сделать так, чтобы мне было плохо, чтобы я унижался перед теми, кто хуже меня! Все четверо устало кивнули, покосившись на сделанные из тумана часы, возникнувшие за спиной у коня всего несколько минут назад. Они показывали, что звон десятого колокола совпал с тем, как пробило час тридцать ночи. Времени на то, чтобы вернуться в Тибидохс, оставалось всё меньше и меньше, а колокола не спешили звонить в последний, двенадцатый раз. - Но ты ведь выбрался оттуда и доказал всем, что умнее и лучше них. И больше никогда после того, как оказался в семье мага, не возил еду свиньям, - Бейбарсов, конечно, не ощущал совершенно никакой жалости по отношению к этому существу, но не хотел злить Игого, дабы тот вновь не разболтался. - Знаешь, Люмьер, ты должен чувствовать себя счастливым, потому что оказался в теле коня, сильного и красивого, разумного, а не какой-нибудь мошки, неспособной защищаться и противостоять этому жуткому миру, - стараясь не выдать собственного безразличия, промолвил Лён. Конечно, он не особо стремился сожалеть о судьбе коня, но, по крайней мере, так можно было предотвратить новое нытьё со стороны оного. - Верно! – воскликнул Игого. – Да, я смог стать сильнее, потому что не был молью, и меня никто не в силах прихлопнуть! Верно! Да! Я лучше, я сильнее, чем многие другие… Колокола звонили последний раз. Теперь в их звоне чувствовался дух свободы, освобождения от Люмьеро-конского иго. Первой на ноги вскочила Вольха, моментально позабыв о собственной сонливости. За нею помчались и все остальные, радуясь тому, что дверь вновь открыта, и он имеют право покинуть данное помещение безо всяких магических и лопухоидных сражений типа «огнём и мечом». - Ей, вы куда? – Игого бросился за ними, пытаясь догнать, но, к счастью, успеть не мог, ибо коридорчики, которыми бежали ученики Тибидохса, оказались слишком узкими для того, чтобы громадный конь мог разбежаться, как следует. На сей раз даже не понадобилась добытая Бейбарсовым карта – они и так, чисто по наитию, находили нужный путь. И вот, через несколько минут, несмотря на то, что путь к Эссенции Хаоса занимал целых полчаса, ребята уже оказались рядом с собственными полётными инструментами. Казалось, время бежало с двойной скоростью, когда они взбирались на свои ступы-контрабасы, взлетали в воздух и преодолевали магический барьер, мчались к Тибидохсу и хором шептали «Грааль Гардарика» у родной школы, смотрели на часы, которых здесь не было, и даже не догадывались о том, что уже было два часа ночи. Время остановилось и успокоилось лишь тогда, когда ребята оказались на Жилом Этаже, рядом с комнатой девушек. На сей раз оттуда доносилось лишь тихое посапывание Гробыни, изредка сменяемое её храпом – совсем недавно Склепову кто-то проклял. - Спокойной ночи! – Вольха и Лён, обнявшись на прощание, моментально разошлись, как будто стеснялись присутствия посторонних. Бейбарсов тоже хотел было идти, но Гроттер всё ещё не отпустила его руки, как-то странно глядя на некромага. Конечно, можно было что-то буркнуть себе под нос и умчаться, сославшись на усталость, но драконболистка не желала так поступать. - Хороших тебе сновидений, - наконец-то промолвила Таня и, покраснев, что, впрочем, было незаметно в темноте, поцеловала Глеба в щёку. - Тебе тоже, - рассеянно кивнул Бейбарсов, наблюдая за тем, как за Гроттер закрывается дверь, а потом, простояв минуты две, направился к себе в комнату, не желая столкнуться где-то по пути с Поклёпом. И как после такого сны могут быть неприятными?..