white lilies, sweet lies and nine misfortunes

      у цушимы йошико в двадцать один разбитые коленки на джинсах, зарытые в землю книги и цокание каблуков по кафелю. у цушимы йошико в двадцать один (небольшая) наркотическая зависимость, гематомы на руках и татуировка белой лилии прямо возле сердца. у цушимы йошико в двадцать один счастливые сливовые глаза, планы на будущее размером с экватор и охара мари уже как года два себя ее девушкой называющая. у цушимы йошико с в о б о д а.       у охары мари в двадцать три власть. у охары мари в двадцать три тяжёлые будни, задернутые занавески в кабинете и остывающий чай. у охары мари в двадцать три куча бумаг каждый день, одиночество под одеялом пуховым и улыбка светлая. у охары мари в двадцать три (слишком) много денег, потерянное, упущенное самоубийство и цушима йошико под боком в одеяле ворочится, отчаянно обнять просящая. у охары мари с ч а с т ь е. — мари. — йошико брови немного приподнимает. — поцелуй меня.       и мари целует. классно, так как никто не сможет больше. ярко. а цушима улыбается и понимает, что не ошиблась, когда впервые ее в колледже встретила. и смеётся охара голосом своим севшим, смотря в окно большое. у них л и ш ь о н и в счастье утопающие. — спасибо. — всегда пожалуйста. люблю тебя.       йошико смеется. а потом просыпается. в глазах все еще счастье.       мари смеется. и просыпается. у себя в кабинете, где никакой цушимы йошико под боком нет, а лишь цушима йошико, называющая себя лишь йохане и уверяющая всех вокруг, что все в порядке. — у нее синдром адели. понимаешь? — это канан недавно сказала, когда в очередной раз после истерики еу напилась и к охаре домой приперлась. — ей не помогу даже я.       и мари понимает. понимает, что йошико совсем не та, кем была раньше. цушима: маааари. вы: чего тебе? цушима: где ты? я хочу поцеловать тебя.       мари кидает телефон в стенку. к черту йошико. к черту весь этот мир. надоело это счастье.       йошико никогда не была счастлива. даже когда видела рядом с собой светловолосую макушку охары. она чувствовала разбитость. и опустошенность. никакой свободы.       мари смотрит и не понимает ничего, что творится на душе у надоедливой до чертиков йохане. смотрит, и хотя людей читать привыкла, ее прочесть никак не может, задевая глаза бездонно счастливые взглядом своим.       цушима смотрит на руки свои, а потом взгляд переводит на охару, будто бы прося прощения за свою любовь. и падает в глазах своих, начиная захлебываться в любви своей ненужной (снова и как всегда).       обе устали и так, что стоит умереть, чтобы вздохнуть.       охара глазами хлопает, цушима смеется и, кажется, больше не спасается. топит себя в любви своей бесполезной, смотря через призму никчемности и смеется сильнее, потому что все идет не так. — прости, мне так жаль. ты же слышишь меня?       и мари опять глазами хлопает, слезы фальшивого счастья с ресниц смахивая.       на свой двадцать второй день рождения цушимы йошико больше не существует и остается лишь ее призрак, что пишет одно и тоже каждую секунду в окончательно разбитое будущее. цушима: прости. мне жаль.       на свой двадцать четвертый день рождения охара мари исчезает. и йошико больше никогда не найдет ее. не в ее мечтах, по крайней мере.