Темно-синие и пурпурные цвета напоминали ему о летнем закате. Было бы очень красиво, если бы в эти цвета не была раскрашена его кожа. Пальцы правой руки распухли, к ним было больно прикасаться, вокруг образовались синяки, охватывающие и запястье. Болели лицо, спина и бок, но доктор Морган свято следовал принципу – никаких лекарств для потенциально беременных Вынашивающих. Никаких обезболивающих. Конечно, Дженсен был невероятно доволен, что уложил Карла Уинтера в больницу. Но с любой вершины в конце концов приходится падать, и Дженсен чувствовал, что он резко сорвался вниз, а сейчас находится в свободном падении. И никак нельзя остановиться, пока не шлепнешься на землю.
Безликие, аскетичные комнаты апартаментов вызывали у Дженсена клаустрофобию, мысли о заточении, даже когда в них жили четыре человека. А сейчас ему вообще казалось, что его заперли в жестяной банке, где он нарезает круги.
Бесцельно.
Одиноко.
Раньше Дженсен никогда не чувствовал одиночества. Нет, он оставался один, но ему было удобно наедине с собой.
У него было время поразмышлять, что-то обдумать, что-то сделать.
Совсем недавно Дженсен так отчаянно желал побыть один, мечтал о личном пространстве. Но сейчас для него стало почти шоком, что его желание осуществилось. Для Дженсена это было слишком. Он скучал по вниманию, которое раньше ненавидел. По заинтересованным пристальным взглядам, случайным прикосновениям и даже по вынужденной близости. По ворчливым попыткам исправить его предпочтения в еде – вернее, отсутствие таковых.
Предпочтения в еде.
Еда?
Вот проклятье, он был голоден. Возможно, теперь, когда скука прочно вошла в его жизнь, голод станет его постоянным состоянием… а ведь прошел только один день. Если он не будет осторожен, он не только наберет вес, который доктор Морган считает необходимым, он станет таким жирным, что едва будет проходить в двери и начнет ломать мебель.
Хотя утром свежие продукты так и не появились, и на склад у него доступа не было, готовя завтрак, Дженсен обнаружил, что на кухне осталось множество всякой всячины со вчерашнего дня. Во всяком случае, было из чего выбирать.
Хотя как раз сейчас Дженсен не хотел ничего из этой здоровой, экологически чистой, без добавок жратвы.
Он хотел сладкого.
Цыплят гриль.
В общем, еды, в которой было бы побольше калорий.
Дженсен посмотрел на разнообразие пакетов и банок и решил не трогать их. Пресно, безвкусно, скучно. К тому же, у него вряд ли хватило бы сил часа два торчать у плиты.
Единственными сладостями были фрукты в корзине. Ничего экзотического – яблоки, бананы, апельсины. Дженсен взял апельсин, повертел его в руке секунду и бросил обратно. Он терпеть не мог чистить апельсины: нужно было очистить каждую дольку, а потом удалить с нее пленку… И при этом все руки будут в липком соке. Нет, апельсин подождет. Ему на данный момент не хватило бы терпения да и ловкости рук. Может быть, яблоки? – нет, яблоки он предпочитал в виде начинки для пирога.
Взяв банан, он отправился в сад, решив полюбоваться зеленью, ухаживать за которой он пару раз помогал Джареду. Хотя обычно заботиться о саде должны были мужчины, остававшиеся незанятыми, пока Дженсен… в общем, пока Дженсен бывал занят.
Дженсена впечатлило, что львиную долю зелени насадил Джек, а Сэм вроде бы вообще не интересовался садом, хотя Дженсен точно видел, как тот что-то сажал пару раз.
Он мягко опустился на траву, стараясь не задеть особо болевшие места. Затем откинулся назад, перенеся вес на спину, и стал смотреть на небо. По небу плыли облака. Проплывая над ним, корабль превращался в дом, затем в дерево, затем в человеческое лицо…
Ребенком он любил смотреть на облака на заднем дворе, когда оставался один, а Джош и Джо были заняты делами больших мальчиков. Дженсен прекратил это занятие сразу же после того, как его в первый раз обозвали мечтателем. Он слишком близко к сердцу принимал критику, даже не совсем справедливую.
Он решил проигнорировать первые капли дождя. Вода была долгожданным облегчением для пылавшей жаром кожи. Когда дождь пошел сильнее, он закрыл глаза, позволив каплям обрисовывать контур своего лица, стекать вниз по шее. Только когда желанная прохлада сменилась резким холодом, Дженсен отправился в апартаменты. Закрыв дверь во внешний мир, укрывшись за стеклом своей клетки.
Дженсен дрожал, одежда его совершенно не согревала. Он снял одежду, бросив ее на пол, и отправился в ванную.
Душ оросил горячими каплями его кожу, и некоторое время Дженсен блаженствовал, стоя под обжигающим ливнем. Он посмотрел на аптечки на стенах, взял из одной мыло, но его глаза были прикованы к третьей. Той, чье содержимое Джаред всегда использовал, чтобы облегчить проникновение. Дженсен устало сполз на плитки пола. У него вырвался слабый стон: мускулы протестовали против резких движений.
Он провел руками по голове, резко откидывая волосы назад, затем позволил струям воды снова облепить лицо слишком отросшими прядями.
Куда, ко всем чертям, исчез его недавний восторг?
Дженсен понимал: если настроение вскоре не поднимется, он шмякнется на землю. И ощущения будут не из приятных.
Он смотрел на воду, крутившуюся водоворотом вокруг ног, затем поглядел выше, на тело. Временами он бросал взгляд на свою бледную безволосую кожу и не мог осознать, что она принадлежит ему. Был убежден, что это чье-то чужое. Но в последнее время все чаще случалось, что он не мог точно припомнить, какого оттенка рыжины были кудряшки у него в паху, или насколько светлыми были волосы на руках и ногах.
Дженсен подавил зевок.
Устал.
Он слишком устал.
Ему крайне необходимо было выспаться. Но последний раз, когда он уснул, пробуждение принесло ему неприятный сюрприз. И Дженсен больше не хотел, чтобы его застали врасплох, как тогда.
Больше никогда.
Если у него будет компания ночью, Дженсен хотел знать об этом: он не желал, чтобы кто-то стоял над ним, наблюдая, как он спит. И, понятное дело, драться будет охрененно больно, но он с огромным удовольствием будет сопротивляться. Даже если потом никогда не сможет взять в руку карандаш.
***
Дженсен оглядел ванную, на секунду удивившись, что он еще здесь. Его одежда мокрой грязной грудой валялась на полу. Но на двери с обратной стороны висела роба. Дженсен снял ее и набросил на себя, плотно запахнув.
Роба оказалась чересчур велика, Дженсен утонул в ней. Пальцев рук не было видно из рукавов, и Дженсен, улыбаясь, покачал головой, закатывая их.
Роба Джареда?
Вероятно, да.
Он почти чувствовал запах Джареда на одежде… почти.
***
Он вышел из ванной, снова подошел к окну и стал наблюдать, как дождь барабанит по земле. Трава давно была мокрой. Через просветы туч в небе появлялись голубые окошки, словно поддразнивая, но спустя секунды снова затягивались.
Тьма прокрадывалась в комнаты, но тут зажегся свет – сенсорные датчики засекли падение уровня освещенности. Дженсен не знал, правда ли уже настолько поздно, он так и не научился узнавать здесь время. Словно времени в Центре не должно было быть.
Он отвернулся, собираясь сходить на кухню и найти что-нибудь на предмет перекусить, чтобы убить еще несколько минут этого бесконечного дня. Но в этот момент его внимание привлек телевизор – настоящая приманка перед диваном. И Дженсен решил клюнуть на нее. У него никогда не хватало времени посмотреть телевизор. В детстве он следил за несколькими передачами. Но со временем у него появились другие дела, и пришлось сократить время, проводимое перед ящиком. Телевизор стал источником информации, а не развлечения.
Как только Дженсен включил телек, тишину сразу заполнил женский голос. Дженсен плотнее закутался в робу Джареда. Он поднял воротник так, чтобы стекавшая с волос вода не попадала за шиворот.
Темноволосая женщина обольстительно улыбнулась с экрана, прежде чем облизать шоколад с пальцев. С минуту Дженсен не мог понять, что он смотрит, - кулинарное шоу или софт порно. Но когда она положила плитку шоколада в толстый слой сливочного масла, а потом опустила все это в кипящее растительное масло, Дженсен понял: что бы это ни было, игнорировать такое нельзя. Его рот наполнился слюной. Эта штуковина должна быть очень сытной – и Дженсен отчаянно захотел ее. Его желудок согласно заурчал.
Дженсен мучил самого себя. Радость от пускания слюней на еду, которую он все равно не мог съесть, исчезла так же быстро, как и появилась.
На остальных каналах не было ничего стоящего. Но Дженсен даже загордился тем, что сумел потратить добрый час, переключая каналы в поисках чего-нибудь интересного.
Он щелкнул выключателем на пульте и настроил видеоигру. Потратив пять жизней в первые две минуты, он бросил и это занятие.
Подавив очередной зевок, Дженсен понял, что больше не сможет отказывать себе во сне…
После того, как что-нибудь съест.
Через десять минут он опустился на кровать Джареда. Рукава робы раскатались, так что руки оказались не видны, Дженсен согнул ноги так, что они тоже скрылись под мягкими складками ткани.
Она оказалась рядом, едва он закрыл глаза. Малышка с золотистыми волосами и зелеными глазами. Она смеялась и бегала кругами со своим новым маленьким другом. Мальчик был стеснительнее ее, не показывал своего лица, но позволил девочке взять себя за руку и стал бегать вместе с ней.
Мальчик был выше девочки, волосы у него были темнее, каштановые, но Дженсен не мог увидеть его лица, как бы ни вглядывался. Зато он мог слышать малыша. Слышать, как его смех сливается с её. Очень гармонично. Они принадлежали друг другу.
С этим осознанием на Дженсена внезапно снизошло умиротворение, на лице появилась улыбка, он почувствовал легкость, которую давно уже не чувствовал. Настроение вновь скакнуло вверх, словно на «русских горках». Сейчас он был очень далек от депрессии, хотя совсем недавно считал, что почти рухнул на землю. Дженсен не сомневался, что за душевным подъемом опять последует спад. Но он собирался выжать из ситуации все, что можно.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы заметить, что проникающий в альков свет стал каким-то странным. Он не был похож на солнечный или свет ламп – обычно именно они освещали его клетку.
Дженсен выбрался из постели и выглянул из-за портьеры. Оранжевый отсвет огня, который трудно было не узнать, озарял ночь за окном.
Дженсен плотнее запахнул гигантскую робу Джареда и открыл дверь. Внезапная какофония звуков, обрушившаяся на него, чуть не заставила его шагнуть обратно. После тишины апартаментов вой тревожных сирен вперемешку с ревом огня почти оглушил его.
Внезапно слева раздался еще один взрыв. Уже на другой стороне комплекса. Третий взрыв последовал за первыми двумя. Дженсен не убежал, не спрятался. Мысль, содержавшая только одно слово, вернее, имя, вторглась в его мозг.
Сара?
Это было возможно, даже наиболее вероятно. Может быть, она предприняла еще одну попытку спасти его, вывести отсюда.
Справа от него рухнула стена садика, однако пламени на ее месте не было. Дженсен начал всматриваться в затененный провал, зияющее отверстие. Он был уверен, что в этой темноте кто-то двигался.
- Дженсен!
Ноги Дженсена сами понесли его на голос. И было неважно, кто его зовет.
Он никогда даже не подумал бы отказаться.
Он шагнул в темноту.
