***
Дженсену пришлось сесть, когда его мать взгромоздила подушки у изголовья, чтобы он на них опирался. Он ясно осознавал то, что под одеялом на нем ничего не было, кроме трусов. Он также отчетливо понимал, что если одеяло сползет с него, его новое положение станет очевидным. Он натянул одеяло выше. Прижал его руками к груди, как щит. Дженсен закрыл глаза, когда мать положила руку ему на лоб, прохлада ее пальцев успокоила головную боль. Затем она провела рукой по его волосам, и Дженсена внезапно осенило – она не реальна. Он спит. На самом деле ее здесь нет. Он открыл глаза, чтобы удостовериться, что она не галлюцинация, вызванная лихорадкой. Мамина улыбка была мягкой и любящей. Но при этом она выглядела уставшей, возраст сказывался. Нет, это не сон – она бы не приснилась ему настолько потрепанной жизнью. Во сне она была бы такой, как раньше – живой, веселой. - Тебе нужно подстричься. Дженсен вспыхнул. Постарался не думать о том, как Джаред зарывался пальцами в его волосы, когда они занимались любовью. Как игривые подергивания за отросшие пряди и нежные пальцы могут посылать к паху мурашки желания. Он прогнал подальше эту фривольную мысль и улыбнулся матери в ответ, надеясь, что она спишет его румянец на лихорадку. Мысли о сексе в присутствии матери его не вдохновляли. - Да вот ждал, когда ты объявишься, чтобы подстричь меня. Улыбка Донны стала нерешительной, когда она погладила его по лицу. Дженсен понял, что ее смущает отсутствие щетины, кожа была слишком гладкой для взрослого мужчины. - Благодаренье Господу, я вернула тебя. Ты знаешь, как я молилась, детка. Без остановки. Дженсен не знал, что и ответить. Его спасла отнюдь не молитва. Она наклонилась, скользнула губами по его бровям, и снова выпрямилась: - Дай мне посмотреть. Он не сразу понял, чего она хочет, но когда осознал – снова почувствовал желание спрятаться. Она знала. Ее глаза не отрывались от него, теплые, но настойчивые. Дженсену крайне не понравилось, что она даже не спрашивает у него, правда ли это. Кто-то сказал ей – и теперь он испытывал смущение и стыд, которые насмехались над ним, дразнили его. - Мам… - Дженсен фыркнул, отчаянно желая, чтобы его глаза так жгло только из-за болезни. - Не надо, детка. Дай мне посмотреть. Ему знаком был этот тон. Он знал, что она не отступит. Дженсен отбросил одеяло ниже талии. Он не мог заставить себя посмотреть на свою мать, пока она изучала его. Прикасалась к безволосой груди, трогала рукой его выпуклый живот. - Какой у тебя срок? Дженсен так и не посмотрел ей в глаза, только уставился на ее неподвижную руку: - Около трех месяцев, может быть, чуть больше. - Твой живот больше, чем был у меня, - она снова набросила на него одеяло. Дженсен не понял – это чтобы он не смущался или чтобы не замерз? Он прикусил губу, ожидая, что она еще скажет. Но мать предоставила ему долгожданную передышку: - Мы все обсудим позже, хорошо? Тут кое-кто подпрыгивает от нетерпения, ждет не дождется, когда можно будет войти и увидеть тебя. Ничего, если я впущу их? Конечно, она не могла приехать одна. Не могла приехать без отца, может, и братьев захватила с собой. Дженсен кивнул. Он был потрясен тем, что сейчас увидит дорогие лица. Лица, которые он не рассчитывал больше лицезреть. Он не был готов. Он боялся, что они будут разочарованы тем, что увидят. Иначе и быть не могло. Дженсен хотел было сказать матери, что пока нужно подождать. Что он болен. Что просто нечестно взваливать на них этот груз. Но он знал, что ничто не удержит их снаружи. Ни отца, ни братьев. Дженсен следил, как мать встала. И удивился, когда она остановилась у комода, который стоял около двери. У нее вырвался легкий возглас изумления и напряглась спина, когда она взяла что-то с комода и стала изучать эту вещицу. Если бы мозг Дженсена сейчас работал бы быстрее, Дженсен спросил бы ее, в чем дело. Но, прежде чем он сообразил, она открыла дверь и впустила в комнату остальной мир.***
Джозеф ждал, когда мать откроет дверь, но когда это случилось, ему внезапно расхотелось двигаться. Смешно. Он так отчаянно стремился попасть туда, но сейчас, когда он мог увидеть Дженсена, он испугался. Он смотрел, как заходят отец и Джошуа, проходят мимо мамы, которая выглядит измученной и испытывающей неудобство. Дженсен сказал что-то, что ее расстроило? Или сделал что-то? Все ли с ним в порядке? Он услышал слова приветствия и кашель Дженсена, но все еще не мог сдвинуться с места. Когда ему удалось поймать взгляд матери, его выражение немного смягчилось. Он сможет сделать это. Сможет увидеть своего маленького брата. Узнать, как он. Он сделал шаг в комнату, мама сделала шаг из нее. Она протянула что-то тому парню, Джареду, который побледнел так, как Джозефу не представлялось возможным. Но это может подождать. Чтобы оставить их наедине, мать закрыла дверь, и Джозеф оперся о нее. Он вспомнил, когда в последний раз видел Дженсена в кровати. Сейчас это была не больница, вообще ничего общего с госпитальной холодной стерильностью, но Джен был еще болен. Он все еще страдал. Он действовал недостаточно быстро. Он не смог спасти своего брата – ни из Центра, ни от того, что там происходило. Алан смеялся, проводя рукой по волосам Дженсена, когда тот снова закашлялся. Отец начал похлопывать его по спине, а Джош налил стакан воды из кувшина, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью. Когда кашель прекратился, Дженсен поймал взгляд Джозефа. И улыбнулся. Такую улыбку он дарил ему, когда был маленьким. Когда пес миссис Катбертсон преследовал его на пути из школы домой, когда Тедди Уонникер решил подразнить хромающего малыша. Эта улыбка говорила: «Ты спас меня. Ты мой герой, и я тебя люблю». Через секунду стоявший у двери Джозеф уже сидел на кровати, крепко обнимая Дженсена. Брат был слишком худым, слишком маленьким, но с ним было все в порядке, потому что Джозеф теперь не собирался его отпускать. Он не замечал, что плачет, пока отец не протянул ему носовой платок.***
Джаред побелел, уставившись на предмет, который Донна вложила ему в руку. Смазка! Чертова смазка. Где, бля, он умудрился ее оставить? Ведь они с Дженом ничего такого не делали пару дней, но… - Ты все еще спишь с моим сыном? – спросила она холодно, и Джаред увидел гнев в ее глазах, в ее поджатых губах. - Миссис Эклз, я… - Спишь? Я знаю, ты один из них. Один из мужчин, которые были в том месте. Но ты все еще спишь с ним сейчас? – она была в ярости, но старалась говорить тише, чтобы никто в соседней комнате не услышал. Джаред знал, что может соврать, что может все отрицать, но не захотел: - Я люблю его. Только потому что Джаред ждал пощечины, ему практически не было больно.