Отчаянные времена

Это началось не более получаса назад, а казалось, что прошла целая жизнь. Дженсен отказывался есть, пить, даже когда стакан ставили прямо перед ним, не хотел поддерживать разговор. Его бросало от гнева к отчаянию. Он просил, кричал, умолял и угрожал. Просидев меньше пяти минут, он снова резко вскочил: - Я не могу просто так сидеть здесь. Не могу… Джо притиснул его к двери: - Ты не пойдешь туда, Джен. Мы же договорились. - Я, черт возьми, ни о чем не договаривался. Вы все сделали за моей спиной, не посоветовавшись со мной, как я мог согласиться? Алан слушал очередное повторение недавнего разговора между сыновьями, но сосредоточен был на поддерживании огня. В лесу становилось все холоднее и холоднее. Наконец выпал снег, и уже недели две под белым покрывалом не было видно зелени. Еще один агонизирующий крик вызвал тишину в комнате, и Алан понял: Дженсена правильно не допустили к этой драме и травме родов. - Он хотел, чтобы я был с ним, Джо. Он был напуган. Он… Алан стоял спиной к огню и наблюдал, как Джозеф пытается помешать Дженсену дотянуться до ручки двери. Он видел, как сдерживает себя Джозеф, не борется в полную силу, чересчур опасаясь ненароком повредить своему брату. Чересчур опасаясь ударить Дженсена, который стал таким усталым, таким чувствительным. Но в то же время Алан видел, что Дженсен отлично осознает страх брата. Он достаточно хорошо знал своего младшего сына, чтобы понимать – тот может извлечь свою выгоду из этой слабости. Дженсен толкнул дверь. Джозеф не препятствовал ему. Но сил у Дженсена не хватило. Джозеф всегда был больше брата и сильнее. И сейчас, даже с учетом всех обстоятельств, ему потребовалось совсем немного усилий, чтобы остановить Дженсена. А тот волновался все больше, и тогда Алан вмешался в происходящее, поскольку Джозеф явно отчаялся унять своего брата: - Дженсен. Прекрати. Дженсен отреагировал на голос отца как обычно, уронив руки и опустив голову. Алан сомневался, что Дженсен ощущает, как злые и отчаянные слезы катятся по лицу. Старший Эклз запретил себе поддаваться на эти слезы. Он подошел к своим мальчикам, взял Дженсена за руку и увлек его подальше от двери, только после этого Джозеф смог расслабиться. - Пап? – произнес его мальчик задыхающимся, сломленным голосом. Алан не дрогнул. Хотя Трей очень хотел, чтобы Дженсен был с ним, а Дженсен выражал горячее желание поддержать его, все сошлись во мнении, что Дженсена нужно беречь, оградить от этого, чтобы не усилить его страх и беспокойство по поводу приближающегося рождения его собственных малышей. Донна и Джаред согласились помочь Джеффу с Треем. Донна не признавалась, что она все больше любила этого сумрачного подростка, хотя и не простила злых, резких оскорблений в свой адрес. Она была просто счастлива заменить Дженсена, настаивая, что мальчику необходима именно материнская поддержка. Поддержка женщины, которая целой и невредимой пережила рождение детей. Кроме того, ей нужно было отвлечься. Они несколько недель ничего не слышали о Джошуа, со времени его отъезда, и не думать об этом не получалось. Тем более, что Сэм уехал перед началом первой снежной бури, когда внешнее сообщение с лагерем практически прекратилось, и беглецы не знали, какие следующие действия начала планировать «Сеть». Джефф взял Джареда в ассистенты, потому что был уверен, что тот не упадет в обморок и не запаникует. Алан не знал, насколько Джаред готов к такому, но, увидев своими глазами, убедился в его хорошей подготовке. К тому же, Джареду требовалась только одна мотивировка – Дженсен. Конечно, не в укор Трею, но мальчик ничего не сделал, чтобы расположить к себе людей. Поэтому для Донны и Джареда он стал (по крайней мере, по мнению Алана) способом подготовиться к тому, что ждет Дженсена. Трей для них был практикой. И Алан чувствовал колющее сожаление из-за этого. С мальчиком рядом не было никого, не имеющего скрытого мотива. Ни семьи, ни настоящих друзей. Дженсен был бы рядом только ради него, он поставил бы Трея выше всего, но Дженсена с ним не было. И, может быть, от этого Дженсену было куда больнее, чем если бы он был там. Но они приняли решение, и Алан не собирался отступать. Он должен беспокоиться в первую очередь о Дженсене. Должен. Его сын узнает, и довольно скоро, что происходило в том домике. Он узнает на собственном опыте, что перенес Трей. И от этого его нельзя защитить. Алан знал, что там творится, он заставил Джеффа объяснить, что произойдет. Поэтому он был в курсе опасности, знал о риске – ему не было нужды видеть это самому. Ему не нужно было знать, что вызвало эти отчаянные крики, которые через несколько недель будут звучать из уст его младшего сына. Он отвел Дженсена к кушетке и заставил сесть, чтобы снять нагрузку с отекших лодыжек. Живот Дженсена, казалось, рос с каждым днем. Алан был почти уверен, что у Донны живот такого размера был как раз накануне родов. Впрочем, честно говоря, она никогда не набирала много веса во время беременности. Но и близнецов она не рожала. - Папа, я должен… - Нет, Дженсен. Ты не должен. С Треем твоя мама. И Джаред. Дженсен не хотел слушать, но Алан видел, что его сын постепенно сдается. Он почти всю ночь не спал вместе с Треем, убеждая, уговаривая сопротивляющегося юношу смириться с тем, что должно было случиться. Он утешал и поддерживал его при каждой схватке, хотя мальчик упрямо отвергал происходящее. Когда, наконец, наступило утро, и Трей сдался в руки Джеффа, Дженсен выглядел так, как будто был готов заснуть в любой момент. Но так и не заснул. Потому что не дал сну ни шанса. - Он хотел, чтобы я был рядом. Я обещал! - Но ты не должен. А он не должен был заставлять тебя. Алан увидел, как Джозеф повернул ключ в двери и положил его в карман. Дженсен был слишком потрясен, чтобы заметить это. - Приляг, сынок. Джефф велел тебе отдыхать. Дженсен перевел пристальный взгляд с отца на брата. Оба стояли спокойно, не собираясь отходить. Он подавил зевок: - Я лягу, но спать не буду. Ты думаешь, я сейчас способен заснуть? - Ну хорошо. Полежи, хотя бы отдохнешь. Алан улыбнулся про себя, снимая плед со спинки стула и укрывая лежащего сына. Это всегда срабатывало, когда Дженсен был маленьким. Всего-то и надо было, чтобы он притих, а там уж сон одолевал его. Дженсен смотрел в потолок. Алан ждал. Скоро глаза Дженсена закрылись.

***

Первый раз в жизни Донна взяла новорожденного на руки, когда ей было семь лет, и это была дочка ее двоюродной сестры Аннет. Мать ребенка сидела рядом и предлагала забрать ее, поскольку малышка кричала, а Донна восхищалась ощущением маленькой девочки в своих объятиях. Она держала ее, вдыхала ее запах, потом отдала матери. Это было нетрудно, поскольку она не чувствовала никакой связи с ребенком. Но она знала, что все будет по-другому, когда это будет ее собственный малыш. И она знала, что малыш у нее будет. Ее собственные дети, которых она никому не должна будет отдавать. Ей не приходило в голову, что она могла стать жертвой бесплодия, от которого пострадали миллионы других женщин. Ни в этом возрасте, ни когда она выросла и начала встречаться с мальчиком, который сидел рядом с ней в классе. Она никогда не сомневалась, что ей судьбой назначено стать матерью. Первый раз, когда она взяла на руки собственное дитя, она была измучена, ей было больно, она плакала. Но малыш был воплощением ее мечты, и за счастьем забылись дискомфорт и боль. Она отказывалась выпустить ребенка из рук, даже на мгновение. В те первые дни Алан был счастлив, если ему удавалось хотя бы взглянуть на сына. Она назвала его Джозефом, в честь своего отца. Он был самым прекрасным ребенком на свете, даже когда кричал и не давал ей уснуть всю ночь. Он был ее сыном и заслуживал всю любовь, которую она могла ему дать. Она чувствовала то же самое по отношению к каждому своему ребенку. Даже к тем, которых потеряла. Она прижала сверток к себе и вдохнула. Что-то было в детском запахе, в детском тепле, что соединялось прямо с ее сердцем. И так было с каждым ребенком, которого она держала в руках. Этот малыш тоже был теплым, но так будет недолго. Такой маленький, такой хрупкий… Она плотнее завернула малыша в одеяльце, отказываясь отдавать его. Он заслуживал побыть на ручках, еще чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Она прижимала к себе ребенка и наблюдала, как Джефф оперирует Трея, как бледный Джаред механически двигается рядом, передавая доктору все, что тот попросит. Джаред был паззлом, который ей еще предстояло собрать, но сейчас ее не интересовал поиск частей. Трей был тих – благодаря милосердию Божьему, он потерял сознание. Сейчас Джефф мог свободно давать ему седативные препараты, это было безопасно, не было угрозы для жизни. Трей выживет… даже если не захочет.