Невозможно без жалости и толики отвращения смотреть на своё тело, безвольно лежащее на столе. Большая часть его скрыта голубой тканью, но над левой рукой хирурги проводят нехитрые манипуляции, одновременно терзая меня электрическим током. Жалкая попытка вернуть человека к жизни, если он сам того не хочет.
— Знаешь… — начал я, закрыв глаза и крепче сжав её руку. — Я однажды покинул тебя, когда был нужен. Больше такого не произойдёт.
— Ты действительно останешься со мной? — тихо спросила Лена.
— Да.
Прозрачный пол затянулся чёрной, как ночь, пеленой, скрыв от меня операционную. Я уже давно запутался, где реальность, а где сон. Но, если я остался с Леной, а не исчез в мёртвой бездне, значит, реальность найдена. Ведь так?
— Мы его потеряли! — эхом раскатилось вокруг.
— Неужели ты и вправду…
— Конечно! — в порыве чувств я обнял её, игнорируя холод кожи. — Теперь я точно никуда не уйду.
Лена ничего не ответила, её глаза вдруг расширились, а ноги подкосились. Происходящее сразу перестало казаться чем-то реальным. Будто сквозь пелену очередного сна я смотрел на то, как она заваливается на бок. Я поддержал её и аккуратно уложил на то, что стал считать полом. Лена часто дышала, словно в один миг заболела чем-то.
— Что? Что с тобой?
— Не знаю… — прохрипела она сквозь стиснутые зубы. — Тела не чувствую. Вообще.
— Эй, ты чего? — я повысил голос, чувствуя, как ледяной ужас закрадывается в душу.
Я принялся лихорадочно обыскивать взглядом окружение, надеясь найти хоть что-то, что поможет мне. Но здесь существовали только мы. Непроглядная тьма простиралась одинаково во все стороны, да и что вообще могло помочь Лене? Я сидел рядом с ней, отрешённо наблюдая, как она корчится от боли. Только вот откуда она исходила? Что вообще происходит?
— Семён… помоги…
Столько отчаяния в её голосе я ещё не слышал, но эта интонация словно дала мне какой-то толчок. Я сжал ту её руку, на которой не было шрама, задыхаясь от осознания того, что ничего не могу поделать. Лена словно растворялась в воздухе, цвет красного галстука мерк на фоне белой рубашки, да и она уже просвечивала насквозь, с каждой секундой приобретая всё больше серого. Я хотел хоть что-то сказать, но к горлу подкатил комок, поэтому наружу не вырвалось ни звука. Хотел посмотреть ей в глаза, но не мог заставить себя сделать это. Слёзы, едва различимые даже мной, мерно падали на чёрный пол.
Ш-ш-шурх! Тело Лены распалось на сотни светящихся фрагментов, которые подлетели в воздух и дождём осыпали меня. Падая на пол, на мои протянутые руки, они растворялись во мгле окончательно. Руке уже нечего было сжимать. Она безвольно рухнула на пол вместе со мной. Я уже ничего не мог, ничего не хотел. Наверное, в такие моменты полагается кричать, вопить что есть сил, взывать хоть к кому-нибудь, требуя вернуть рассыпавшееся на осколки. Вместо этого я лежал, не шевелясь, на полу, медленно сходя с ума. Это и есть смерть? Потерять абсолютно всё, оставшись с ничем? Оставшись одиноким неудачником среди мрака?
— Ты уверен, что больше тут никого нет? — раздался во тьме знакомый голос.
— Юля? — дрожащим голосом спросил я, после чего в мозгу промелькнула искорка. — Верни мне её! — вскочив, я закричал и ринулся к её силуэту. — Верни мне Лену!
— Я не могу вернуть то, что мертво, — отчеканила она, — и никто не может.
— Что… — я остановился в шаге от неё, — Лена мертва? Это… это не так, она же была здесь, разговаривала со мной…
— Семён, та Лена умерла. И ты это прекрасно знаешь.
— ЗАТКНИСЬ! — ярость моментально затуманила всё. Я подскочил к ней и со всех сил ударил по лицу. Юля отправилась в непродолжительный полёт и, прокатившись по полу, поднялась. Я увидел, что из уголка её рта сочится кровь, но она лишь коснулась подбородка пальцем — и всё исчезло.
— Ты можешь бить меня сколько хочешь, но от этого ничего не изменится, — её голос оставался таким же ровным.
У меня в любом случае не осталось сил на второй удар. Гнев прошёл, оставляя за собой пустоту.
— Ты лгала мне.
— Нет, я сделала всё, как и говорила. Указала тебе на дорогу, а ты её нашёл. Я научила тебя думать самостоятельно и верить в себя. Это и был правильный ответ.
— И что толку? Почему сейчас я здесь?
— Потому что тебя всё ещё одолевают сомнения. Ты любишь одну Лену, но, в глубине души, рвёшься к другой, и все никак не определишься. Но та Лена мертва, Семён, а мертвые не воскресают. Ты так это и не понял. Так и не смог окончательно отбросить прошлое, и зациклился на нём. Ты выбрал мёртвое вместо живого — поэтому ты здесь.
Меня растоптали и пригвоздили к полу. Правда, которая постоянно скрывалась, всплыла наружу, и мне нечем было крыть. Я снова доказал самому себе, что остался таким же беспомощным подростком, как и в прошлой смене. Ничего не изменилось.
— Это какой-то бред, — тем не менее, я продолжал бороться с отчаянием. — Почему… почему это происходит со мной? Почему я попадаю в лагерь? Почему вообще существует Совёнок?
— Ты задаёшь странные вопросы. С тем же успехом можешь спросить, почему существует жизнь, или почему красный — это красный. На это нет ответа. Вернее, ты можешь выбрать любой, и он будет одинаково верным.
— Я не понимаю. Не понимаю! — ход моих рассуждений постепенно ломался, и я словно медленно сходил с ума. — Просто скажи, где сон, а где реальность!
— Реальность — это то, что ты считаешь таковой, — Юля пожала плечами. — Если хочешь считать лагерь реальностью — считай, и он ей будет.
— Это бред… это какой-то бред… я не понимаю…
— Потому что ты задаешься вопросами, на которые нет одного ответа. Я же сказала, выбирай любой. Ты можешь считать жизнь сном, искусственной симуляцией, галлюцинацией или чем-то ещё — но сама жизнь от этого не изменится. Она просто есть. Вот и всё.
— Но я не хочу постоянно попадать в этот чёртов лагерь! Почему именно я?!
— Семён, если б ты действительно не хотел, ты бы и не попал. Разве нет?
Юля снова ударила в самое хрупкое место, и снова оказалась права. Сколько бы неудач я ни потерпел, во мне всегда будет гореть огонёк надежды, что я снова попаду в Совёнок, и в этот раз непременно всё сделаю как надо. Как ни отрицай, против себя целиком и полностью не попрёшь.
— Да… да. Это так. — я отрешённо рухнул на колени. — Но кто, тогда, ты?
— Я — это часть тебя.
— Как это? Как ты можешь быть мной?
— Очень легко. Я — лишь твоё подсознание.
— Всё равно не понимаю. — от нескончаемого потока мыслей в висках появилась пульсирующая боль. — Не понимаю!.. Что ещё за пионер? Почему он спас меня? Почему ты отправила его ко мне? Почему он искал выход? Почему… — я потратил последние остатки воздуха в лёгких. В конце концов, всегда будут тысячи вопросов и тысячи ответов на них, которые меня не устроят.
— Пионер — это искажённая часть тебя, которая всегда будет пытаться сбежать, уйти, даже если это не нужно. Все его действия связаны с твоими желаниями. Я отправила его спасать тебя, потому что ты желал быть спасённым. Искал выход, потому что ты желал знать, как можно наверняка уйти из лагеря с Леной. Угрожал вам, потому что ты столь сильно желал упрочнить с ней отношения, что выбрал для этого самое действенное — спасение из лап злодея.
— И после, Лена ничего не помнила, — я осторожно продолжил, — потому что я так захотел?
Это было совсем не то, о чём я думал. Чего ожидал.
— Да. Но ты кое-что упускаешь. Человек сам создаёт свою реальность, Семён, вот только хотеть чего-то и желать чего-то — разные вещи. Ты так и не смог разобраться в своих желаниях, а сейчас хочешь найти простой и однозначный ответ на то, на что ответа не существует в принципе. Человек специально окружает себя рамками, законами и правилами, чтобы не сойти с ума в попытках осознать неосознаваемое.
— Чёрт… — выходит, я постоянно гонюсь за тем, что никогда не смогу поймать, скорее, действительно потеряю последние остатки рассудка. — Говоришь, я могу придумать любое объяснение? И оно будет верным?
Юля кивнула.
— Если я буду считать обычную жизнь сном, а лагерь — сном во сне… Это и будет ответом?
— Да.
— Но как тогда проснуться окончательно? Вернуться в то, что считаю реальностью?
— Очень просто. Нужно захотеть проснуться.
Я невольно истерично рассмеялся. Ответ был таким простым, и таким сложным. Кажется, я сам себя загнал в эту клетку потому что хотел сбежать от настоящего в страну грёз, где я нужен, где я ценен, где весь мир вертится вокруг меня, подстраиваясь под мои желания. Если так, тогда абсолютно все неудачи исходят лишь из моих ошибок, и другого не дано. Я сам выдумал себе и реальность, и сон. Чтобы никогда, никогда по-настоящему не проснуться. Ведь я не желаю этого.
— Ладно, это уже не важно. Что будет теперь?
— А теперь… — Юля встала позади меня и закрыла руками глаза. Я услышал её шёпот над ухом. — Ты и так знаешь, что будет. Спокойной ночи, Семён. Скоро вставать.
А затем всё исчезло — нет, исчезло больше, чем всё. Исчез я сам, и моё понятие о себе как таковое. Говорят, что жизнь — это воспоминания. Если человека лишить абсолютно всех воспоминаний — он умрёт. И я умер. Погиб после столкновения с машиной. Чтобы после проснуться вновь. В мире, который принадлежит мне.
***
Каждую ночь мне снится один и тот же сон. Приоткрытые, словно приглашающие зайти, ворота, рядом с которыми стоят статуи пионеров. Одинокая сова на изогнутой арке, а под ней — буквы. «Совёнок». Чуть ниже, на самих створках — «пионер лагерь». Ещё едва различимая среди ночи девочка, которая постоянно спрашивает одно и то же, словно в мире нет других слов.
— Ты пойдёшь со мной?
И больше ничего. Куда, зачем, почему — на мои вопросы она не отвечает. Хотя… какая разница, ведь это всего лишь сон, пусть он и реальный до состояния моей обычной жизни. Тем не менее, пока я ей не отвечу, сон не закончится. Потому что он всегда заканчивается на самом интересном.
— Ты пойдёшь со мной?
Каждый раз почему-то так сложно решить, что же ответить, словно от этого зависит моя судьба, и не только моя. Но отвечать надо. Иначе я не смогу отличить сон от реальности, и останусь в нём навсегда. А может, это здесь настоящий мир, а там, в моей комнате — размытый и необычайно долгий сон?.. Кто знает. Я смотрю на бескрайнее небо, утыканное звёздами — в городе такого не увидишь, и в голову лезут странные мысли. В конце концов, этот сон снится мне каждую ночь. И мой ответ ничего не изменит.
— Ты пойдёшь со мной?
***
У каждой истории есть начало.
У каждой истории есть своя канва, синопсис, содержание, ключевые моменты, прологи и эпилоги.
Каждая история оставляет у нас в душе частичку себя.
Из этих частичек складывается наше воображение.
Мы учимся по-другому смотреть на мир, оценивать его с разных сторон, и каждый раз открывать что-нибудь новое.
А потом…
Мы начинаем писать истории сами.
Чтобы рассказать остальным, что мы не успели, не смогли, или побоялись сделать.
Чтобы они прожили свою жизнь чуть лучше, чем мы.
Но в одном мы бессильны.
Мы не можем оставить историю неоконченной.
У каждой истории есть конец.
В том числе и у этой.
