Палитра чувств

      Иногда Юкико чувствует себя бабочкой. Красивой, беспечной и летающей по краю пропасти, переполненной жаром и огня.       Бабочка глупо подлетает ближе, едва не падая, по-глупому очарованная блеском пламени. Неверное движение, и смерть всему, а пока безбашенный танец продолжается, кажется, вечность.       Вот и сейчас бездна улыбается, спокойно попивая чаёк и рассказывая про милый магазинчик, пока её тёмно-карие очи манят и рассматривают её.        – Даже обидно, что моего размера там не оказалось, – вздыхает Чикаге, отпивая немного мятного чая и самую малость пачкая чашку помадой.        – На твой-то размер? – удивляется Юкико, подскакивая со с стула и подходя сзади подруги. – Да на твой должны быть тонны бюстгальтеров разной красоты!        – Но в этот раз не повезло, – смеётся та, откидываясь немного назад и позволяя обхватить осторожно ладошками свою грудь. Мягкую, упругую и в этот раз спрятанную лишь под тонкую ткань блузы, через которую прекрасно ощущается каждая неровность сосков.       А ещё, если пролить на блузку ненароком что-нибудь, их будет прекрасно видно.        – Неужели всё настолько печально? – качает головой Юкико, наклоняясь над ухом любимого пламени и чуть приподнимает руками грудь, поддерживая её и откровенно любуясь. – Должно быть, намекали, что не стоит прятать такую красоту.       Интересно, а Чикаге очень жалко блузку? А строгую юбку, что так обнажает колени и бёдра?       Та лишь смеётся, убирая с губ случайно прилипшую тонкую прядь и заправляя её за ухо Юкико.        – Думаешь?       Медленнее, ещё немного. Иначе бабочка сгорит, пока пламя осторожно обвивает её своим жаром.        – По крайней мере, отсюда вид неплохой, – смеётся в ответ Юкико, расстегивая верхнюю пуговицу и самую малость обнажая Чикаге. – Только посмотри сама! Самое то, чтобы соблазнять всех вокруг!        – Звучит удивительно неплохо, – улыбается Чикаге перед тем, как поцеловать, придерживая удивительно непослушные в такие моменты пряди тонкими пальцами.       Поцелуй медленный, мягкий, как сама воровка внешне, если не знать истину. А торопиться та не любит, предпочитая небольшие игры перед более интересными занятиями. И потому актриса подыгрывает ей в этом, желая так же продлить свою агонию подольше.       Вкус помады слегка отвлекает, но и наводит на другие мысли. И потому Юкико осторожно касается большим пальцем алых губ, самую малость пачкая его, после чего целует уже в шею, не забыв убрать мешающиеся пряди и оставляя след от своей помады на коже.       Сейчас, когда когда она так близко, можно разглядеть больше. Тёмные соски, сейчас уже слегка набухшие и чуть всё же просвечивающие через ткань. Родинка над самым сердцем. И, конечно, при таком ракурсе почти виден прекрасный животик и пояс юбки.        – И как тебя только сенсей не боится оставлять одну? – вскидывает бровь Юкико, вновь обхватывая с наслаждением грудь и откровенно лапая её до тихих вздохов Чикаге, начавшей дразниться своим дыханием над ухом.        – Не знаю. Наверно, думает, что никуда не денусь, – лукаво усмехается та, прижимая губы к себе больше и вновь поправляя дурацкие пряди. – О, кстати, я зато кое-что другое нашла.       Пара секунд, и волосы ловко подобраны и подколоты, больше не мешаясь.        – Вот так-то лучше, – довольно целует в лоб Чикаге, почти по-матерински. Глоток воздуха перед самым жаром.       И настоящий поцелуй. Медленный, искушающий, с непередаваемым привкусом помадной плёнки и мяты, некой мистики и опасности, переполненный страстью и желанием.       Остриё пламени всё же задевает крылья, сжигая их и роняя в свои объятия глупое насекомое. Игра закончилась, принося уже иную.       Слишком поздно как-то отдаляться от Чикаге, слишком поздно.