Море

Питера разрывало. Было в его жизни столько всего, от чего он сходил с ума. Когда ему было семь - это были комиксы о Звездных Войнах, Люк Скайуокер, Властелин Колец и шоколадный пудинг. Когда ему было одиннадцать - это были Железный Человек, пришельцы, техника и шоколадный пудинг. Когда Питеру едва исполнилось пятнадцать - это была новообретённая сила, физика, химия и все, что было сделано из шоколада. Сейчас время неумолимо близилось к семнадцати годам. Питер был без ума от Мстителей, персиков, вишни и Элли Хендерсон. Её волосы всегда пахли вишней, а губы почему-то на вкус казались персиковыми. И он, черт возьми, таял, как шоколад, когда она, заплаканная, в один момент сжалась в комочек в его объятиях и уснула под утро. А теперь всё по полочкам. Стоило Питеру в самодельном костюме Паучка перелететь границу Убежища, как чутьё затрезвонило во всю мощь. Первым колокольчиком был защитный купол - он разорвался, и сейчас вполне видимыми обрывками висел прямо в воздухе, мерцая, словно прозрачный голландский сыр гигантских размеров. Питер приземлился на крышу джетта на стоянке, нахмурился и подозрительно оглядел территорию. Часть здания явно дымилась, но она была скрыта от его глаз, так что он поспешил взобраться на крышу, перебежать стеклянную поверхность и добежать до когда-то прекрасной прозрачной стены, вид из которой открывался на лес. Сейчас часть земли дымилась после взрыва, вся стеклянная стена с двух этажей осыпалась крошками на почерневшую траву, а некоторые балки, в прошлом бывшие конструкцией здания, валялись на земле, словно поломанные игрушки ребёнка-великана, оставив здание без прежней устойчивости. До него донеслись голоса. Питер, вне себя от волнения, спрыгнул на землю и вбежал в помещение, полностью разрушенное. Раньше тут был кабинет мисс Поттс. Питер пару раз тут бывал: на Рождество, когда Пеппер дарила ему совсем новенький смартфон, и на Пасху, когда помогал мистеру Старку донести диван до положенного ему места, потому что все роботы были заняты в лаборатории починкой костюма Железного Человека, а все остальные жильцы отсутствовали по разным причинам. Он пошёл на голос мисс Поттс, и обнаружил ее прямо за дверью, в коридоре, разговаривающей с Хэппи. - Нам нужно будет найти её, не важно, ка... О, Питер! - она выдохнула, махнув Хогану рукой. Хэппи кивнул и удалился, а Пеппер потёрла лоб, положив руку Питеру на плечо. Паркер приметил ее потрёпанный вид, что его немало взволновало, стянул маску и уже вдохнул было побольше кислорода, чтобы задать разом все накопившиеся вопросы, но Пеппер его опередила. - Было нападение на резиденцию и... О, Боже... Тони поехал разбираться с подозреваемыми зачинщиками. Элли ждёт тебя в своей комнате. - Мисс Поттс, вы в порядке? - спросил Питер, пока они шли по коридору к южной части здания. Пеппер улыбнулась ему, и это было так по-матерински, что он невольно ощутил себя частью какой-то большой и дружной семьи. - В полном, Питер. Спасибо. Ты ведь близкий друг Элли, да? Питер кивнул, немного не понимая, к чему был этот вопрос. Пеппер остановилась на первых ступеньках лестницы, потирая лоб и приглаживая волосы. - Слушай, ты никогда не замечал за Элли каких-то... особенностей? - Особенностей? - переспросил Питер недоумевающе. Пеппер кивнула, почему-то отводя взгляд. - Да. Каких-то необычных способностей, или вроде того? Она явно старалась подбирать слова, не зная, как именно преподнести свою мысль, однако Питер, кажется, её понял. - Я не думаю, что у Элли есть какие-то особенные силы. В смысле, она даже нормативы по физкультуре не всегда с первого раза сдаёт. Разве что, у неё способность к изобретению всяких штучек, и она неплохо пишет статьи. Что случилось? Пеппер покачала головой, как бы говоря: «Если бы я знала», и повела его дальше. Комната, которую, видимо, предоставили Элли, была в самой южной части здания, на втором этаже. Питер однажды оставался в ней на ночь, когда раны после сражения заживали очень уж долго, а перед Мэй в таком виде появляться было неразумно. Тут было много предзакатного солнца и мягкой мебели, стол с разной канцелярией, пара белых велюровых кресел, воздушная кровать с пушистым пледом и люстра в виде семи висящих в воздухе ламп-свечей, создающих рисунок семиконечной звезды. Элли сидела в кресле, забравшись в него с ногами, и что-то чертила в альбоме, который ей явно предоставила Пеппер, судя по имени на обложке. Стоило только входной двери открыться, как она оторвалась от своего занятия, вскинула голову, а потом рванула к нему навстречу, чуть не сбив по пути коробку с какими-то вещами и столик. - Я вас оставлю, - тихо шепнула Пеппер, сразу скрывшись за белой дверью, выехавшей прямо из стены. Питер гладил трясущиеся плечи подруги, гадая, что могло стать причиной её такого страшного волнения, и что произошло, пока он помогал Гвен подготовиться к экзамену по химии. Элли что-то бормотала себе под нос, вцепившись тонкими пальцами в ткань костюма у него на спине, и прятала лицо, уткнувшись ему в плечо. - Эй, ты чего? - в конце концов, спросил Питер, когда Элли отстранилась и отвернулась от него, зашагав по комнате взад-вперёд. Она подняла на него взгляд, невероятно растерянный, и просто пожала плечами. - Я не... столько всего произошло, а я теперь не имею ни малейшего понятия, кто я такая, кем были мои родители и... Боже, Питер... Она снова на мгновение дала себе слабину, вцепившись в его плечи и выдохнув Питеру прямо в шею. На секунду ему пришлось абстрагироваться, чтобы не утонуть в этом блаженном моменте, но Элли сразу отскочила, схватила альбом и села в изголовье кровати, продолжив что-то чертить. Питер терял терпение, совершенно ничего не понимая. - Элли, объясни же хоть что-нибудь, пожалуйста! Питер редко видел ее в настолько потерянном состоянии. Как-то раз, Элли поругалась с папой, по какой-то мелочной, если не абсурдной, причине, разбила пару вещей в комнате и костяшки на левой руке, и стояла совершенно растерянная посреди своей комнаты, глазея на учинённый ей беспорядок и пытаясь как-то объяснить Питеру и Неду все произошедшее. Потом, такой же он ее видел на ярмарке проектов, когда Флэш, скорее всего, случайно, сбил ее изобретение с подставки, и оно упало на пол, разбитое вдребезги. Первые несколько секунд она стояла такая же растерянная, не понимая, злиться ей сейчас или расстраиваться. Теперь – вот. Но сейчас явно эффект от неизвестных Питеру событий был в десятки раз хуже. - Я-я, я не знаю, как объяснить. Не знаю, с чего начать, - протянула Элли, смотря в невидимую точку прямо перед собой. - Начни сначала, - посоветовал Питер. И тогда у Элли лопнула выдержка - Питер даже почти услышал щелчок, с которым решение ничего не рассказывать, пока не разберётся, исчезло из ее головы, оставляя на своём месте кучку странных эмоций, никак не вяжущихся друг с другом. С чего же ей начать? Пожалуй, Питер был прав. Нужно начинать с самого начала. А где именно пролегала эта тонкая грань, перед которой её жизнь ещё не напоминала кокон из непонятных вопросов и догадок, когда её жизнь ещё хотя бы напоминала более-менее нормальную? Про возвращение мамы он уже знал. Элли прикинула, может ли рассказать ему о «трансе» и не услышать в ответ комментарии о том, что она поехавшая. Питер бы, скорее всего, так не сказал. Значит, можно. - Я была в отключке, но, с другой стороны, я была в сознании. Питер нахмурился, выглядя при этом запутанным и ничего не понимающим мальчишкой. Вроде она говорит на их языке, а ясного все равно ничего выдать не может. Пора прощаться с журналистской карьерой, безусловно. Элли коротко вздохнула, снова закрывая альбом и принимаясь жестикулировать. - То есть, я вышла, словно выскользнула из своего тела. Я сначала даже не совсем поняла, что я – не совсем я. Я пыталась привести папу в чувство, что-то говорила, а потом я просто увидела себя со стороны. Помнишь фильм, старый такой, про призрака, который весь фильм пытался наказать своего убийцу? - А, да, помню. Его ещё по телевизору какое-то время крутили. - Да, лет пять назад. Не суть. Я на какое-то время подумала, что стала вот таким вот призраком, - Элли замолчала на мгновение. Стоило ли рассказывать про разговор с папой в той темноте? Не слишком ли это личное? - И ты всё видела со стороны? – подтолкнул её Питер. Элли встрепенулась, мотнув головой. - Я не видела. Практически сразу всё вокруг потемнело, и я только продолжала слышать всё, что происходило вокруг. А ещё… Или всё-таки слишком личное? Только её? - Ещё? – Питер приподнял брови, снова помогая ей вынырнуть из мыслей. Элли взглянула на него, прикусив губу. Нет. Это будет принадлежать только ей. - Ничего. Я не чувствовала, как идёт время, и всё, что мне оставалось, это считать время по количеству сказанных врачами слов, - она фыркнула, откидываясь на подушку. Элли буквально чувствовала всеми фибрами души подозрительный взгляд Питера, но реагировать на него не собиралась. Это её папа и её последний с ним разговор. Никто не смеет претендовать на то, чтобы знать об этом. - Вот, как ты узнала о… об отце, - понимающе кивнул Питер. Элли сдержалась от невеселого смешка. Её состояние в принципе сейчас было на какой-то тонкой грани между смехом и слезами. Нервное напряжение, видимо, давало о себе знать в полной мере. - О его смерти. Называй вещи своими именами, Питер, - она вернулась к альбому, продолжив что-то чертить, - и жизнь будет проще. Какое-то время они провели в тишине. Питер даже успел раствориться в мирном дыхании подруги, и не заметил, как улёгся головой ей на ноги. Однако Элли не возражала – наоборот, она опустила одну руку ему на макушку, на несколько секунд зарывшись пальцами в мягкие взъерошенные волосы. Питер едва сдержал какой-то звук удовлетворения, который застрял в горле, выскочив на лице смущённой улыбкой. - Это не всё, Пит. Ей хватило одного взгляда. В плане, Питер был вымотан до предела, было видно, и Элли не знала, стоит ли сейчас нагружать его ещё больше разными душевными переживаниями. Но он перевернулся на спину, взглянув на неё снизу вверх таким взглядом… Если бы она могла описать этот взгляд, она бы сказала всего лишь «родной», потому что так оно и было. Это был тот взгляд, к которому тянулась какая-то совсем тонкая и незаметная нить из самой глубины её души. И тогда Элли не выдержала. Она говорила, и не могла замолкнуть ни на секунду. Питер слушал её с неподдельным интересом, и было в этом что-то сюрреалистичное, словно она пересказывала ему сюжет какого-то боевика. Сначала она рассказывала, как злилась, пока ехала в машине со Старком, как не могла перестать думать об отце, она вкратце пересказала разговор с Пеппер, то, как она сидела в её кабинете, и не продвигалась к пониманию происходящего ни на йоту. Она говорила про солнечный свет, который лился в окна, как её клонило в сон, как желудок скручивало от голода, какие красивые там были орхидеи, а потом она ненадолго замолчала. Питер даже встревожился, когда увидел, как в глазах Элли заблестели слёзы. Он уже готов был предложить подождать, пока она будет готова это рассказать, но Элли упорно покачала головой, быстро смахнув пальцами влагу с глаз. - Я не помню ни мгновения. Как будто состояние аффекта: я просто вижу её лицо, меня всю трясёт от ярости, а потом сознание отключается, и я очнулась словно от удара током. Пеппер меня укачивает, гладит по волосам, а у разбитого окна какая-то красно-чёрная лужица, которая ещё минуту назад была этой… этим созданием. Питер уже приготовился было к тому, что Элли снова замолчит, но, видимо, это была для неё самая тяжелая часть. Она не дала ему и секунды, чтобы принять всю эту информацию, чтобы его мозг успел её обработать. Говорила про то, как Старк и Пеппер отпаивали её успокоительным, что Пеппер, оказывается, готовит чертовски вкусно, хотя она думала, что Поттс – типичная бизнес-вумен. Говорила про то, как Хэппи привёз её вещи из квартиры, и она долго раздражалась по поводу того, что её никто не спросил о том, имеет ли она что-нибудь против такой резкой перестановки в её жизни. Говорила про то, что сейчас она в полной растерянности, и понятия не имеет, как ей себя и с кем вести, что можно, а что нельзя, и, по правде сказать, ей вообще-то жутко страшно. - То есть, теперь ты живёшь с Мстителями, и есть вероятность того, что девушка Железного Человека – твоя биологическая мать? – Питер хмурился, пытаясь распутать это щекотливое положение, в котором очутилась Хендерсон. - Сомневаюсь, что это окажется правдой. Ну, в смысле, мама и Пеппер, конечно, безумно похожи друг на друга, но… это уже что-то из разряда научной фантастики. Такого не может случиться в моей жизни, - она пожала плечами, откидывая голову назад. – Тем более, Пеппер сама не уверена, что такое могло произойти. Если уж у неё по поводу этого всего есть сомнения, то я настроена максимально скептически. - И всё же меня когда-то укусил радиоактивный паук. Элли посмотрела на Питера, вскинув брови. Какое отношение это имеет к ней? Какая связь? - Чего? – одним словом удалось выразить всё непонимание. Питер улыбнулся, однако улыбка вышла ни капли не радостной, скорее жалкой и унылой. - Я к тому, что самые ненормальные изменения в твоей жизни случаются тогда, когда ты этого не ждёшь. Мне было пятнадцать, я был тем ещё… - Задротом. - Да, - хмыкнул Питер, заставив подругу рассмеяться. – И когда меня укусил паук, я скорее поверил бы в то, что я впал в кому, и всё, что произошло после – игры моего пораженного паучьим ядом мозга. Но с Землёй постоянно случаются какие-то беды, вроде нападения пришельцев, богов, стреляющих молниями, зелёных великанов, роботов, пытающихся захватить мир… Пятнадцатилетний парень, стреляющий паутиной – мелочь, в сравнении со всем остальным. Несколько секунд Питер даже жалел о том, что сказал это. То есть, это была правда, но это была та правда, которой он ещё никогда и ни с кем не делился. Иногда ему действительно казалось, что он просто спит, а всё, что происходит вокруг – невероятный и реалистичный сон. А потом какая-то шальная пуля пролетала в дюйме от его виска, или задевала руку, ногу, ломались рёбра, рвались связки. И Питер уже не мог поверить, что можно продолжать спать, испытывая такую чудовищную боль, что даже идти было сложно. Единственное, что его спасало в такие моменты – нечеловеческая регенерация. - Ты думаешь, это может быть правдой? – в первое мгновение Питер даже подумал, что ему послышалось, настолько тихо прошептала эти слова Элли. Он приподнялся на локтях, стараясь заглянуть ей в глаза, но она отвернулась к окну, и он не мог увидеть эмоций на её лице. Костюм внезапно стал слишком тесным в районе груди. Питер чувствовал, как он сжимает ему ребра и не позволяет дышать, пока парень садился напротив девушки. Ему нужно было увидеть её лицо. Почему-то смутное волнение окутало всё сознание, и он просто не мог ответить на этот вопрос, пока не увидит её глаза. Питер задыхался, пока тянул к ней руку, его сердце билось слишком быстро и громко, пока он тянул пальцами её подбородок, поворачивая лицо к себе. - Что тогда вообще было правдой в моей жизни, Питер? Слёзы струились по щекам девушки практически без остановки. Питер чувствовал потребность что-то сделать, что-то сказать, чтобы у неё снова появилась хоть капля доверия к происходящему. Но все слова, как назло, бесследно испарились из головы, и всё, о чём мог думать Питер – это то, какой невероятно красивой она была сейчас, в этот самый момент. Она беззвучно плакала, сидя перед ним с открытой нараспашку душой, местами побитой, но прекрасной, невинной детской душой. «Я. Я был настоящим. Мои чувства настоящие прямо сейчас,» - хотелось ему прошептать, но эти слова казались неправильными. Любые слова казались бы неправильными, неподходящими и глупыми. И тогда Питер снова сделал это. Он не знал, откуда в нём появилась эта храбрость в последнее время. Раньше он и посмотреть на неё без румянца на щеках не мог. Особенно, когда осознал, что влюбился в лучшую подругу. В какой именно момент пришло это осознание? Когда он увидел её на концерте, всю побитую и раненую, без ума от волнения за него, Питера? Когда она, без отчёта действий, била Флэша за то, что он заставил Питера прыгнуть, или после этого, когда он увидел её глаза, пока она протягивала ему руку? Когда за ней закрылась дверь в утро, когда он свалился с потолка? Или когда она его ослушалась и кинулась помогать с Лазером? Пока обрабатывала ему раны, находясь запредельно близко? Намного раньше. Это было рождественское утро. Питер был уверен, что проведёт весь день с Мэй, но в полдень раздался звонок в дверь. Питер открыл в дверь, и встретился взглядом со светящейся от счастья Элли. Он впервые увидел её в платье, и весь день потом с огромным трудом заставлял себя не смотреть на тонкие девичьи ноги, на осиную талию, на изящные руки, которые то и дело невзначай касались его. Она держала в руках контейнер с пирогом и маленькую белую коробочку. «У папы вызов по работе, отпразднуем вместе?» - спросила она тогда, действительно не до конца веря, что её пустят на столь семейный праздник. Но Мэй приняла её с распахнутыми объятиями. А Питеру Элли подарила прекрасный парфюм, и он изо всех сил старался пользоваться им как можно реже. Наверное, именно тогда и пришло это осознание. Бесцеремонно стукнуло ему в голову, и не отпускало до этого самого момента. В первое мгновение Питер был готов к тому, что Элли его оттолкнёт. Так она и сделает, он был в этом уверен. Она вцепится в его плечи, отстранится, напомнит ему, что они друзья, а Питер виновато улыбнётся, внезапно вспомнит, что ему нужно помочь Мэй, и убежит. Потом он будет избегать её, сгорая от стыда, пока она не поймает его за руку, и не скажет, что всё в порядке. После этого всё вернётся на круги своя, и Питер будет смотреть на неё украдкой, пока Элли этого не видит. Будет брать с собой в школу вдвое больше еды, чем ему нужно, чтобы поделиться с ней. Будет постоянно жаловаться Неду, какой он идиот, а Лидс будет давать ему советы, которые Питер будет внимательно слушать, но ни разу так и не исполнит. Но этого не произошло. Когда Элли ответила на поцелуй, беспомощно обхватив ледяными пальцами его шею, Питер почувствовал внутри взрывающиеся фейерверки. Каждый из них больно обжигал сердце и лёгкие золотистыми и красными вспышками, но Питер был счастлив, как никогда. Он упивался вкусом персика, мягкими губами лучшей подруги, не контролировал рук, притягивающих её за талию. И чувствовал тот самый нагретый мёд, растекающийся по венам. Питер был счастлив, как никогда, и в этот раз это мгновение счастья с ним разделила Элли. Отца не было дома уже два дня. Когда Гвен вернулась домой из Центрального Парка, он уже стоял у двери с чемоданом, поправляя галстук и о чем-то споря с встревоженной мамой. Гвен юркнула между ними, закинула испачканную песком и землей одежду под кровать, быстро натянула сарафан и выглянула в коридор, невольно прислушиваясь к словам мамы. Она говорила что-то про Флориду, мистера Уитлока, папиного начальника, машину и семью Марш, с которой они жили по соседству. Гвен не стала прислушиваться, посчитав, что это не её дело, протиснулась между ними, заставив замолчать, и крепко обняла папу. - Что случилось, котёнок? – опешил мистер Стейси, выпустив на секунду-другую галстук из замерших пальцев. - Я тебя люблю, пап. Может, не поедешь? – Гвен шмыгнула носом, не распуская объятий. На душе было гадко после встречи с тем светящимся психом, так что отпускать отца в очередную командировку на несколько дней хотелось не слишком сильно. - Не могу, Гвен. Мы уже это обсуждали. Я только начал работать, у меня нет шанса упускать такую возможность показать себя. Ты меня поймёшь, когда вырастешь, - он улыбнулся, коснувшись большим пальцем щеки Гвен. Она не стала отводить голову в сторону и кривиться, как делала обычно, а просто прикрыла глаза и вздохнула. Она уже взрослая. Она уже женщина. - Обязательно пиши мне. И звони каждый день. Слушайся маму, хорошо кушай и не забывай пить витамины, договорились? – папа взял её лицо в ладони и крепко поцеловал в лоб. Гвен едва удержалась от того, чтобы расплакаться, как маленькая. Мама обняла её за плечи, уводя на кухню от закрывшейся за отцом двери, налила ей чай, поставила перед ней баночку с надписью «Мультикомплекс» и стала расспрашивать про школу. Гвен чувствовала потребность в таблетке, так что выпила её без лишних вопросов. Да и мама это понимала. Гвен уже и забыла, в какой момент она стала пересыпать антидепрессанты в баночку из-под витаминов, которые она пила в тринадцать лет. Но она очень хорошо помнила тот мрачный период в жизни, когда она начала эти таблетки пить. И она изо всех сил старалась забыть тот момент, вычеркнуть его из своей жизни. Но вечера в слезах на коленях перед туалетом, горьковато-кислый привкус маленьких желтых таблеток и мамина вездесущая опека просто не позволяли ей. Только почувствовав прилив бодрости и какой-то тёплой и светлой энергии, Гвен улыбнулась и отпила немного чая. А потом она принялась в красках рассказывать маме, как она писала экзамен, как они с Недом играли в «Собаку», как она впервые увидела пингвинов и как она попробовала самый странный хот-дог в своей жизни, опустив момент нападения в парке и геройство Питера. Мама её внимательно слушала, задавала вопросы, посмеялась немного с правил игры, а потом поцеловала её в макушку, сказала, что ужин в холодильнике, и ушла на работу. Гвен ненавидела оставаться одна. Она какое-то время бродила по дому, включив в колонке на полную мощь Рианну, потом убралась в комнате, загрузила стирку, попыталась подготовиться к экзамену по французскому… но всё было не то и не так. Она пару раз позвонила Питеру и Элли, но оба на телефонные звонки не отвечали. В конце концов, Гвен убрала из сковородки часть овощного рагу в пакет, избавилась от него, выпила воды и легла спать. Зачем ей заставлять себя есть, если она сыта? Сейчас уже шёл третий день без папы дома, и Гвен недовольно слушала голос в телефоне, сообщающий о том, что абонент недоступен, борясь с нежеланием вырывать себя из утренней дрёмы ради классного часа и последующего экзамена по химии, к которому она не смогла подготовиться даже с посторонней помощью. Гвен уставилась в потолок, отбрасывая телефон к стене. Что она сделала не так? В какой момент Питер переключил своё внимание на другую? Гвен была не слепая, она умела замечать то самое мужское внимание. Она видела, каким взглядом Питер провожал её, когда она с ним прощалась. Она чувствовала это физическое напряжение каждый раз, когда обнимала его, чувствовала электричество в воздухе, когда касалась его. В какой момент жизни её «радар» дал сбой? Гвен никогда не ошибалась. И это одновременно неприятно било по самооценке, и раззадоривало её. Гвен не привыкла сдаваться. Она никогда не сдавалась. С вечера она всегда клала на прикроватную тумбочку одну таблетку, которая помогала ей есть и держать тело и дух в тонусе, на случай, если утром навалится страшная апатия. Вот и сейчас, Гвен смотрела на таблетку, на стакан воды, на свои тонкие пальцы и думала, а стоит ли? Зачем ей травить себя сейчас этой химией, если она всё равно не поест, в очередной раз, зачем ей заставлять себя улыбаться, общаться с шайкой Томпсона и прочими, решать задачки по химии ради оценки. Зачем ей всё это? Она подцепила таблетку двумя пальцами, закинула её в рот, сделала три больших глотка и откинулась на подушки. Теперь эти мысли просто уйдут. Гвен не знала точно, по какому поводу была командировка отца, хотя обычно он делился с ней всеми новостями с работы. Она писала тест по химическим соединениям, а все мысли крутились вокруг двух не дающих ей покоя вопросов. Где отец сейчас, и почему он уже сутки ей не отвечает? У неё был распланирован весь день после экзамена. Она уже успела договориться с Флэшем, Монти, Кирой и Найлой о походе в кино на новый блокбастер, договорилась вечером с мамой приготовить лазанью, знала точно, что ближе к ночи она будет переписываться с Питером и может даже решится на то, чтобы отправить ему какую-нибудь фотографию, якобы по ошибке. Если он пока сам не осознаёт своей тяги к ней, значит, его нужно подтолкнуть к принятию этого факта. Гвен знала, как понравиться парню. И она абсолютно точно была готова применить свои знания на Паркере. А потом пришло это дурацкое уведомление о новом сообщении на почте, как только она вышла с экзамена. Гвен только поймала Неда и Питера с целью пройтись до дома вместе, когда телефон в кармане белого пиджака завибрировал, давая о себе знать. Гвен невольно встревожилась переходя по ссылке под сообщением «Тебе стоит прочитать» от неизвестного ей отправителя. Ссылка вела на местный канал новостей. Зацепив взглядом знакомое имя, Гвен почувствовала, как пол под ногами покачнулся. - Гвен, ты в порядке? – услышала она голос Питера, словно доносящийся с морской глубины, где сейчас покоились обломки лайнера. Она и не заметила, как вцепилась в его руку мертвой хваткой. Ему должно быть стало больно, но Питер не подавал вида. «Трагическая гибель в море Сегодня к нам поступила информация о гибели круизного лайнера «Леди Макбет». Трагедия произошла ночью, с двадцатого на двадцать первое мая. Лайнер попал в шторм, следуя по маршруту из Нью-Джерси в Марсель. Лайнер «Леди Макбет» долгие годы был любимцем европейского бомонда. Спасатели, прибывшие на место трагедии, утверждают, что всему виной погодные условия и некомпетентность капитана, решившего вести судно в море в такой неудачный момент. Однако, Департамент Морской Службы США, прибывший на место трагедии спустя несколько часов, нашел в море следы взрывчатки и пластика, что в свою очередь указывает на вероятность участия неизвестных террористов в гибели судна. Увы, никто из пассажиров не спасся, огромное количество объявлено пропавшими без вести, среди погибших числится и несколько известных публичных личностей, таких как Лавада Айзекс, основательница скачек на пони в Орлеане, Николсон Гамп, актер, известный публике по таким постановкам, как «Где мой граммофон?» и «Тридцать три арлекина», Чарльз Олсон, наследник фирмы Олсонов по производству мебели, а также мистер Джон Стейси, недавно утверждённый на должность главного детектива в департаменте по защите населения Куинса…» Её папа. Таблетки давали о себе знать, не позволяя ей разреветься. Она не могла поверить в происходящее. Нет, папа приедет вечером домой, мама скажет, что это всё утка жёлтой прессы, они все вместе попробуют лазанью, посмотрят комедию, которую Гвен выбрала ещё вчера для них… Всё должно быть именно так. Этого просто не могло случиться. - Да, я… Мне нужно домой. Гвен не услышала, что Питер сказал ей вслед, потому что она практически побежала к выходу из школы. Кем бы ни был этот шутник с почты, ей нужно было добраться до дома и добиться от мамы ответа, что всё в порядке. Что папа в порядке. Однако этого не случилось. Похороны были назначены на двадцать седьмое мая. К тому моменту, когда немногочисленные друзья семьи и коллеги собрались на маленьком мрачном кладбище, дождь, идущий впервые с начала апреля, закончился, но болезненно-бледное небо набухло, словно пропитавшаяся влагой грязно-серая вата, и скорбно смотрело вслед маленькой процессии в черном. Элли плохо помнила, что происходило с ней эти несколько дней, после того, как глубокой ночью она отключилась на плече Питера, убитая горем осознания и принятия. Последнее, что она помнила отчетливо — это его запах, а первое воспоминание после смутных пятен всех этих дней – гроб, простой, дубовый, и, вероятно, чертовски дорогой. Кажется, все эти дни она провела на какой-то приятно пахнущей постели, дрейфовала на размытой границе между больным сном и больной явью, пытаясь справиться с тем бешеным воем, который рвал её изнутри, уничтожал, резал её, живую... Его больше нет. Просто нет. Вот, папа целует её в лоб, пытаясь уберечь от чокнутого андроида, а вот – уже лежит в гробу, и ему не до чего нет дела. И эта страшная истина просто не могла ужиться в её голове. Потому что этого просто не может быть. Все говорили какие-то слова, кто-то плакал, Элли не особо разбирала звуков, кружащих вокруг неё, словно рой надоедливых насекомых. Она пыталась вспомнить, практически не чувствуя мягкой женской руки, сжимающей её собственную. Папа постоянно говорил ей эту фразу. Это было то, что стало когда-то её главным жизненным правилом. А сейчас она забыла эти слова, и ей было не по себе от мысли, что папа уйдёт, и не услышит этих слов, провожающих его. Словно точка, которую она совсем забыла, как чертить. И если она не поставит эту точку, то всё это было напрасно. Всё это было глупо, напрасно, неправильно, не так. Полная идиотка. Все вокруг говорили эти пустые слова и совсем не понимали, как жизненно важно для неё было сказать те самые. Моменты, воспоминания… На языке крутились слова, и они были похожие, но это были совсем, абсолютно не те. Все эти слова были неправильными, они бы только перечеркнули всю ту значимость, весь тот смысл, который вкладывал в них отец. - Слово тебе, милая, - шепнул женский голос на ухо, выдёргивая Элли из глубины. Она потерянно оглянулась, встретившись со всеми направленными на неё взглядами. Нет, слишком рано, она не успела вспомнить! Дайте ещё минуту, секунду, один миг! Она обязательно вспомнит, просто нужно… Черное платье, которое Пеппер купила ей пару дней назад, было жутко неудобным. Нет, оно было прекрасным, и потрясающе сидело на Элли в любое другое мгновение, но не сейчас. В эту самую секунду она чувствовала, как талию сжимает ткань, как лямки натирают плечи, спрятанные под пиджаком, как подол неприятно щекотал кожу ног, пробуждая желание расчесать всё до крови. Элли робко выступила вперёд, чувствуя, как земля качается под ней, словно палуба лодки во время шторма. Она – лодка. И всё, что сейчас происходит – самый настоящий шторм в её маленьком море. Слишком много. Слишком сильно. Уйдите, просто исчезните. Это её отец, к вам он никак не относится! Пеппер подхватила её под локти, когда она чуть не свалилась. Элли кивнула, доказывая, что может стоять самостоятельно, взяла в руку горсть земли и уставилась на крышку гроба. Это всё, господи, это не должно происходить с ней. Не с ней. - Цени моменты, пока они не стали воспоминаниями, - она не знала точно, как громко это сказала. И сказала ли. Сейчас она вообще ничего не слышала. Только страшное гудение. – Я люблю тебя. Стук земли о крышку гроба будет всегда преследовать её в кошмарах.