Любовь бывает намного опаснее ненависти

      Базаров стоял в тени беседки, с раздражением наблюдая, как Аркадий выкидывает уже третью растерзанную лягушку на траву. Незнание даже элементарных по его мнению основ было верхом невежества. Однако, он был удивлён упорством своего друга.       Кирсанов, высунув кончик языка, сосредоточенно распиливал скальпелем четвертую жертву. Выглядело со стороны это так, как будто он режет кусок говядины, вот-вот собираясь его съесть. Руки и одежда были запачканы кровью из-за небрежного обращения с «пациентом».       Евгений страдальчески вздохнул и, сжалившись, подошёл к Аркадию, отбирая у него очередной трупик несчастной лягушки.       На улице стояла жаркая погода. Ветерка практически не было, поэтому воздух напоминал песок, который при каждом вдохе проникал в горло, забирая последние частицы влаги, карябая слизистую. Любое пребывание на солнце превращалось в адскую пытку, не имеющую конца.       Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться в полном отсутствии дам, Базаров немного расстегнул белую рубашку, душившую его все это время. Аркадий неугомонно ерзал на месте, как маленький мальчик, который вот-вот получит то, чего так долго ждал. Он следил практическим за каждым движением Евгения, что, пожалуй, того сильно смутило. Лицо приобрело какой-то красноватый оттенок.       Пытаясь игнорировать реакцию собственного тела, он, сохраняя абсолютную безэмоциональность, взял из ведра, прикрытого деревянным брусочком, очередную несчастную жертву, отчаянно пытающуюся вырваться из лап своего похитителя. Но мертвая хватка юного медика не позволила ей осуществить свой план. Взяв ножницы, Базаров аккуратно просунул их в рот лягушке, отрезая головной мозг, а затем разрушая и спинной.       Вернув лягушку Аркадию, приколов ее лапки гвоздиками к деревянной дощечке, Евгений встал позади, смотря за действиями своего нерадивого ученика. Тот же неуверенно взял скальпель в руки и поднёс его к голове «пациента». — Ты совсем ничему так и не научился из всех моих предыдущих уроков?       Евгений взял обе руки Аркадия в свои и, одной из них придерживая лягушку, поднёс скальпель к клоаке, легким нажатием погружая его в заднюю часть кишки и делая небольшой надрез.       Базаров сам не знал, почему ему нравилось сейчас вот так вот стоять здесь, держа руки своего друга, направляя их, прикасаться случайно к нему, невзначай наклоняясь чуть ниже, видеть радость и счастье на его лице. А ведь Евгений никогда не обращал внимания на такие мелочи, как чье-то счастье. Для него было это слишком дико и непонятно.       И вот сейчас, управляя руками Аркадия, делая крестообразные надрезы на брюхе лягушки, он действительно улыбался, без всякого ехидства и надменности. «Увы, но я, по-моему, проиграл. Позорно поддался болезни. Только вот стоило ли мне затевать эту игру?» — размышлял Базаров, механически продолжая препарирование. — Хочешь я тебе покажу кое-что прекрасное?       Аркадий в знак согласия кивнул, сложив руки на коленях. Евгений взял пинцет. Подцепив тонкий слой разрезанной кожи на грудине, он растянул ее в разные стороны. Взору друзей открылись органы. Базаров осторожно, стараясь не делать резких движений, потянул за сосудик, поднимая сердце. Находясь в нескольких миллиметрах от тела, оно все ещё продолжало сокращаться.       Евгений украдкой взглянул на Кирсанова. Его живая реакция, глаза, искрящиеся интересом — все в этом молодом человеке ассоциировалось у Базарова с ребёнком. Как будто рядом с ним сейчас тихо стоял, нет, подпрыгивал от нетерпения мальчик лет семи, хлопая своими большими круглыми глазёнками. Для довершения картины не хватало только открытого от удивления рта.       Базаров только сейчас осознал, что ему действительно нравится его друг. Эта детская наивность, располагающее добродушие, то, как он всегда заступался за Евгения, за его интересы, даже не до конца разделяя их. Да и Аркадий был единственным человеком, который мог хоть как-то растормошить своего друга, превращая из старого, дряхлого деда в молодого удальца. Быть может Кирсанов — единственная причина, благодаря который Базаров до сих пор не свихнулся на своей науке?       Евгений подавил острое желание дотронуться до молодого человека. После осознания этой ужасной действительности, своего проигрыша, хотелось окончательно разрушить барьер, сделав то, о чем так долго потаённо мечтал. Но не сейчас. Сейчас он просто будет наблюдать за ним, разделяя это странное, забавное ребячество. — Уважаемые судари, прошу извинить за беспокойство, сударыня просила разыскать вас, боясь, как бы вы не опоздали к обеду.       Вся атмосфера уюта и близости раскололась на мелкие кусочки. Базаров резко обернулся назад. Рядом с беседкой стоял старенький человек небольшого роста. На лице его седеющие бакенбарды, глубокие морщины заставляли проникнуться уважением и жалостью, не дававшей на него кричать или злится. Это был слуга, одетый довольно просто, невычурно, тем не менее своим старинным фраком выделяющийся даже среди других слуг. — Передайте, что мы идём и скоро прибудем, если ей так угодно.       Слуга поклонился и степенно удалился по тропинке ведущей к дому.       Базаров со вздохом взглянул на разделанный труп лягушки, инструменты разбросанные по столу. — Ладно, потом соберу, пойдем, мой милый друг.       Аркадий с недоумением взглянул на Евгения, ведь тот никогда его так не называл. Но, отогнав странные мысли, снова улыбнулся, радуясь, тому, что Базаров вроде как перестал его избегать.       Евгений шёл позади, продолжая подмечать все новые и новые для себя детали. Например, он никогда не замечал, как легко, без лишней тяжести в поступи, ходит Аркадий. Идя по саду, Кирсанов каждый раз оглядывался, проверяя, идёт ли его дорогой друг, а потом плавно переводил свой взгляд на зелень деревьев, птичек, перелетающих между ветками, иногда пробуя изобразить их пение свистом.       «Как же я был слеп, как я мог не замечать всего этого? — корил себя Базаров, наблюдая за жизнью, текущей раскалённой лавой по венам этого молодого человека. — Сложно в него не влюбиться, в свою полную противоположность, обладающую тем, чего мне совершенно не достаёт. Быть может, благодаря ему, я смогу открыть этот мир для себя совершенно с другой стороны?»       Базаров посмотрел на лазурное небо, на плывущие там кучевые облака. — Может, тогда, и искусство тоже не бессмысленно?