***
Сколь сильным бы ни было моё желание остаться дома - это было невозможно. Этому телу недавно девять исполнилось. Пришлось собираться.***
Дикое раздражение смыла морская вода, оставив после себя лишь апатию. Я уходила сразу после завтрака, и до заката не выходила из воды. Обгореть не боялась - широкополая шляпа и футболка с длинными рукавами защищали мою кожу от солнца. Пускай это выглядело странно, мне было удобно. Мелисса пыталась меня развеселить. Украшала мои отросшие до лопаток кудри цветами. Половина выпадала сама, вторая - засыхала, сминалась, превращалась в уродливые комочки. Я не увижу Пэтера до следующего лета. Мне хотелось раствориться в воде. Я люблю море. Оно оставило после себя лишь апатию. Хорошо, что я не осталась дома. Страшно представить, что я могла бы натворить.***
Остаток лета я просидела дома. Пэтер не звонил.***
В этом году учиться было трудно. Трудно было заставить себя делать что-то. Темы для исследования у меня не было. Мне было лень даже перелазить через бортик ванной. Умение портоваться существенно упрощает жизнь. Иногда я перемещала комки пыли в мусорку. Все одеяла, пледы и покрывала перекочевали в мою палатку. Я дико мёрзла.***
— Милая, что мы можем для тебя сделать? — Доченька, не молчи, что случилось? Говорить трудно. Не хватает кислорода. Болит голова. — Просто… Отпустите меня следующим летом в Америку, хорошо? Я смотрю на их лица и мне стыдно. Я не чувствую к вам ничего, но вы неплохие ребята и такого не заслуживаете. Просто вы не Пэтер.***
Начало зимы, а снег уже выпал. Его немного. Сижу на нашей качельке. Я без очков - глаза слезятся от белизны. Сердце сжимает особенно сильно, и я просто тихо плачу. Я сама звоню Пэтеру. Он говорит о брате, племянниках, истеричке с работы. О людях. Я хочу поговорить о книгах, трупах и о нём. В последнее время он занят. Вчера трубку снял Лиам. Губы искусаны в кровь. Лишь она да слёзы. Всё остальное - ледяное. Солнышко, я люблю тебя и уважаю твоё право на личное время. Просто в следующий раз, когда решишь пропасть из эфира, предупреди меня. Я так о тебе волнуюсь. Но меня не услышали. Я не хочу этого. Я окоченела изнутри. Мне плохо. Я не могу злиться на Пэтера, просто не способна. Ненавижу эту часть себя.***
В прошлом учебном году мне пришлось прекратить свои тренировки. В этом я даже не начинала. Тогда я пыталась занять себя вязанием. Это явно не моё. Явно. Не моё. Но кардиганы Мелиссы уже недостаточно длинные. — Милая, ты чего не в нарядном? Сейчас к нам приедет гость. Как будто мне не плевать. Раздаётся звонок, и Брендон идёт открывать. Встряхиваю головой, натягиваю рукава свитера до костяшек и иду в гостиную.***
Я чувствую себя маленькой и беззащитной. Господь видит, что я не должна это делать, но… Я с разгона врезаюсь в Пэтера. Улыбаюсь лишь уголками губ. Не смолкаю ни на минуту. Что? Как? Почему? Надолго? В груди - полноценный пожар. — Ты просто обязан увидеть мою комнату, я там всё сама сделала! Пэт смеётся, треплет меня по голове, а я счастливо жмурюсь. — Мы поужинаем, а потом ты всё покажешь, хорошо, 'Несмеяна'? Сижу рядом, вплотную с ним за столом, и качаю ногами. Ужин - тихий. Аккуратно, из-под волос, смотрю на родителей. Ни в одном музее эмоций не найти такие ярко выраженные шок и горечь. Простите, ребята, я просто не могу остановиться.***
Счастливо скачу по лестнице и подгоняю дядюшку. Он поднимается, на мой взгляд, слишком медленно. Прыгаю по ступенькам от нетерпения. Открываю дверь, беру Пэта за руку. Мы проходим мимо стен из ящиков, отодвигаю штору. Не отпуская его руки, забегаю в центр комнаты и с разворота швыряю его в стену. Портуюсь к нему и хватаю за галстук. Во рту - горечь понимания. — Что я сделала не так, дядюшка? Он хмыкнул, наклонился ещё ниже и поднял меня, удерживая под коленями. Теперь я - выше. — Ох, мне уже нельзя навестить мою милую племянницу? Мудак. — Можешь не стараться, они в слишком глубоком шоке. Он смеётся. Я вижу - ему не смешно. — Я настолько исключение в твоём поведении? — Ты ведь хотел, чтобы они это увидели. И отреагировали. Он усмехается жёстко. — Знаешь, впервые неприятно иметь дело с умным человеком. Сколько тебе лет, дитя? — Иногда почти тридцать. Достаточно, чтобы почувствовать подставу, и явно мало, чтобы не вестись на провокацию. В этот раз он действительно смеётся. Я - почти плачу. Узел на сердце затянулся ещё туже. — Ты ведь понимаешь, что за этим последует. Если тебя что-то не устраивало, ты должен был поговорить со мной. Я читала предания о том, что люди так могут. Зачем творить такое дерьмо? — Дерьмо, 'Несмеяна', это еженедельные разговоры по телефону. Кстати, не забудь помыть рот с мылом. А поговорить с тобой… Думаю, ты заслуживаешь разговора лицом к лицу. — Но не предупреждения. Ты видел их лица, Пэтер? Неужели тебе их не жалко? Ты так сильно хочешь от меня отвязаться? Почему тогда не сказал мне об этом прошлым летом? — Ты не рада меня видеть? Я не должен был приезжать? Я действительно плачу. Без всех этих завываний, просто заливаюсь слезами. Мне очень больно - я действительно рада его видеть. Обнимаю его за шею и, наклонив голову к плечу, говорю: — Я люблю тебя, дядюшка, и просто не могу злиться. Просто однажды я смогу разочароваться, и в лучшем случае я просто буду тебя игнорировать. Он поднял голову, и смотрит мне в лицо. — А в худшем? Широко улыбаюсь, корочка трескается и начинает кровоточить. — А ты хочешь это узнать? — Летом, если родители тебя отпустят, я дам тебе самостоятельно заняться вскрытием. Хочу вскрыть его черепную коробку и посмотреть, что там творится. — И подаришь полный набор скальпелей, щипцов и прочей радости мясника-людоеда? В конце-концов он пытается спихнуть на меня свои непосредственные обязанности. — Кстати, твоя комната. Она похожа на… — Цыганский табор? — Определённо. Где, говоришь, у тебя кровать? На этот раз я сама не понимаю - я смеюсь или поперхнулась.***
Разговор был неизбежен. Всё, что я поняла из прошлой жизни - никогда не говори родителям, что ты их не любишь. Тогда вся твоя искренняя забота и уважение для них превратятся в издёвку и гримасничество. Впрочем, что сказать, я не знала.***
Это было сложно. К счастью, разговор начинала не я. Брендон спросил, помню ли я, почему меня впервые отправили к родственникам. И я решила уйти в неосознанку. — Потому что я мёрзла? — Не знаю, он тёплый. И мне спокойно рядом. — Само выходит. — Да, очень мёрзну. — Я не знаю. — Прости, из меня плохая дочь? Они считают, что я не помню происшедшего. Для них Пэтер - мой островок безопасности. Они придумали себе объяснение.***
Спали мы с Пэтом днём, у меня. Ему понравилась идея матраса в палатке. Мне - спать в обнимку. Постоянно поддерживать тактильный контакт. Я просто отогревалась.***
Когда мы вернулись из аэропорта, я крепко обняла Дона и Мелиссу. — Сейчас мне тепло, и я могу так сделать. А ещё мне было грустно и хотелось кого-то сдавить.***
До конца этого учебного года я училась перемещаться с грузом, не касаясь его. К началу лета груз начал перемещаться целым. А за пару дней до отлёта в Америку мне удавалось переместить именно нужные мне сегменты.***
Господи, какие подростки смешные. Колуму уже четырнадцать. Когда не спрашивают, что ты делаешь ночами в комнате Пэтера.***
Перед вскрытием Пэтер заплёл мои волосы в косу. Это было приятно. А с телом я провозилась дольше, чем дядюшка. Раза в три. Зато не налажала.***
Работы в этот раз не было, и мы решили прогуляться. И мы зашли в оккультный магазин.***
— Разожги пламя и окропи маслом раскалённый металл! Брось туда сердца невинных и травы! — А потом? — Накрой крышкой, минут через пять перемешай, а ещё через десять будет готово. — И всё? То есть, так просто? И ради этого их продавали в оккультном магазине? — Скорее всего нет. Но это будет вкусно.***
Жареные куриные сердечки, кроме нас, никто не ел.***
— Так почему тебя отправили к нам в первый раз? Интересно, Пэтер знает, что такое своевременность? С того разговора полгода прошло. Говорю ему, что не помню. Он не верит. Обещаю, что как только смогу - сразу вспомню.***
Это лето было наполнено работой и теплом.***
Эта осень - туманнее, чем предыдущие. И я решаюсь на одну глупость.***
Это был плодотворный вечер. И очень туманный. Я обскакала столько маленьких городков, что в палатке почти нету места, за исключением матраса, свободного от сладостей. Это было весело. За исключением Рождества и Нового года - это мой любимый праздник. Уже к концу зимы надо будет подавать заявку в средние школы. Не уверена, что смогу учиться на дому до выпуска. Но ещё пара лет у меня в запасе, думаю, есть. Я уже могу портоваться с одного края Англии к другому.***
Родители сказали, что их не будет дня два. Вот он, шанс. Проложив два маршрута, забив рюкзак сладким, небольшой стопочкой фунтов и парой долларов, я была готова. Сначала - к северному краю Англии. Потом, через море, в Исландию. Через Датский пролив - к южному краю Гренландии. Оттуда в Канаду. Портуясь сначала по западному краю Канады, постепенно начала перемещаться к востоку Америки. У границы Портленда меня просто выбросило. Вечереет, однако.***
В долларах США у меня была совершенно незначительная сумма. Хватило бы на кусок пирога и горячий шоколад. Хотелось горячего мяса и молока. А ещё - поспать. Вздохнув, отхожу от витрины. — Мама не разрешает кушать сладости? Мне кажется, или… — Да, у меня дома много сладкого, и молоко. Ты такого точно ещё не пила. …педофил. Улыбаюсь и иду за ним.***
Живёт он в глуши. Ладно, сладости у него однозначно имеются. Возможно, он просто любит детей. — Жалко, что без торта, сегодня у меня юбилей, первое круглое число. Что. — Ты будешь у меня десятой, малышка. Ладно, он педофил. — Вообще-то я люблю помладше, но, думаю, ты протянешь дольше, чем предыдущие. Улыбаюсь. Смеюсь. Портую его голову в духовку. Выливаю вино из его бокала и наливаю туда молоко. Чокаюсь с дверцей духовки. — А вы у меня, сэээр, первым будете. Включаю духовку. Натягиваю медицинские перчатки, закрываю двери и зашториваю окна. Опустошаю его кошелёк и все найденные заначки. Аккуратно, над пакетом, подстригаю свой парик, а потом крашу его зелёнкой. Кладу в ванную свою кенгурушку и обрезки парика. Поливаю маслом и поджигаю. Выключаю духовку. Утрамбовываю в рюкзак деньги. И портуюсь к дядюшке на работу. Иду в секционную, открываю дверцу отсека, стелю туда плед, ложусь сама и засыпаю.***
Он что, реально с трупами здоровается? Открывает каждую дверцу, здоровается и закрывает. — Так, а это у нас кто? Открываю глаза и улыбаюсь. Пэт орёт и пытается прибить меня папкой. Смеюсь так сильно, что просто выпадаю из отсека. Он меня узнал. — Как ты здесь? — Думаю, ты заслуживаешь разговора лицом к лицу. Он швыряет в меня папку.***
— Объяснять ты не будешь. — Потом, сейчас мне нужен новый рюкзак, пара кенгурушек и, если будет, парик. И я захвачу твои медицинские перчатки. Стоит отдать ему должное - принёс он всё в течении часа. А ещё тональный крем. — Для родинок. Обнимаю Пэтера и целую в щёку. Вываливаю на диванчик все сладости и оставляю их дядюшке, сворачиваю рюкзачок с деньгами и кладу в новый. Надеваю кенгурушку и, приложив палец к губам, портуюсь в домик педофила. Там уже набиваю рюкзак сладким, колбасой и консервами. Захватываю пару галстуков, бокал, свечку и голову в пакете. А потом скачу домой. На этот раз делаю остановку на пляже Исландии. Ветер, конечно, холодный, но море того стоит. Ставлю голову в песок, устанавливаю свечку и зажигаю. На этот раз наливаю в бокал сок. Загадываю желание, чокаюсь с черепушкой, задуваю огонёк и отпиваю из бокала. Голова покоится на дне Норвежского моря.***
Нечто странное творится в этом доме. Уже начало весны, а ни одного разговора о выборе средней школы не было. Никаких бумаг и комиссий. Это просто ну очень подозрительно. — Милая, этим летом будет лучше, если ты останешься дома. Подготовка к новой школе и… — Вы даже не начали оформлять бумаги. Что происходит? Они переглядываются. — К нам приходила представитель одной школы и, понимаешь, мы решили, что тебе будет лучше учиться там. Стоп. Вытянуть информацию было сложно. Но оно того стоило. — Я пойду. Прогуляюсь. Пару часов, да. Я бегала по горным пустошам Гренландии и орала. Хогвартс.