вдох я должна стать лучшим человеком выдох
— Хогвартс?***
Стоило лишь пройти платформу, как меня подхватили нервного вида старшекурсники. Не менее нервного вида староста Гриффиндора подхватил мой сундук, пока староста Рейвенкло убедительно просила меня не разговаривать с первокурсниками, не выходить из своего купе, не разговаривать с первокурсниками, не приглашать в купе людей выглядящих как первокурсники, и не разговаривать с первокурсниками. Ах, да. Ещё не разговаривать с первокурсниками. …мне интересно, будь коридор, ведущий к выбранному ими купе, подлиннее были бы озвучены варианты не стоять на первокурсниках, не дышать первокурсниками, вообще не трогать первокурсников, и заткнуться наконец?¹***
Ладно. Ладушки. Передо мной красноречиво захлопнули дверь. Странно, конечно, но всё в порядке. Я знаю, кто там сидит. Это как интуиция, предзнание, уверенность.Что находится там, за моей спиной? Мертвецы.
Эгню и Мышь. Всё, что мне остаётся, это… …приветственно кивнуть им и достать из сумки чернила, свиток пергамента и книги. Пора делать летние эссе. Определённо.***
Не то чтобы меня волновала тишина нашего купе. Нет. Меня скорее напрягает то, что в отличии от прошлого года, Мышь с Эгню не говорят между собой. Ранее это я была тем, кто молчит. Перо скрипит. Глухое раздражение застрявшее в глотке, лишь усиляется за счёт боли в спине. Коротко поднимаю взгляд. Эти двое как-то синхронно отворачиваются в разные стороны. Набираю новую порцию чернил. Очевидно, блуждающие по мне взгляды возвращаются пару минут спустя. Поднимаю взгляд. Они отворачиваются. И по новой. На третьем повторе я сменила тактику. Медленно повела плечом, наслаждаясь хрустом позвонков и выпрямилась, скептически глядя на них. Пять минут спустя они оставили надежду узреть нечто увлекательное на стенах, и повернулись ко мне. Я сложила руки на груди. Мышь надулась, а Уиллиг попытался нахмуриться. Я, в ещё более скептичном жесте, подняла брови. А вот на бесцеремонно открывшиеся двери и громкий вопрос об жабах, мы синхронно посмотрели в сторону нарушителей спокойствия. Не знаю, что в наших глазах прочитали те дети. Дверь комично-быстро захлопнулась. Надо просто вдохнуть и выдохнуть. Но, лучше всего будет хрипло засмеяться. Действительно добрым это утро становится, когда вместе со мной начинают смеяться и мои спутники.***
Задания, при поддержке комментариев Уиллига, были сделаны, а тележка со сладким оказалась удручающе пуста. Не так, чтобы именно в этом я видела трагедию или повод для огорчения. Что у меня, что у Эгню было что поесть, а Мышь оправдывала своё прозвище и не могла серьёзно нас обделить. Напрягало скорее хлопанье дверей, предвещающее скорое паломничество к основному пищевому ресурсу Хогвартса. Ко мне.***
Конец лета вышел действительно сумбурным и странным. Двухнедельный родительский отпуск в Италии для меня оказался девятидневным. Не так, чтобы меня выгнали родители. Нет, совершенно нет, они были мне искренне рады. И мне самой было действительно весело беситься с ними в море. Брызгаться, прыгать, играть в мяч. И тем сложнее было выходить на сушу. Безопасную сушу, где ветер не свистит в уши, вода не забивается в рот и дыхательные пути, где мир не вращается, будто пьяный, там, где можно спокойно говорить. Выход на сушу будто выбивал из меня возможность взаимодействовать с ними, и я запиралась в себе, молча лепя куличики из песка. Возможно, поэтому Брендон с Мелиссой старались подольше, фактически до абсурда, задержаться в воде. А потом мне приходилось бегать по Портофино в поисках не столько аптеки, сколько уединенного уголка, где можно было бы переместиться в Венецию. А уже там, талантливо изображая из себя немую, пройти в магический квартал и приобрести лечебные зелья. Всё же, было нечто забавное в том, чтобы протягивать аптекарю блокнот, в котором на латыни были указаны необходимые зелья, а потом смотреть на его попытки понять, на каком именно языке со мной стоит говорить. Я развлекалась, как могла. Я убегала от чувства вины. Как могла. А потом помогала им обрабатывать ожоги, доказывая целесообразность содержания дочери-ведьмы. А потом, ночами, тихо ненавидела себя. Как могла. Кругу, кажется, на четвёртом перехода от безудержного веселья ко всепоглощаещуму чувству вины пришло понимание, что я исчерпала себя. Я могу их не любить. Но заботиться об их комфорте и чувствах я обязана. Ведь это то, что они делают ради меня. И если я не буду равнозначно им отвечать, то в чём тогда моя человечность? Мне стыдно, стыдно, чертовски стыдно. Но ещё больше - страшно. Я не знаю, что им сказать. Поэтому на следующий день, когда солнце стало припекать и мы вынуждены были выйти из воды, я просто молча положила голову на ноги Мелиссы. И пока она ласково гладила меня по голове Брендон поднялся со своего лежака и сел рядом со мной, укутав в полотенце и обняв. Я лежала там, завёрнутая в огромное полотенце, чувствовала аккуратные прикосновения своих… Брендона с Мелиссой и всю ту любовь, которой они со мной делились, всё то тепло, что они были способны мне дать, и молча смотрела на линию горизонта.***
Я ненавижу себя. Больше всего на свете. Ибо нет лжеца худшего, чем я. Как и нет того, кто причинил бы добрым ко мне людям столько боли, сколько причинила я: моими словами, поступками, молчанием и бездействием. Но они… прощают. Они… Родители. Родители меня любят. Я постараюсь доказать, что это всё не напрасно. Честно.***
Италия была хороша. Тёплая и приветливая. Яркая. Так легко было затеряться среди её жителей: темноволосых, темноглазых, скуластых, ярких и живых. А ещё на мои брови больше не пялились как на что-то странное. Море, горячая пицца, лазанья и несметное количество безалкогольных коктейлей - это то, из чего состоял мой отпуск. Мелисса пыталась делать мне причёски, вплетая в волосы то цветы, то листья, то ракушки. А Брендон тайком подсовывал мне канноли и аранчини. А уже ночью я гуляла по неспящей Италии и пыталась понять, почему они всё откладывают разговор о наших проблемах. Самой подойти и заговорить было страшно. У меня было столько вопросов... А уверена я была лишь в одном. Пэтер бы поговорил о всех важных вопросах, несмотря на последствия. Я никогда не начну этот разговор первой.