Невыразимец и аврор

Никто не относится к Прорицаниям серьёзно, и Меркуцио не исключение. Меркуцио пятнадцать, Меркуцио собирается стать аврором, как дядя, и Прорицания ему ни на кой не сдались. Ещё меньше ему сдались Древние Руны, про которые частенько трещит Бенволио, ни разу, судя по всему, ещё не пожалевший о своём выборе. Слушая его, Меркуцио понимает, что не зря отказался от них в пользу Прорицаний — ему бы ни за что не хватило занудства, а на Прорицаниях можно бесконечно подсаживаться к Тибальту и предсказывать ему разные нелепицы. Правда, в последние две недели Тибальт непривычно молчаливый, не высовывается на защите от тёмных искусств, хотя, Меркуцио уверен, выучил весь учебник со своим гриффиндорским упорством, и, что самое поразительное, бессловно терпит все его подначки, словно оглох. Это не дело, решил как-то Меркуцио и даже подговорил Ромео выведать у Тибальта, в чём причина такого оскорбительного поведения, в конце концов, может в факультетской гостиной он более разговорчив. Вместо этого Ромео начал общаться с его младшей сестрой — та, к досаде Меркуцио, тоже ничего не знала — и теперь только о ней и говорил, к ещё большей его досаде. — Тибальт! — радостно взвивается Меркуцио и змеёй скользит на место его обычного соседа, очаровательно улыбнувшись последнему. Тот бормочет что-то о том, что на Рэйвенкло все чокнутые, и присоединяется к другим собратьям по факультету. Душная комнатка под самой крышей наполняется учениками, пока профессор, весьма экзальтированная дамочка лет сорока, расставляет на столах хрустальные шары. Тибальт только смеривает его враждебным взглядом, но снова ничего не говорит. Меркуцио воодушевлён предстоящим временем, на протяжении которого Тибальт от него никуда не денется, поэтому этот взгляд — уже что-то. — Итак, сегодня — все расселись? Потише, пожалуйста, мой предмет требует тишины и сосредоточенности — сегодня мы будем пытаться заглянуть в будущее при помощи хрустального шара. Конечно, нужно упомянуть, что это не такой древний способ, как руны или карты таро… Меркуцио закатывает глаза: он не верит во всю эту чушь. Ни в то, что какие-то вещи предопределены, ни в то, что можно их предсказать. Он косится на Тибальта, который действительно слушает с таким лицом, словно его жизнь зависит от этих никому не нужных знаний, и достаёт клочок пергамента. «Предсказываю: твоя постная мина будет всех от тебя отпугивать до конца твоей жизни». Тибальт озадаченно хмурится, когда разворачивает подсунутую под локоть бумажку — кажется, и правда задумался, — читает и отмахивается. От него, Меркуцио, отмахивается. Как от назойливой мухи или чего-то столь же незначительного. Это он зря, решает про себя Меркуцио, начиная придумывать самое гадкое предсказание из всех, что он до этого Тибальту делал. Когда подходит очередь их пары, Меркуцио, как и всегда, первым открывает рот, чтобы напророчить Тибальту жизнь в одиночестве в окружении кошек и скучную работу с перекладыванием бумажек. Нет, с оттиранием котлов от флоббер-червей, точно! Меркуцио смотрит в шар. И говорит без перерыва пару минут, а когда заканчивает, то замечает, что все смотрят на него с ужасом. — Это не смешно, — нарушает тишину надтреснутый голос Тибальта. Его лицо белое, как снег на Йоль, и губы дрожат. — Извините. Не успевает Меркуцио опомниться, как Тибальт уже вылетел из кабинета — только кудри мелькнули в проёме двери. Меркуцио не помнит, что он сказал. Но это явно были не котлы. И не кошки. Что это было, что? *** В лесу темно и тихо. Только слышатся отдалённые раскаты грома, предвещая беду. Пахнет прелой листвой, сыростью и брусникой. Меркуцио понятия не имеет, как она пахнет, но уверен, что это она. Ветки хрустят под его шагами, как тонкие кости, шуршит трава шипением змей, ели царапают лицо иглами, как когтями. Меркуцио знает: кто-то сегодня умрёт в этом лесу. Он просыпается от своего вскрика, потому что что-то грохнулось на пол прямо рядом с его постелью. Меркуцио садится, зажигает огонёк на конце палочки и выдыхает: неровно стоявшая стопка книг наконец-то упала, потому что Бенволио вытащил из середины одну. Он падает обратно, часто дыша и смахивая ладонью со лба влажные пряди. — Ты в порядке? — тон у Бенволио деловитый, как и всегда, когда он делает домашние задания. Он даже не отрывается от пергамента, и Меркуцио фыркает. — Как обычно. Как обычно означает «плохо», так что перо перестаёт скрипеть, а Бенволио смотрит на него оценивающе. Меркуцио не нравится этот взгляд. — Что? — огрызается он, не вынеся молчания, и злобно смотрит на друга из-под пальцев, так и не убрав руку со лба. Бенволио задумчиво постукивает по губам пером, а потом берёт вместо него палочку, и Меркуцио жмурится от вспышки света. Прозрачно-голубой сеттер напрыгивает на него, лижет руки и лицо, и Меркуцио смеётся — весело, облегчённо, от этих едва ощутимых тёплых прикосновений. Его страхи — не дементоры, от них избавиться куда сложнее, но и они отступают. Пёс устраивается у Меркуцио под боком, и он гладит его по едва осязаемой спине. — Знаешь, по-моему, хвост пока не совсем получается, — говорит он вместо благодарности. — Заткнись и спи, — в тон ему отвечает Бенволио. И Меркуцио правда засыпает. Бенволио делает себе заметку, что стоит в будущем заняться изучением влияния патронуса на ментальные проблемы. *** Меркуцио не в себе, и все к этому привыкли, но в этот раз всё иначе. Добрая половина школы пялится на него, когда он приходит на завтрак. Меркуцио злится, потому что никто не хочет рассказать ему, что же он вчера всё-таки ляпнул. Даже преподаватель. Теперь не смешно становится даже ему. Бенволио никто не рассказывает тоже, и вся надежда теперь только на Ромео и его способность волочиться за девушками. На Тибальта Меркуцио с этого дня злится особенно — он стремительно покидает любое место, в котором они оказываются вдвоём, будь то Хогсмид, Большой зал или кладовка для мётел. *** Этот сон — особенный. Меркуцио никогда не снились повторяющиеся сны, но этот он видит каждый раз, стоит ему уснуть. Меняются детали, не меняется суть — каждую ночь кто-то умирает в этом лесу. *** Тибальт всё ещё молчит, словно на него наложили Силенцио или стукнули Ступефаем. Тибальт всё ещё отсаживается от него и старается держаться подальше. Меркуцио обижается, пока не понимает: с Тибальтом что-то не так. Не обычное «не так», когда он взрывается в ответ на безобидную шутку, когда бросается в драку вместо дуэли на палочках, — а серьёзное, настоящее «не так». И никто, кроме Меркуцио, этого не замечает. Теперь ему снится Тибальт. *** — Я узнал! — радостно-взволнованный Ромео плюхается рядом с ним на скамью за ужином. Радостный — потому что только что говорил с Джульеттой, взволнованный — потому что торопился рассказать, о чём. Меркуцио смотрит на него с иронией: вот уж две недели как Тибальт такой же, как прежде, а он, Меркуцио, пьёт зелье Сна без сновидений и проваливается в чёрную, бархатную пустоту. Насчёт себя Меркуцио не уверен, но вот с Тибальтом всё точно будет в порядке. Ведь сны — галиматья. Ромео не важно, хочет ли он слушать. Ромео стягивает с блюда последний кусок лимонного пирога с меренгой, воровато оглядывается и говорит: — Ты предсказал ему, что на Самайн его не станет. Что он потеряется в лесу и не найдёт выхода и променяет одну свою жизнь на девять. Осознание, внезапное, как вспышки молний из его снов, сваливается на Меркуцио тяжёлой ношей, и он срывается с места, бежит в библиотеку и не слышит оклики друзей за спиной. Тибальт чёртов идиот, раз решил самостоятельно стать анимагом. *** Меркуцио проводит в библиотеке всю ночь, чудом не попавшись на глаза ни людям, ни привидениям. Никакие школьные правила не могут быть важнее, чем-то, что ему нужно было узнать. К утру он знает об анимагии всё, и происходящее наконец-то обретает смысл. Напряжённое молчание Тибальта и его постоянные взгляды за окно украдкой в ожидании грозы, и сны самого Меркуцио, повторяющие то, что он видел в хрустальном шаре — Ромео заслуживает как минимум ящик сливочного пива за то, что не забыл и не сдался, в отличие от него самого, но всё это потом. Самайн через два дня. *** Если Тибальт хочет спрятаться, он делает это мастерски — как назло, Самайн в этом году выдался на воскресенье, и он, видимо, отсиживается в гостиной, пока Меркуцио бегает по замку как заведённый и ищет его. Он перестал пить зелье и наконец увидел всё чётко и ярко. Тибальт, конечно, идиот, но и он сам не лучше — игнорировать свой внезапно открывшийся провидческий дар так долго и так упорно было в высшей степени глупо и теперь может стоить Тибальту жизни. Меркуцио костерит его на чём свет стоит, когда оббивает порог гостиной Гриффиндора, но портрет не поддаётся никаким уговорам. Он видит: Тибальт идёт по лесу — то нога человеческая, то лапа звериная ступит. Отсветы молний отражаются в его кошачьих глазах, а раскаты грома переходят в утробный, глубокий рык. Тибальт идёт, крадучись, прямо в клыкастую пасть темноты, Тибальт остаётся навсегда в звериной шкуре, Тибальт бросается на него, не помня себя, и последнее, что видит Меркуцио — это занесённая над ним рука с острыми когтями. Меркуцио, нахрен, не может ему позволить вот так безвременно кануть в лету, навечно застряв в промежутке между животным и человеком, потому что Тибальт должен ему за эти полтора месяца молчания и беготни по углам. Хочет быть котом — отлично. Меркуцио вытрясет из него все его кошачьи жизни, когда найдёт, пересчитает все рёбра, а потом, когда всё закончится, они наконец поговорят. Если только они оба не останутся в этом проклятом лесу навечно. На Самайн обещают грозу. *** На праздничный ужин Тибальт не приходит — Меркуцио и не надеется, что он придёт, но заглядывает в Большой зал на всякий случай. Все вырядились кто во что горазд и нашли повод применить те заклинания, которым не было места в повседневной жизни. В самом деле, кому нужны огромные зубы или большой нос? Поглядев на мрачные украшения и счастливых, дорвавшихся до устрашающих завываний привидений, — обычно они вели себя прилично, — Меркуцио только раздражённо цыкает и разворачивается на пороге. Меркуцио идёт в лес. Лес почти бескрайний из-за своей магической природы, но Меркуцио правда надеется найти Тибальта до того, как случится непоправимое. По дороге он натыкается на Почти Безголового Ника, который как всегда припозднился, потому что прихорашивался. Меркуцио представить себе не может, что там можно прихорашивать, но его сейчас мало волнуют перипетии загробной жизни — ему бы остаться в этой, да не одному. Он мельком здоровается, но останавливается, когда слышит в спину: — Ты ищешь своего друга Тибальта? — Он мне не… Меркуцио обрывает себя на полуслове. Они с Тибальтом точно не друзья. Бенволио его друг. И Ромео. А Тибальт — это Тибальт, и этим всё сказано. Меркуцио не знает, как называются их отношения, но твёрдо уверен в одном — он не хочет дружить. Пожалуй, прямо сейчас ему бы хотелось Тибальта прикончить. Вместо всего этого он отвечает: — Да, ищу. — Знавал я одного, кажется, он был из Италии, — безмятежно продолжает Ник. — Такая глупая смерть… Меркуцио прикусывает губу, и, видно, всё его тело выдаёт то напряжение, в котором он сейчас находится, раз даже призрака пронимает: — О, твой друг, я видел его у восточного входа. Меркуцио срывается с места и бежит, не поблагодарив. Ему нужно успеть. Он видел зарницу за окном. — Счастливого Самайна! — донеслось ему в спину. *** На Самайн, Меркуцио знает, открываются двери, размывается грань. На Самайн не стоит выходить из дома без тыквы-фонаря и тем более идти в лес. Меркуцио смело толкает дубовые створки и идёт. У него есть только палочка, и даже тёплой мантии нет. Тёмный лес ещё темнее в самую тёмную ночь в году. Огонёк на конце палочки дрожит, когда Меркуцио идёт по тропинке из сна. Ему чудится, что всё повторяется, но он не уверен, действительно ли это так или просто воображение разыгралось. Опушка, на которую он вышел, казалась знакомой. На поваленном дереве посередине Меркуцио видит аккуратно сложенную одежду, и первым его желанием было метнуться к ней, но он знает, что нельзя ничего трогать, иначе он сам всё испортит. Внезапный раскат грома оглушает его, как будто он находится в самом эпицентре грозы. Меркуцио слышит рычание за спиной и произносит: «Нокс». Как ни странно, ему совсем не страшно. *** Тибальт сидит, насупившись, в пледе и пьёт какао. Ему пришлось долго объяснять, какого чёрта Меркуцио забыл в тот момент в том месте. В первую очередь Меркуцио пришлось объяснять это себе же, потому что кто они вообще друг другу? Меркуцио сидит рядом и не может отвести взгляда. Живой, придурок. И всё ещё человек. Хотя Тибальт и не узнал его сразу, когда обратился пумой, но перестал рычать, как только понял. Меркуцио больше не хочет его убить после того, как Тибальт в кошачьем обличье потёрся о его руку, доверчиво подставленную, без палочки или оружия. Меркуцио хочет обнять его и сидеть так до рассвета. Что он, собственно, и делает.