Инакомыслие, иноверие и наказание

— Ребята сказали, ты не хочешь никуда уезжать? Кьяра шагнула в комнату, приковывая к себе внимание. Хрис поспешно отложил гитару в сторону и даже хотел встать, вспоминая, что о чем-то подобном рассказывали на школьных уроках в его далеком прошлом, и когда заходит женщина, нужно вставать, но все-таки не сделал этого, не чувствуя в себе сил совершить даже столь простое действие. — Мне это уже не нужно. Я больше не хочу свободы, — спокойно произнес он, удивляясь тому, что голос его не дрогнул. Недовольно поджав аккуратно накрашенные красной помадой губы, Кьяра прошлась к окну, посмотрела вниз на затянутый вечерними сумерками сад, а потом, не оборачиваясь, мягко пробормотала: — Хорошо, я на другое и не рассчитывала. Но мы можем совершить маленькое путешествие и уже к вечеру вернемся. Ты не против? — Как скажешь, — Хрис тронул пальцами струны, не чувствуя в себе ни радости, ни грусти, ни злости. Только безразличие. То, что раньше для него было недостижимой роскошью — выйти за ворота, сейчас казалось, если не скучным занятием, то уж точно чем-то бессмысленным, утомительным и, чего скрывать, болезненным. — Вот и славно, — девушка кивнула, обнимая себя руками за плечи. — Тогда я переночую в гостевой, а завтра в пять утра выдвигаемся в путь.

***

— Я понимаю, что он сделал тебе очень больно, но… — Нет, ты не понимаешь, — прикрывая глаза рукой, пробормотал Хрис. — Ты не можешь этого понять. — Нет, я понимаю, — Кьяра коснулась его плеча, но тут же вернула руку на руль. — Потому что он мой отец, и я знаю его всю жизнь. Он тоже страдает. Он несколько раз порывался все это закончить, вытащить тебя, как-то разобраться с остальными, но не мог. Потому что я была еще маленькая, он боялся, что мама будет манипулировать мною, а еще, что она растратит все деньги, поэтому учил меня, создавал фонды на мое имя… Он боялся, что, если раскроется его помешательство на тебе, то семья открестится и от меня тоже, и он отчасти был прав. Кьяра горько усмехнулась, не спеша заводить двигатель. Печальное выражение ее лица вдруг резко сменилось на хищное, губы исказились в жестокой, слишком знакомой Хрису, улыбке. — Ты… что? — переспросил парень, не до конца понимая. Девушка многозначительно вскинула бровь и нажала на кнопку зажигания. Автомобиль тихо и утробно заворчал, как разбуженный зверь. Кьяра выжала сцепление, потом газ и медленно выехала через распахнутые ворота. — Если бы ты увидел мою семью, то понял бы, что я никогда не была их частью, — хмыкнула девушка, сворачивая на трассу. — Все женщины носят платок, все совершают намаз, постятся, а дома — хозяюшки, умницы и красавицы. Но папа учил меня, что я свободный человек и не обязана делать то, что делают они. Он готовил меня к тому, что родня может не принять мою позицию, но не он, нет. Папа всегда будет на моей стороне. Так все и получилось. Теперь я его наследница и единственный партнер по бизнесу. А все почему? Потому что наша семья отвернулась от нас. — Так посадить за решетку его пытаются… — Родственники, да, — кивнула Кьяра. — Они всегда были жесткими людьми. Хрис помолчал какое-то время, бездумно рассматривая пейзажи за окном, а потом тихо пробормотал: — Это его не оправдывает. — Не оправдывает, — согласилась девушка. — Но многое объясняет. Да, возможно, были и другие варианты, но в тот момент искать их не было времени. А сколько он держал бы тебя взаперти — месяц или двенадцать лет, уже не важно. Результат мог быть один. А подвергать опасности меня он не хотел. Дальше они ехали в полном молчании. Хрис сидел неподвижно, устремив взгляд вдаль, и глаза его то наполнялись слезами, то вдруг становились совершенно сухими. — Ты как хочешь, а я просто требую кофе! — заявила Кьяра, заруливая на первую попавшуюся ночную заправку с более-менее приемлемой кофейней внутри. Они выбрались из машины, и Кьяра поспешила в здание, но уже у двери замерла, заметив, что Хрис не пошел за ней. Парень неотрывно разглядывал вывеску, тяжело дышал, будто только что пробежал кросс, и пытался собраться с мыслями. — Идем? — Подожди. Дай мне минутку. Я… я сейчас… — его лицо побледнело, и Кьяра всерьез забеспокоилась, уж не хватил ли его удар. Но Хрис лишь закрыл глаза и задержал дыхание, кажется, пытаясь не разреветься. Чувство жалости всего на секунду всколыхнулось в груди девушки, но она, уважая его право на уединение, коротко кивнула и зашла в теплую кафешку. — Добрый день. Вам чем-нибудь помочь? — вежливо поинтересовалась женщина в фирменном переднике, подходя к кассе. — Д-да, я… — Кьяра осмотрелась в поисках уединенного столика, а потом над дверью звякнул колокольчик, и в кафе вошел Хрис. Он был бледен, с покрасневшими глазами, искусанными в кровь губами, но в целом собран. — Все хорошо, — тихо ответил он, засовывая руки в карманы куртки. Всеми силами пытаясь не встретиться с девушкой взглядом, он рассматривал висящие на стене подсвеченные стенды с меню. — Что ты будешь? — Кофе и круассан с шоколадом, пожалуйста, — сказала она кассиру, мило улыбнувшись. Женщина подозрительно глянула на них, но быстро отвела взгляд. Да, странная парочка, конечно. Ухоженная молодая девушка в полушубке и на каблуках, и ее спутник — растрепанный длинноволосый мужчина, озирающийся по сторонам, как ребенок, потерявший маму в торговом центре. — Мне тоже самое, — спокойно попросил Хрис, с интересом наблюдая, как вместо того, чтобы достать деньги или хотя бы банковскую карточку, Кьяра просто прикладывает к терминалу свое запястье, украшенное странными квадратными часами… — Ты чего? — поинтересовалась Кьяра, когда они заняли место в самом конце зала, у окна. — Пытался вспомнить, сколько раньше стоил кофе. Цены очень сильно выросли за двенадцать лет, — Хрис откинулся на спинку диванчика и сложил руки на груди. — Ты прав. Цены выросли. Раз в десять, наверное. На улице тьма постепенно рассеивалась, уступая место солнечному свету. День входил в свои права. — Много изменилось? — спустя почти вечность поинтересовался парень, и Кьяра в ответ только рассмеялась: — Президент не изменился, а остальное — да, сильно. Хрис задумался и, возможно, даже хотел спросить что-то еще, но официантка вовремя принесла их заказ. — Ну, что, как тебе? — Нормальный кофе, — пожал плечами парень, поглядывая в окно, будто желая поскорее убраться из закрытого помещения на улицу. — Я не про кофе. Насколько сильно ты хочешь сейчас вернуться в «заповедник» от одного до десяти? Почувствовав, что не сможет больше сделать и глотка кофе, Хрис отодвинул от себя чашку и то ли серьезно, то ли иронично ответил: — Десять! Кьяра вздохнула, отодвинула от себя тарелку с едва тронутым круассаном и, наклонившись вперед, произнесла: — Я знаю, тебе тяжело, ты обижен на нас, но ты должен понять, что ничего в прошлом исправить нельзя, только в настоящем или будущем. Да, так получилось, но что же теперь, опустить руки? Отмахнуться от будущего только потому, что тебя не устраивает прошлое? Нет, ты не имеешь права сдаваться. — Скажи мне, куда мы едем? — проигнорировав ее слова, спросил Хрис. — Увидишь, — Кьяра печально и загадочно улыбнулась. — Только я хочу, чтобы ты знал, что это не попытка обидеть тебя или поиздеваться, или что-то там еще. Они вновь отправились в путь. По залитой рассветным солнцем дороге было ехать куда проще. Редкие автомобили, мчащиеся навстречу, рассеивали остатки сонливости. К девяти они уже прибыли в город, а к половине десятого въехали в ворота роддома №2 и припарковались в паре метров от маленького седана. — Зачем? — прошептал Хрис, круглыми от изумления глазами взирая на улыбающуюся Кьяру. — Я хотела, чтобы ты это увидел. Все еще не до конца понимая, что происходит, парень весь подался вперед, пытаясь рассмотреть, что происходит у главного входа в здание роддома, но калейдоскоп из цветов и шариков отвлекал, мешал обзору. Вот небольшая компания наконец-то направилась в сторону парковки, и Хрис вдруг все понял, неистово дернул за ручку двери, и она действительно тихо щелкнула, приоткрывшись, впуская в салон свежий воздух, но не более. Кьяра затаила дыхание. Она понимала, что и такой поворот событий вполне возможен, но не слишком верила в него. Пожилые мужчина и женщина с двумя охапками цветов и огромным облаком шариков что-то бесконечно щебетали, но их голоса расслышать не удавалось. В центре внимания была девушка с букетом белых роз в руках, а рядом шел новоиспеченный отец, улыбаясь во все тридцать два, неуверенно и робко держал в руках сверток, перевязанный розовой лентой. Едва ли не прижимаясь лицом к стеклу, Хрис смотрел на них такими глазами, что, казалось, сердце его не выдержит. Он, будто забыв о своем желании выйти к ним, так и застыл, положив одну руку на ручку, а другой вцепившись в ворот своей куртки. — Мам… — прошептал он едва слышно. — Па… Женька… Да, услышать то, что говорили на улице, было невозможно, но их счастливые лица, застывшие в глазах слезы, жестикуляция, нервное возбуждение, выражающееся в стремительных движениях — говорили о их всеобщем безразмерном счастье. Каждый считал своим долгом заглянуть в «конверт», посмотреть на мордашку нового члена семьи, умильно улыбнуться, сказать пару нежных слов малышке. Хрис молча наблюдал, как его семья садится в машину — сестра впереди, рядом с отцом, мать с букетами в руках и шариками, то и дело намеревающимися закрыть водителю обзор, и зять с племянницей сзади. Он молчал, когда седан, весело подпрыгивая на ухабах, выехал с парковки и вскоре исчез в лабиринте улиц, только долго смотрел ему вслед, будто надеясь разглядеть его сквозь панельные многоэтажки. — Хрис… — Кьяра положила руку на его плечо, почему-то ощущая волну стыда, нахлынувшую, словно волны от прошедшего вблизи берега сухогруза. — Ты мог выйти к ним. Папа не знает об этом и он будет очень зол на меня, но… но ты мог бы. — Нет, — тихо ответила парень, закрывая дверь. На лице девушки промелькнуло почти разочарование. Она подумала, что ее старания оказались напрасны, и Хрис не сбросил с себя душное одеяло меланхолии, лишь еще глубже забиваясь в угол своей извечной депрессии. — Нет, — уже тверже произнес парень, глядя на свои руки, сложенные на коленях, на дрожащие пальцы… Его самого всего трясло в сумасшедшей лихорадке. — Не сегодня. Я понял, Кьяра. Понял, что ты хотела мне сказать.