***
Звуки возвращались медленно. — …сынка Топалова взять… блять, это же надо было… Юрка, расслышав свою фамилию, попытался открыть глаза, но стоило попытаться шевельнуться, как голову мгновенно прострелила острая боль. Он замычал, сжался комочком, привлекая к себе внимание, и его тут же перехватили за плечи. — Лежи! — шикнул до омерзения знакомый голос. Да, тот мужик, который попросил закурить. — Черт, ты ему сильно врезал. Надо что-то вколоть! Юра протестующе взвыл, выкручиваясь из хватки. Он не хотел, чтобы ему что-то кололи. Еще не хватало! — Лежи! — снова рявкнул мужчина и небольно шлепнул его ладонью по лицу. Парень распахнул глаза, заморгал, пытаясь сфокусироваться, но сознание вновь куда-то уплыло. Следующий раз, когда он пришел в себя, то рядом уже никого не было, а в руку была воткнута игла капельницы. Полежав с минуту, прислушиваясь к гробовой тишине, Юра наконец-то отвел взгляд от бутылочки с прозрачной жидкостью и позволил себе осмотреться. Комната не напоминала больничную палату, но и подвал, к счастью, тоже не напоминала. В ней было большое зашторенное окно без решеток, а еще вторая кровать, стоящая возле этого самого окна. Шкаф, стол, гитара в углу. Простенько, чистенько, безжизненно. Юрка вытащил иглу капельницы из вены и медленно поднялся на ноги. Головная боль мгновенно вернулась, но она была уже не такой невыносимой, как ранее, пусть даже от нее тошнило и мир вращался. Придерживаясь рукой за мебель, Юра дошел до окна и выглянул наружу. Судя по освещенности, было раннее утро. Территория, на которой находился дом, обнесена высоким забором, по периметру сновали собаки… — Уже проснулся? — раздался тихий, хоть и достаточно грубый голос за спиной. Юрка резко развернулся, так что в глазах потемнело, схватился ослабевшими пальцами за подоконник и, проморгавшись, уставился на вошедшего. — Ты кто?.. — прохрипел он, во все глаза глядя на высокого подкачанного молодого мужчину, что сейчас стоял посреди комнаты, без особого интереса рассматривал его, при этом сосредоточенно вытирая свои влажные длинные волосы широким махровым полотенцем. Мужчина был красив. Очень. Его правильное, симметричное лицо не портил даже тяжелый мрачный взгляд ясных голубых глаз и недовольный изгиб чувственных розовых губ… Широкие плечи, в меру мускулистые руки и обнаженный торс с четко выделяющимися кубиками и косыми мышцами были разрисованы различными татуировками, разбросанными в хаотичном порядке. Рисунки шли и вниз, под резинку домашних штанов. Юрка испуганно метнулся взглядом обратно, к хмурому лицу. Он не ожидал, что незнакомец ответит ему, но тот вдруг соизволил произнести: — Хрис. Меня зовут Хрис. Я живу здесь уже десять лет. — Живешь здесь? — тупо переспросил парень, чувствуя, как начинают дрожать ноги. — Да, живу здесь. А тебя как называть? Юрка проигнорировал его вопрос. Сполз на пол, больно стукнувшись затылком о батарею, и повторил: — Что значит живешь здесь? Хрис посмотрел на него долгим нечитаемым взглядом, а потом вдруг подошел ближе, схватил под локоть и заставил встать на ноги. — Отпусти! — дернулся Юрка, но сил, чтобы отбиваться, у него не было. Он позволил уложить себя на кровать, неотрывно глядя в печальные голубые глаза. Мужчина сел на край его постели и спокойным, если не сказать фальшиво-равнодушным тоном произнес: — Ты в «заповеднике». Теперь будешь жить здесь вместе со мной. Это моя комната, но, если хочешь, можешь переехать к Тоше. Мне не принципиально. Юрка не был идиотом и сразу понял, что Хрис такой же пленник, как и он сам, потому задавать дурацкие вопросы не стал. Вместо этого уверенно заявил: — Мой отец будет меня искать! — Будет. Но не найдет, — холодно отозвался мужчина, глядя в пустоту. — Не строй иллюзий, не верь в чудесное спасение, его не будет. Лучше смирись с тем фактом, что ты теперь житель «заповедника». Они оба замолчали на какое-то время. Юрка чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, но упрямо гнал их от себя. Он не хотел плакать, он никогда, черт возьми, не плакал! — …Зачем им это? — с трудом скрывая дрожь в голосе, спросил он. — Ему, — отозвался Хрис, запрокидывая голову и глядя в потолок. — Здесь один хозяин — Амир. Он нас держит в качестве домашних животных. У Юры внутри все скрутилось узлами от страха. Он закусил губу изнутри, чтобы убедиться, что не спит и не бредит. Нет, не сон, но оставалась надежда, что все это последствия удара. Он мечтал очнуться в подвале, связанным по рукам и ногам и с грязной тряпкой в качестве кляпа во рту. О да! Он бы мирно дожидался, пока отец заплатит выкуп и вернет его домой… …Но надежда, что его схватили ради выкупа, медленно угасала. — Он насильник? — прямо спросил Юра, комкая пальцами свою футболку. Футболку? Черт, даже одежда не его! Хрис хмыкнул, скосил на него глаза и протянул: — Не-ет, вовсе нет. Тебе ничего не грозит, не бойся. Тебя Амир не тронет. — Тогда что ему нужно? Широкая безумная улыбка на лице Хриса не предвещала ничего хорошего. Он промолчал, хотя, очевидно, знал ответ, и только спустя какое-то время, проведенное в безмолвии, выдохнул: — Ему нужно твое повиновение. Будь хорошим мальчиком, и с тобой не случится ничего плохого. Конечно, кроме того, что от изоляции, безделья и отчаянья у тебя поедет крыша. Ты будешь маяться от скуки, изучив каждый угол в этом доме, а потом… потом сам поймешь, что я — твое единственное спасение. Твой единственный друг.***
— Уверен, что не хочешь попробовать черничный пирог? Очень вкусный, Эля постаралась на славу, — Хрис наколол на вилку целую ягоду черники и зыркнул на Юру из-под ресниц. — Как ты вообще можешь тут есть, пить, спать?.. — устало выдохнул парень, отодвигая от себя нетронутый пирог. Пасту с беконом он съел, поскольку практически ничего не смог запихнуть в себя за завтраком и обедом, а вот пирог… Юрка кинул взгляд на тощего забитого пацана, сидящего на другом конце стола. Тоша. Замученный, испуганный Тоша, который шарахался от любого громкого звука и спал не на кровати, а забившись в угол между шкафом и столом. Тоша, которому, по словам Хриса, осталось недолго. — Как я могу есть, пить, спать? А что мне еще остается? — мужчина криво улыбнулся и взял в руку маленькую кофейную чашечку. Проследив за его тонкими пальцами, Юрка, метнулся взглядом вверх по крепким рукам, выглядывающей из до неприличия растянутой майки мускулистой груди с проколотыми сосками, по шее, к которой с щек и подбородка спускалась темная щетина… Нет, все равно, вряд ли Хрису было больше тридцати. Он явно моложе, чем казался, а возраста добавлял этот взгляд обжигающих холодом ледяных глаз. Юрка подпер голову рукой и без энтузиазма уставился на кусочек пирога с шариком уже подтаявшего мороженого. Кормили здесь просто отменно, да и к тому же, всегда можно было заказать поварихе Эльке что-то эдакое. Но он не хотел ничего заказывать. — Десять лет… Я бы уже выпилился, — пробормотал Юра и услышал одновременный смешок Хриса и нервный всхлип Тоши. — Ну так выпиливайся, — с нескрываемым злорадством оскалился мужчина, — давай, вперед, раз ты такой слабак, что начинаешь ныть и думать о смерти всего после недели заключения. — Ты не понимаешь!.. — попробовал объяснить Юра, но ему и слова сказать не дали. — Я был здесь один, понимаешь? Целый год я был один! Со мной не разговаривали охранники, Эля, а Амир заезжал так редко, что я начал радоваться его визитам. Прикинь? Радоваться тому, кто запер меня здесь! Хрис помолчал, мрачно глядя в пустоту, а потом вдруг с силой смахнул свою тарелку и чашку со стола, так что они улетели в стену, оставляя кляксы на белых обоях. На грохот прибежала Эля, схватилась за голову, но не стала возмущаться, а просто пошла за совком, чтобы собрать осколки. Она даже ничего не сказала, видимо, привыкла к его выходкам, а может, просто он был неприкосновенной… собственностью? Юра посмотрел на сжавшегося в комочек Тошу, перевел взгляд на едва ли не рычащего от злости Хриса и тихо спросил: — И что, ты ни разу не думал о смерти?.. — Нет! — рявкнул мужчина, сжимая кулаки. — Я сильнее всех этих чертовых тюремщиков, сильнее Амира и не собираюсь подыхать! Я хочу жить! Я хотел жить, когда меня по кругу ебали во все дыры на том сраном недострое, я хотел жить, когда Амир запер меня здесь и до сих пор, блять, я хочу жить! Он дернулся, будто пытаясь встать, но силы покинули его, и он устало откинулся на спинку стула, а Юра… Юра не мог пошевелиться. «По кругу ебали во все дыры»? Кто? Когда? Что с ним, блять, случилось?! Стало вдруг стыдно за свое упадническое настроение. Действительно, с ним еще не случилось ничего фатального. Да, заперли здесь на неопределенный срок, но ведь это еще не конец. Руки-ноги целы, почки не отбиты, честь не пострадала. Юра посмотрел в пустые глаза Хриса и едва ли не захлебнулся в той боли, что плескалась в этих голубых омутах. Он протянул руку, накрыл бледную ладонь мужчины своею и с силой сжал его пальцы. — Мы справимся, — с улыбкой произнес он, понимая, что и сам начинает в это верить.***
— Руки убрал! — зарычал Юрка, отталкивая от себя тяжелого, как бетонная плита, охранника, что прижимался к нему со спины, будто желая втиснуть его в свой каменный торс. — Да чего ты ломаешься? — прошептал тот, продолжая тискать парня, зажимая в угол. — Давай по-хорошему? Пососешь и… — Сам пососи! — взвыл парень, дергаясь, как пойманная в силки птица. — Я не педик! Охранник рассмеялся, а потом положил свою лапу Юрке на пах, сжимая член до ноющей надоедливой боли. Юрка такого терпеть не стал. Не хватало еще, чтобы его всякие грязные извращенцы лапали. Он с силой ударил охранника в бок локтем и, видимо, совершенно случайно удачно попал. Тот охнул и, разозлившись, впечатал кулак в бок парня. — Отпусти! — уже всерьез заорал Юра, не понимая, почему не начал орать раньше. Может, потому что в подобную ситуацию никогда не попадал… — Блять, отпусти! Отпусти меня! Где-то на первом этаже хлопнула дверь, и на лестнице раздались торопливые шаги. — Что случилось? — встревоженно спросил Хрис. Охранник зарычал и со злости ударил Юрку кулаком под ребра еще раз, вышибая дух. Парень упал на пол, кашляя и задыхаясь, но Хрис уже был здесь, а значит… — Какого хера, Иван?! — Замолчи, шалава! — зашипел охранник и вдруг… Юрка заморгал, пытаясь прогнать пелену с глаз, но все равно скорее услышал, чем увидел, как Иван ударил Хриса по лицу. Мужчина отступил назад, прижимая ладонь к щеке, во все глаза глядя на разъяренного охранника. — Ты охуел? Кто тебе дал право меня бить?! — прошипел он, хватаясь рукой за стену, будто его ноги не держали. — Да Амир… — Давай, иди, жалуйся своему ебырю! — ухмыльнулся Иван, но, впрочем, попыток приблизиться не делал. — Ты же ему задницу подставляешь ради этого? Ради защиты? Неужели так круто сосешь, что он готов терпеть все твои выебоны? — Замолчи! — взвыл Хрис и, схватив парня за руку, помог подняться. — Ублюдок! Только когда они вдвоем закрылись в своей спальне, и Хрис обессиленно повалился на кровать, остановившимся взглядом пялясь в потолок, Юра тихо спросил: — Ты расскажешь ему? Ну, хозяину? — Нет, — прошептал в ответ мужчина. — Он убьет придурка за то, что тот поднял на меня руку. Они замолчали, думая каждый о своем. Во дворе залаяла собака, потом раздался звонкий щелчок открывающегося замка на калитке, а значит, пришла ночная смена. Юрка так глубоко погрузился в свои размышления, что и сам не заметил, как произнес с несвойственной ему жестокостью: — И пусть убьет… Хрис, кажется, совсем не удивился. — Я тоже желаю им смерти, но уже на моей памяти Амир убил достаточно людей. Некоторых лично. Каждое новое убийство, особенно, если оно является импульсивным решением, приближает его к тюрьме. Он повернул голову и посмотрел Юрке в глаза таким проникновенным взглядом, что тот нашел в себе смелость спросить: — Ты любишь Амира? Хрис хмыкнул, закусил губу, а потом резко поднялся с кровати. Сел, уперся локтями в колени, пристально глядя парню в глаза, и задал встречный вопрос: — Ты гей? Юрка изумленно приподнял бровь. — Нет, — осторожно произнес он, присаживаясь на край своей кровати напротив Хриса. — А ты? — И я не гей. Но здесь нет женщин. Эля и медсестра Ирка не считаются. Я десять лет не видел женщин, прикинь? Я и раньше-то, до «заповедника», с девочками только за ручки держался и целовался в щечки. Мне было семнадцать, когда я… — он вдруг помрачнел, видимо, вспоминая при каких обстоятельствах попал в заточение, — не важно… Я сплю с Амиром и мне это нравится. Вряд ли я смог бы получить подобный опыт, если бы не попал сюда. Но я бы предпочел не попадать, разумеется, только вот… — и он снова ненадолго завис, а потом повторил: — не важно. Забей. Слабо улыбнувшись его сбивчивой речи, Юрка протянул: — Ты волнуешься за Амира? Не хочешь, чтобы он попадал в тюрьму? — Я волнуюсь за себя, — поправил Хрис, — и за тебя теперь тоже. Амир защищает нас, создает нам все условия, но если с ним что-то случится, то нас убьют. Правда, быстро умереть не посчастливится, даже не надейся. Юра понял и без объяснений. Ему хватило приставаний Ивана, чтобы понять, какие люди здесь работают. — А Тоша? Он… — Ему осталось недолго, — спокойно произнес Хрис, не отводя взгляд. — Он слабый и уже на грани достаточно долго. А ты сильный, Юр. Уж поверь, я в этом разбираюсь. Ты выживешь.***
Порой Юрке казалось, что он сходит с ума, и все вокруг него тоже сходят с ума. Он пытался абстрагироваться, но Хрис не давал ему такой возможности. Его настрой будто катался на американских горках. После приступов уверенности и удовлетворенности жизнью наступала яма, и ее глубина определялась высотой, на которую поднималось настроение мужчины в предыдущую оптимистичную фазу. После почти недели энтузиазма и вдохновения, за которую Хрис и на гитаре Юрку учил играть, и в саду успел покопаться, и даже начал переоборудовать свою мастерскую, он вдруг резко упал духом. Все началось со сломанного генератора. Юрка проснулся рано утром от холода и ощущения чего-то тяжелого на себе. — Спи, — раздался голос Хриса. — Отопление отключили. Я тебя вторым одеялом укрыл. Но Юрка уже не мог спать. Он посмотрел на мужчину, мрачно расхаживающего из угла в угол комнаты в забавном зеленом свитере, и неожиданно хриплым голосом спросил: — У нас же индивидуальное отопление. — Ага, блять, — прошипел Хрис, пиная ногой валяющуюся на полу маленькую круглую подушку. — Все для нас! И, гневно бурча что-то себе под нос, он ушел в коридор, а Юрка провалился в сон еще на пару часов. Следующий раз его разбудила Эля. — Вставай, умывайся и спускайся к завтраку! — крикнула она, постучав в дверь кулаком. Вставать категорически не хотелось. Какая-то странная слабость поселилась в теле, и, полежав еще немного, прислушиваясь к себе, Юра вдруг осознал, что и горло как-то побаливает, и в носу чешется, да и голова какая-то тяжелая… — Этого еще не хватало! — воскликнул он сам себе, откидывая край одеяла. Было все еще холодно, а потому пришлось искать в шкафу теплые вещи. Когда он спустился вниз, стол уже был накрыт. Тоша сидел на своем месте, бездумно тыча вилкой в горку политых джемом оладушек, а вот Хрис просто пил кофе, демонстративно отодвинув от себя тарелку. — Доброе утро, — прохрипел Юрка, опускаясь на стул. — Ты простыл? — тут же спросил Хрис и протянул руку, коснувшись ладонью головы парня. — У тебя температура, — и, прежде чем кто-либо успел что-то сказать, вдруг рявкнул: — а я говорил, что добром это не кончится! Эля, — черт! — где генератор?! Они обещали купить его и привезти! — Не кричи! Олег Витальевич съездит вечером! — ответила Эльвира, ставя на стол вазу с виноградом и порезанными колечками апельсинами. Но Хрис уже завелся. — Нет, надо сейчас! Мы тут все околеем, пока он привезет генератор! Это же не шутки, черт возьми! Юрка заболел, ему нужно тепло! Он, наверное, из-за этой холодины и простыл… — Заболевают от вирусов, а не от… холода… — пробормотал Юра, но его никто не слушал. — Я не буду есть, пока не привезут генератор! — прорычал Хрис, еще дальше отодвигая от себя тарелку. Эля всплеснула руками и вскрикнула: — Опять начинается?! Чуть что, сразу голодовка! Что за детский сад, тебе сколько лет?! — Столько, что я половину своей сознательной жизни живу в этом доме! — завопил в ответ Хрис, отшвыривая чашку с недопитым кофе куда-то в сторону. Раздался звон разлетевшейся на куски керамики, а Юра вдруг отстраненно подумал, что скоро всю посуду придется заменить на пластмассовую, если Хрис продолжит разбрасываться ею. — Ну и не ешь! — фыркнула Эля, складывая руки на груди. — Ничего с тобой за один день не случится. — Ах так?! — голос Хриса стал капризным и повелительным. — Я хочу видеть Амира! Немедленно! Звони ему, пусть приедет, посмотрит на этот беспредел! — Амир Ахматович сейчас не в стране, — уже чуть более миролюбиво произнесла женщина, — он планировал навестить вас через пару недель. Будешь голодать все это время?.. — Буду и дольше, если потребуется! — гордо и величественно задрал нос Хрис и, встав из-за стола, ушел на второй этаж. Юрка уныло взглянул на свою порцию оладушек. Аппетита не было изначально, а уж после увиденного скандала так и вовсе затошнило, но Эля взирала на него так грозно, что он послушно взял в руку вилку и принялся есть. Когда он поднялся к себе в комнату, то застал Хриса в обнимку с гитарой. Тот перебирал струны пальцами, наигрывая что-то невыносимо печальное, и тихо подпевая: «Ты, мой лес и вода! Кто объедет, а кто, как сквозняк, проникает в тебя, кто глаголет, а кто обиняк…» Он вскинул на вошедшего Юрку печальные потемневшие глаза и чуть громче пропел: «…кто стоит в стороне, чьи ладони лежат на плече, кто лежит в темноте на спине в леденящем ручье…» Мелодия лилась через край. Юра присел на кровать, неотрывно глядя на изящные руки Хриса, терзающие струны требовательной любовью. Он пел и дальше, но парень его уже не слушал, погружаясь в свои невеселые мысли.***
— Что ты тут делаешь? — Юрка крепче сжал ладонями обжигающе горячую кружку с чаем и посмотрел на Хриса сверху вниз. Тот лежал на полу в гостиной, раскинув руки в разные стороны и пялясь остановившимся взглядом в потолок. — Мне скучно, — пробормотал он, скосив на Юрку глаза. Парень сделал глоток чая, поморщился от боли в обожженном нёбе и присел на подлокотник дивана. — Сколько ты спал? — Пару часов. Начинаю привыкать к головной боли, — вздохнул Хрис. — Не могу уснуть. — Не удивительно. Ты четвертый день не ел. Чего добиваешься? — Хочу, чтобы Амир приехал. — Соскучился? — ехидно поинтересовался Юрка и тут же прикусил язык, потому что Хрис вдруг резко поднялся на локтях, глядя на него укоризненным взглядом. — Прости. Он не хотел его задевать, делать больно, оскорблять, но в голубых глазах все равно засверкала обида. Юра пожалел, что вообще рот раскрыл. Они, вроде бы, успели подружиться, так что портить отношения было, откровенно говоря, страшно. Его сосед по комнате действительно был единственным, кто спасал от тоскливых мыслей, но он, к сожалению, оказался до крайности обидчивым. — Я не имел в виду, что ты по нему скучаешь. Вернее, я так сказал, но я не серьезно, я… пошутил… — промямлил парень и удивленно вскинул бровь, замолчав, когда увидел на губах Хриса добродушную улыбку. — Забей. Ты прав. Я соскучился по Амиру. Он редкостный мудак и беспринципная сволочь, но он фанатично в меня влюблен, и это даже льстит. — Но… — Но он мудак, — с нажимом повторил мужчина и нравоучительно пояснил: — Спустя годы понимаешь, что нужно брать от ситуации по-максимуму и не врать себе. Мне и так слишком многое не позволяется, чтобы еще и запрещать себе думать так, как хочется. У меня отобрали все: семью, друзей, свободу, но душу я отдавать не намерен. Я скучаю по Амиру, мне с ним комфортно и безопасно. Понимаешь? Юрка покачал головой и ничего не ответил. Они находились на разных полюсах, между ними было десять лет омерзительного опыта проживания в изоляции, которого лучше бы и не было вовсе. — Осуждаешь меня? — тихо спросил Хрис, отведя взгляд. Моргнув, Юра покачал головой. — Нет. — Хорошо, — все тем же задумчивым тоном произнес друг, поднимаясь с пола. — А смысл голодовки в другом. Они расслабились. Они относятся к нам, как к отребью. Они… — и Хрис, ничего не говоря более, не объясняя, кто же эти загадочные «они», направился прочь из гостиной. Юрка посмотрел ему вслед, но не окликнул, понимая, что у него от голода и бессонной ночи путаются мысли.