***
К внезапным пробуждениям непонятно где я уже привык. Сидя за одним из столиков на первом этаже, мне необходимо было решить несколько задачек по математике, после чего еще и прочесть заданную на дом литературу — всё это было выписано на отдельном листочке прямо передо мной. Тяжело вздохнув от безысходности, я откинулся на спинку стула, при этом повернув голову в сторону прилавка. Мама снова рассчитывала ту самую женщину, которая приходила вчера. Грызущий ногти мальчишка так же стоял рядом с дамой, увлеченно читая названия гарниров. В итоге он отвлекся на развязавшиеся шнурки кроссовок, долго смотрел на них, после чего всё-таки неумело зашнуровался. Выпрямившись, ребенок обратил внимание на мой пристальный взгляд и снова помахал рукой. Я механически помахал в ответ и вернулся к домашнему заданию. Спустя несколько минут меня уже тормошили за рукав кофты, настойчиво привлекая к себе внимание. Этим нарушителем личного пространства и душевного спокойствия оказался тот самый ребенок, смотрящий на меня почти что черными глазами. — Хён, — произнес он, протягивая ко мне руку. — Я Ким Тэ Хён. Давай дружить, хён? В удивлении приподняв брови, я медленно протянул руку в ответ, и в неё тут же вцепились пальцы этого мальчишки. Ребенок выжидательно уставился на меня, вылупив большие глаза. Наконец осознав, что от меня требуется, я произнес: — Мин Юн Ги, — так же раздельно, как того требует этикет при знакомстве. — Я присяду? — хоть мальчишка и был вежливым, задавая вопросы, но делал он то, что ему вздумается, не дожидаясь ответа. Усевшись напротив меня, Тэхён подтащил к себе одну из тетрадей и посмотрел на обложку. — Ого, хён, так ты скоро перейдешь в шестой класс! А я только в четвертый поступлю в этом году… — Радовался бы, что маленький еще такой, — фыркнул я, вновь уткнувшись в свои записи. — Зачем этому радоваться? — недоумевая, хлопал глазами ребенок. — Я хочу быть взрослым, чтобы всегда защищать младших брата с сестрой, а также маму и папу, когда они станут совсем старенькими. Защищать кого-то ведь здорово, правда, хён? — Ага, — я слушал его вполуха, на самом деле не собираясь играть в дружбу с этим мальчишкой. Понятия не имею, как себя нужно вести с детьми, да еще и такого возраста, да еще и будучи почти что одного с ними роста… — Хён, Юнги-хён, а ты кем стать хочешь? — коряво выражаясь, спросил мальчишка, нависнув над столом. — Композитором, — наконец-то найдя решение задачи, пробурчал я в ответ и закрыл тетрадь. Как хорошо, что «умения Цезаря» были у меня уже в этом возрасте. — Ого! — восхищенно пролепетал он, нетерпеливо заерзав на стуле. — Ты музыкант, да? А на чём играешь? А давно играешь? А что умеешь играть? — Помедленнее, пожалуйста, помедленнее, — не выдержав потока вопросов, грозно произнес я, но из-за детского голоса это даже на «грозно» не тянуло. Так, максимум «пискляво»… — Зачем тебе это знать? — Мне интересно, — пожав плечами, мальчишка всё-таки сел ровно, но стал раскачивать поочередно ногами взад-вперед. — Папа говорит, что люди, которых Бог наградил музыкальным слухом, очень одаренные. — Твой папа в чем-то прав, — как бы глупо не звучала эта фраза, но что-то в этом есть. Только вот в Бога я уже давно не верил. — Он во всём прав, — покачал головой, Тэхён. — Ведь он мой папа, а папа прав во всём. Я решил, что лучше ничего не говорить в ответ, чтобы не разочаровать мальчишку в собственном выдуманном мирке. Да и вряд ли он станет меня слушать, раз уж настолько сильно верит в собственного отца. Просто пожав плечами, я составил все свои пожитки в стопку и слез со стула, собираясь на второй этаж. От нового знакомого раскалывалась голова и скрипели зубы — как бы ненароком не отматерить его при свидетелях… — Мам, я наверх, — проходя мимо прилавка, произнес я. — Хорошо, милый, — всё-таки закончив свою болтологию, ответила мама. — Была рада вас увидеть сегодня, госпожа Ким. — Я тоже рада этой встрече, госпожа Мин, — женщины раскланялись, после чего каждая из них разошлись по своим делам: одна из них на кухню, а вторая на выход из ресторана. Тэхён пошел за своей матерью, периодически поворачиваясь в мою сторону и махая рукой на прощание. Этот странный ребенок умудрялся одним лишь своим присутствием выводить из равновесия, а про его болтовню — и говорить нечего… — Юнги-а, ты еще внизу? — оказывается на кухне всё это время торчал отец, не желающий, видимо, встревать в женские беседы. Папа вышел к прилавку и взглянул на меня так, словно я уже что-то успел натворить. — Ты все уроки сделал? — Мне осталось только прочесть книжку, — показывая на оную в своих руках, спокойно ответил ему. — Ну-ка дай мне тетради, — потребовал он. Я молча передал всё отцу, будучи немного удивленным от его требовательного тона. Раньше он никогда не проверял мою домашку, оставляя эту «мутотень» маме. Видимо в этой версии реальности у него было другое представление о воспитании своих детей. Потратив от силы минут десять на проверку, он довольно покивал головой и отпустил с миром, наказав потом пересказать прочитанную мной книгу. Читал я достаточно быстро, да и, если честно, на память обычно не грешил. Но после всех этих недельных скитаний по сюжетам, в которых меня сопровождают люди, о существовании коих я даже и не подозревал, мне явно стоит провериться у врачей. Особенно у психиатра. Поднявшись наверх, я свалил макулатуру на стол в своей комнате и рухнул на кровать, мечтая о том, чтобы моя школьная жизнь не мешала проводить время с семьей. Но, видимо, у сценариста на меня были другие планы, так что против воли пришлось брать книгу в руки и читать, читать, читать… Через часа два я уже просто со вздохом облегчения закрыл книгу и поплелся вниз, дабы отчитаться перед отцом и получить порцию внимания от мамы. Размышляя над этим, меня на автомате несло к лестнице, у которой и остановился, услышав странные возгласы. — Футболка, Джунги-а? — с какой-то странной иронией в голосе произнес отец. — Ты потратил эти деньги на брендовую тряпку? — Прости, пап, — промямлил брат. — Мы с Сокчон-ши просто гуляли по магазинам и… Не знаю почему, но спускался я по лестнице вниз на цыпочках, боясь привлечь к себе внимание ругающегося отца. Когда мне удалось бесшумно достичь последней ступени, моему взору предстала нелицеприятная картина: отец со звонким хлопком отвесил Джунги-хёну оплеуху. По телу пробежали мурашки, а сердце замерло. Я множество раз был свидетелем словесных разборок отца с матерью, но ни разу он не позволял себе рукоприкладства. Это напомнило об агрессивном отношении ко мне от старшего брата, который сейчас трясся перед главой нашего семейства, как и я когда-то перед ним. На это было невозможно смотреть… — Ты вернешь её, — обратно надев бесстрастную маску на лицо, отец указал в сторону выхода из ресторана, ожидая мгновенного послушания. — А вырученные деньги отложишь на курсы. Тебе через несколько лет поступать в колледж, сын, относись к этому с должным вниманием. — Но я хочу унаследовать семейный ресторан, зачем мне колледж?! — вспылил брат. — Айгу! — даже на таком расстоянии чувствовалась угроза от него. Мама безвольно в это время мялась у одного из столов, не решаясь перечить мужу. — Где твои хваленные мозги, Джунги-а?! Как я на необразованного сопляка ресторан повешу? Ты думал об этом? Если хочешь унаследовать бизнес, то учись как следует. Иначе такими темпами я его Юнги-ши отдам, как более способному и образованному! Делай выводы сам. Так же тихо вернувшись на второй этаж, я бездумно поплелся обратно в свою комнату, боясь навлечь на себя гнев отца. Нет, это не «Утопия» — просто очередная её подделка. Ругань и здесь преследовала меня, но приобрела уже немного иной характер — внимание главы семейства было направленно на детей. Этого я и боялся, когда на второй неделе своего пребывания в ином мире жил с родителями. Но если тогда мне позволили увидеть идеализированную версию своей семьи, то сейчас показывали её обратную сторону. И это пугало. На данный момент мне больше всего хотелось просто заснуть и проснуться в следующем дне: сесть на скамейку в больничном коридоре рядом с Чимин-ши, поговорить с Хосок-ши о лирике или поесть рамёна с Сокджин-хёном — неважно, но лишь бы не здесь. Закрыв глаза, я постарался представить хоть кого-нибудь из своих спутников по предыдущим сюжетам, но перед глазами был лишь мрак, навевавший уныние. Просто смените этот день на следующий, прошу…***
Эта зима выдалась достаточно теплой даже для Южной Кореи. Сегодня у сценаристов был запланирован дождь на вторую половину дня: прямо сейчас это передавали по радио, которое не замолкало в течение всего рабочего времени нашего ресторанчика. Странно было слышать слова радиоведущей и при этом смотреть на чистое, ясное небо Тэгу, сидя за столиком прямо у окна. Смазанные фигуры людей спешили по своим делам, кто-то из них даже успел прихватить с собой зонтик, а кто-то шагал по мостовой в капюшонах, ожидая осадков с минуты на минуту. А я лишь ждал, когда что-нибудь произойдет. За этим гребаным столом моя детская туша сидела уже не первый час, время близилось к обеду, но ничего пока что не случилось. «Никаких сюжетных продвижек, капитан, мы снова осели на мели». И как бывает подобное в дорамах, перестукивая каблуками дорогих туфель, в наш обнищавший ресторан зашла она: красивая, ухоженная женщина, мать троих детей, отличная жена и просто приятная в общении особа. А следом за ней, перепрыгивая с одной плитки пола на другую, плелся её сын — Ким Тэхён. И на что мне подобный спутник к этому сюжету? Я совершенно не понимал логики происходящего, и если в первые две недели можно было предположить хотя бы примерную причину развернувшейся картины, вычислить задачу своего пребывания на общем полотне, то предыдущая и эта недели ставили меня в тупик. Какой толк от этого времени и общения с Чимином и Тэхёном? Мне не под силу было этого понять. Или же я попросту не хотел воспринимать их всерьез? — Привет, Юнги-хён, — отлипнув от матери, мальчишка уселся за мой столик точно так же, как и вчера, активно болтая ногами. — Что делаешь? — Думаю о тщетности бытия, — как странно, что подобное мне позволялось произносить. Видимо сценаристу надоело всё время перехватывать управление в свои руки, поэтому допускает такое поведение. — Это звучит плохо, — скривился Тэхён. — Лучше думать о хорошем, так бабушка моя говорит. — Теперь уже бабушка… — прошептал я, вновь уткнувшись в окно. Этот ребенок слишком помешан на своих родственниках, что, почему-то, неимоверно бесило меня. Мальчишка замолчал, не собираясь как-либо комментировать мои слова, если, конечно, вообще их расслышал. Наши матери вновь затянулись в продолжительном разговоре, когда как отец поехал на доставку заказа, а старший брат… Снова свалил куда-то с неким Сокчон-ши. Наверно это его одноклассник или кто-то из друзей, но не в этом суть. Он вновь ушел, наплевав на указы отца и просьбы матери. Его поведение оставляло желать лучшего. Ну, а мне ничего другого не оставалось, кроме как сидеть и смотреть на прохожих, смазанные фигуры которых мелькали перед глазами подобно мазкам масляной краски, наложенным друг на друга неумелым художником. На настенных часах секундные стрелки отбивали четкий ритм, умудряясь своим звучанием пробиться сквозь какофонию запевшего радио и смеющихся женщин. Очередная секунда — несколько дождевых капель ударяется о стеклянную витрину «Семейного ресторана Мин». Ясное небо затянулось серыми тучами, окутывая город меланхоличной симфонией начавшегося дождя. Прекрасный февральский день в Тэгу. — Красота, — восхищенно протянул Тэхён, уткнувшись лбом прямо в стекло. — Хён, хён! Смотри, какая красота! — Это обычный дождь, — безразлично произнеся это, я уже собирался было уйти на второй этаж, но следующая фраза мальчишки меня остановила. — Дождь не бывает обычным, — отлипнув от витрины, серьезно сказал ребёнок, потирая замерзший лоб. — Дождь всегда разный и никогда не повторяется. — И что это значит? — Дождь бывает кратковременным, бывает долгим, бывает мелким, бывает крупным, а иногда он — ливень, или просто морось. А иногда он идет со снегом вместе, или испаряется даже не успев долететь до земли. А иногда дождь не приходит совсем, отчего сохнет земля и гибнут растения. А еще дожди не идут в одном и том же месте в одно и тоже время. Дождь всегда разный, — с видом великого мудреца изрек мальчишка, скрестив руки на груди. — Тебе так родители сказали? — усмехнулся я, все-таки направившись в сторону лестницы. — Собственные наблюдения, — всё тем же тоном сообщил Тэхён, почему-то последовав за мной. — Ты куда? — остановившись от его наглого преследования, у меня руки чесались отвесить ему подзатыльник. Но рядом были наши матери, не хотелось портить карму «гениального ребенка» битьем младенцев прямо перед ними. — А ты куда? — не унимался мальчишка. — Домой. — Можно в гости? — присосавшись ко мне пиявкой, трещал Тэхён. — Можно? Я спрошу у мамы, можно мне к вам или нет, подожди немного. И за что мне это наказание?! Оставшись стоять на месте, я с мученическим выражением на лице наблюдал за мило щебечущими дамами и этим мальчишкой, напрашивающимся в гости. И, кто бы мог подумать, с превеликим великодушием моя мама дала согласие, сославшись на сильный дождь и возможность намочить ботинки. — Милый, потренируйся игре на клавишных тогда, — и это излюбленное женское хвастовство друг перед другом: «у чьего ребенка пиписька больше»… — Надеюсь, вы хорошо проведете время. — Ага, — теперь прочь на второй этаж, пока им в голову еще чего-нибудь не взбрело. Мальчишка шел за мной следом, шумно опуская ноги на каждую ступень лестницы, словно он пытался их проломить. Я терпеливо пропустил Тэхёна в квартиру, закрывая дверь второго этажа на ключ, и без всякого желания поплелся к пианино. Старый друг одиноко стоял в зале, покинутый всеми с самого утра. Барабанящие по стеклу дождевые капли лишь добавляли этой картине мрачных красок, нежели делали её свежее. — Ого, ты и правда на нем играть умеешь? — восхищение в темных глазах мальчишки напомнило мне глаза Чимина. В этот момент даже показалось, что я разговариваю с одним и тем же человеком, что, на самом деле, не являлось правдой. — Да, уже не первый год учусь, — это не было хвастовством. Просто констатация факта. — Можно послушать, как ты играешь? — усевшись на один из табуретов, нетерпеливо заерзал ребенок. Ничего не ответив, я просто уселся на второй табурет и поднял крышку пианино. Ряд из пятидесяти белых и тридцати пяти черных клавиш приветствовал нас своей временной беззвучностью и статичностью. Просто поочередно проиграв несколько аккордов, переходя с большой октавы на малую, я с интересом взглянул на своего замолчавшего слушателя. Тэхён завороженно следил за моими пальцами, что продолжили перебегать с одной октавы на другую, умело комбинируя аккорды с импровизированными переходами, придавая заученной до дыр простенькой мелодии особое звучание. Под капли дождя, что продолжали следовать своему хаотичному ритму, недолгая партия подошла к своему завершению, заглохнув на нескольких минорных аккордах, растворившись в наступившей тишине призрачными отголосками. Мы сидели молча, боясь заговорить и прервать эту уютную атмосферу, идеальную и волшебную, ни на что непохожую — как и сам дождь, что, по словам Тэхёна, никогда не повторяется. Сейчас его слова не казались мне детской наивной глупостью, сказанной вслух ради поощрения со стороны взрослых, нет. Это были слова наблюдателя, желавшего понять этот мир. Обратив внимание на вновь загрызшего ногти мальчишку, я без слов просто взял его за руку и опустил ту вниз, чтобы ребенок перестал дробить зубами бедные пальцы. Улыбнувшись, Тэхён сцепил руки в замок и начал болтать ногами. Какой же непоседливый ребенок… — Мне понравилось, — всё-таки на выдохе произнес он, нарушив тишину. — Да, мелодия и правда красивая, — пожав плечами, я просто опустил крышку пианино обратно, собираясь спуститься вниз. Казалось, что мы сидим здесь уже как минимум час. — Я не про мелодию, — покачал головой мальчишка, робко положив свою ладонь на лакированную поверхность инструмента. — Тогда про что? Тэхён широко улыбнулся, промолчав. Этот ребенок казался мне через чур странным, непонятным, необычным… И эта самая необычность была своего рода магнитом, неумолимо притягивающим к себе всякого, кто заговорит с ним. Что же от меня хочет сценарист? Что я должен сделать и какой урок вынести в итоге от общения с этим несмышленышем? Надеюсь, мне дадут подсказку… Хоть какую-нибудь, но подсказку.***
Холодно. Глаза слипаются из-за намокших ресниц, губы дрожат, мурашки раз за разом пробегаются вдоль позвоночника, сердце бешено колотится в груди. Я с силой разлепляю веки, чтобы увидеть место, в котором произошло мое очередное пробуждение: промокшие кроссовки погружены в лужу, по пустынному проулку проехал легковой автомобиль, подняв волну брызг в мою сторону, вечерний сумрак рассеивался уличными фонарями и светом из окон домов. В моей руке был скомкан лист, исписанный целиком сверху донизу словами, которые не удавалось разобрать — текст плыл, строчки перескакивали с одной на другую. Где я, чёрт возьми, очнулся, и что со мной происходит?! — Юнги-хён?.. — смутно знакомый голос окликнул меня со спины столь внезапно, что я вздрогнул, резко оборачиваясь лицом к позвавшему меня. Крепко держа в руках зонт, безмолвной статуей стоял Тэхён, с легко читаемой озадаченностью смотря на меня. Затем он неуверенно сделал первый шаг, за ним — второй, третий, четвертый… Мальчишка шел ко мне, всё ускоряя и ускоряя шаг, пока не достиг меня и не укрыл от непрекращающегося дождя своим зонтом. Только сейчас я осознал, что промок до нитки с головы до ног… — Ты в порядке? — спросил он, пытаясь всунуть в мою руку зонт, но пальцы меня совершенно не слушались. — Подержи, пожалуйста, хён. Преодолев свою слабость, я всё-таки сжал в ладони рукоять зонта и переступил с ноги на ногу, пытаясь хоть как-то почувствовать заледеневшие ступни. Мальчишка стянул с себя шарф и тут же обернул его вокруг моей шеи, даже немного закрыв лицо. Без каких-либо вопросов он просто схватил меня за руку и повел вдоль улицы, непонятно куда и зачем. Я не стал противиться, вновь поддавшись течению сюжета: первое правило иного мира — делай то, что тебе говорят. А шли мы недолго (или всё-таки долго?), вплоть до двухэтажного дома, которого совершенно не помню в родном районе. Возможно, я и вовсе не был рядом с «Семейным рестораном Мин»?.. Мальчишка с силой затащил меня во дворик у самой постройки, упрямо продолжая идти к главному входу в дом. Залаяли собаки, какое-то копошение было по обеим сторонам двора, по ушам прокатилось утробное рычание. Под сильным дождем, находясь вдали от родного дома, окутанный сумраком и оглушенный лаем собак — такое могло бы подойти для описания какого-нибудь триллера, в котором мне совершенно не хотелось бы участвовать. Позвенев ключами, Тэхён всё-таки отворил дверь и первым зашел в холл, тут же включая свет. Я неуклюже завалился следом, складывая зонт и попутно стаскивая с себя кроссовки. Носки были настолько промокшими, что с них непрестанно капало, отчего по паркетному полу разносился довольно неприятный и звонкий хлюпающий звук. — Я тебе дам сменную одежду, — тем временем сказал ребёнок, проводив меня в ванную и включив горячую воду в душе. — Обязательно прими ванну, иначе простынешь. Потом я напою тебя чаем с имбирём по рецепту моей бабушки. Полотенце здесь, тапочки тоже сейчас принесу. И выйдя из ванной комнаты, он оставил меня наедине с самим собой — опустошенного и совершенно непонимающего, что происходит. Скинув мокрую одежду прямо на пол, я встал под горячий душ, и у меня тут же перехватило дыхание оттого, насколько это было блаженное и непередаваемое ощущение. Тело пробрало от дикого контраста обжигающей воды и промерзшей кожи, которая медленно, но верно оттаивала. Но даже такое наслаждение не могло длиться вечно, так что я, шмыгая носом, оделся в предоставленную Тэхёном одежду и вышел из ванны, пытаясь взглядом отыскать юного хозяина этих хором. Где-то наверху уже шумела стиральная машинка, а на первом этаже жужжал включенный фен. Решив для начала проверить первый этаж, я последовал на жужжащий звук и пришёл в зал, посреди которого стоял низкий стол, за коим и сидел Тэхён. — Спасибо за душ и одежду, — перекричав шум устройства в его руках, поблагодарил его я, чувствуя некую неловкость. Затем, всё-таки взяв себя в руки, уселся рядом с ним за столом. — Что ты делаешь? — Я нашел её в кармане твоих штанов, — выключив фен, мальчишка придирчиво оценил состояние кое-как разглаженного листка бумаги и отрицательно покачал головой. — Только вот просушка ничем не помогла — текст совсем расплылся… Надеюсь, там ничего важного не было? Хотелось бы и мне это знать. Просто пожав плечами, я подтянул лист к себе и вздохнул. Теперь прочесть что-либо вообще не представлялось возможным. — Почему ты был там? — положив голову на столешницу, спросил мальчишка, смотря прямо в мои глаза. — Дождь идёт с самого утра, ты не мог не знать о том, какой на улице ливень. Значит выбежал из дома, не позаботившись о себе… Что-то случилось, но ты не подаешь вида. Ты странный, Юнги-хён. И это я-то странный? Но, должен признать, логическую цепочку он выстроил достаточно простую и верную, так как его слова наводили на определенные мысли. Что-то произошло еще до моего пробуждения, значит какую-то информацию сценарист решил утаить от меня или же посчитал неважной. Но первый вариант более вероятен, нежели второй. Задумавшись над возможным стечением обстоятельств, я выпал из реальности минут на десять, совершенно не замечая того, что происходит вокруг меня. Мысли прошивали сознание насквозь, выстраивая предположительные сцены сценарного безумия, создавая картину хуже предыдущей, извращая события всё большим количеством нелицеприятных деталей. А что если произошла драка между отцом и старшим братом, из-за чего кто-то из посетителей ресторана вызвал полицию и всех увезли в участок для разбирательств, оставив меня одного? А что если мой отец выехал на доставку, но попал в аварию из-за столь ужасной погоды? А что если я сбежал из дома из-за того, что отец решил выбить из меня всю дурь? Последнее меня и пугало, и прельщало одновременно. Хоть получить взбучки от отца и было страшно, но зато с ним ничего бы не случилось. Это был бы лучший вариант из всех возможных, но почему-то и в это верилось с трудом. Как мне выяснить причину и что делать дальше? Неужели таким образом кукловод решил направить меня в нужное русло сюжета, подсказывая через Тэхёна? Сосредоточив взгляд на мальчишке, я удивленно захлопал глазами, не увидев того на прежнем месте. На плечи легло что-то прохладное и тяжелое, после чего на стол был поставлен ароматный зеленый чай. — Вот, чай с имбирем по бабушкиному рецепту, — улыбнулся Тэхён, снова усаживаясь на пол. — И одеяло, чтобы ты быстрее прогрелся, хён. Бабушка меня всегда укутывала в одеяло, когда я простужался. — Спасибо, — искренне поблагодарил я, делая первый глоток. Горячий пряный напиток прокатился по горлу и буквально обогрел все органы изнутри, пробирая чуть ли не до костей. — Ого… Тэхён улыбнулся своей фирменной широкой улыбкой, наблюдая за мной. Какой странный и простодушный ребенок. Мальчишка сидел рядом, напевая себе под нос какую-то песенку, когда как я обдумывал вариант с телефонным звонком домой. Но почему-то было страшно, особенно от той мысли, что трубку может взять отец. И отчего у меня возник такой страх перед ним? Да, он стал более черствым, но тирании за ним не наблюдалось. Или я чего-то не знаю? — Медвежонок, мама дома, — вдруг открылась входная дверь и по коридору пронеслось перестукивание каблуков женских туфель. Мама Тэхёна вернулась домой, скорее всего не ожидая увидеть здесь нежданного гостя. — Не успела зайти в ресторанчик семьи Мин, так что сегодня обойдемся без выпечки… — Мама, прости, что вот так без предупреждения, но я встретил Юнги-хёна на улице, — затараторил мальчишка, вскочив на ноги. Я тоже принял вертикальное положение и низко поклонился. Всё-таки моё пребывание здесь и правда было незапланированным, отчего неловкость только нарастала. — Он заблудился… И весь промок… Он может ненадолго остаться у нас, пока его не заберут родители? — Да, конечно, — как-то слишком легко и быстро согласилась госпожа Ким, просто покивав головой и направившись в сторону лестницы на второй этаж. — А Юнги-ши уже звонил домой? Нужно предупредить госпожу Мин, что он сейчас у нас, время же позднее. Тэхён вновь заулыбался во весь рот, словно выиграл спор на пару десятков тысяч вон, после чего побежал за телефонной трубкой. А я бессильно опустился на пол, чувствуя большую нервозность от происходящего. Вроде всё хорошо и спокойно, но сердце продолжало бешено биться в груди, не замедляя свой темп. Вся эта суматоха кружила голову и не позволяла спокойно мыслить, отчего уровень беспокойства лишь возрастал. Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, я сделал еще один глоток из кружки и постарался собрать мысли в кучу. Надо было поговорить с родителями, и чем раньше — тем лучше. Только вот Тэхён не спешил возвращаться в зал вместе с телефоном, так что я посильнее укутался в одеяло и сам пошел на его поиски, не в силах унять собственную нервозность. На втором этаже всё еще шумела стиральная машинка, но помимо этого были слышны и голоса хозяйки дома и её сына. Решив подняться наверх, я старался бесшумно преодолеть все ступеньки, с каждым шагом все отчетливее и отчетливее слыша их разговор. — Тэхён-а, он же не бродячая собака, а человек, — госпожа Ким держала в руках телефонную трубку, нажимая одну цифру за другой. — Я горжусь тем, каким добрым и отзывчивым ты растешь, медвежонок, но также нужно знать, кого ты впускаешь в свой дом. Особенно очень чутко нужно ощущать то, кого ты пускаешь в свое сердце и душу. Тогда, сынок, мама будет меньше переживать за тебя. — Хорошо, мам, я понял, — понурив голову, мальчишка вновь начал грызть ногти. — Но, Юнги-хён хороший, я знаю… Точнее чувствую. Ему нужна была помощь, а мы можем ему помочь. Разве это плохо? — Нет, это не плохо, просто… — не успела женщина договорить, как из трубки донесся другой голос. — А, госпожа Мин? Здравствуйте, вас беспокоит госпожа Ким. Да-да, сегодня не успела к вам зайти… Госпожа Мин, мой сын встретил на улице вашего младшего сына, он заблудился… Да, Юнги-ши у нас дома. Что?.. Ох… Да, я поняла. Конечно, госпожа Мин, не переживайте. Тогда завтра мы к вам зайдем в первой половине дня, хорошо? Да, мой сын уже позаботился об этом. Хорошо, госпожа Мин, тогда до завтра. Я ничего не понял из её разговора, но решил, что ничего страшного не произошло, так как женщина не была особо эмоциональной при диалоге. Стиральная машинка запищала, сигнализируя об окончании стирки, так что мне нужно было поскорее спуститься обратно вниз, пока госпожа Ким и её сын не заметили чужого присутствия. — Мам, всё в порядке? — обеспокоенно спросил Тэхён, удаляясь куда-то вглубь второго этажа, следом за своей матерью. — Надеюсь, что да, — это были последние слова, которые удалось мне расслышать. Ступив на пол первого этажа, я замер, осознавая, что мама Тэхёна на самом деле беспокоится и чего-то не договаривает, видимо, чтобы не расстраивать сына. Эта мысль лишь ускорила ритм моего сердца, а тянущее чувство беспокойства целиком завладело моим сознанием. Усевшись на последнюю ступень лестницы, я беспомощно уронил голову на колени и закрыл глаза. Было страшно думать о том, что случилось и что может произойти. В этой версии мира от меня ничего не зависит, ведь ребенок ничего не может сделать. Здесь я всего лишь ребёнок…***
С хлопком входной двери дома семейства Ким открылись и мои глаза. Стоя на крыльце, я с удивлением смотрел на окружение, не понимая, когда триллер смог преобразиться в типичную повседневность. Во дворе радостно лаяли собаки, желавшие поиграть с хозяевами, прыгая по лужам и поднимая волны брызг. Ясное чистое небо Тэгу вновь нависало над нами, неприкрытое даже десятком облаков. Этот день слишком сильно контрастировал со вчерашним, но, наконец-то, мне удалось ощутить покой на сердце. К слову, мама Тэхёна оказалась весьма милой и дружелюбной особой, предпочитавшей больше слушать, нежели говорить. А если она и намеревалась что-либо сказать, то слова её были весьма прямолинейными. И она совершенно не видела разницы между своим ребенком и чужим. От слова «совсем». — Юнги-ши, — уже ступая по улице, видимо, ведущей в наш родной район, заговорила госпожа Ким, — ты ведь понимаешь, что твои родители будут расценивать такой поступок, как побег из дома? Ты уже придумал, что скажешь им? Знать бы еще, что именно случилось вчера, из-за чего я оказался в подобной ситуации. Отрицательно покачав головой, мне хотелось просто услышать заготовленный сценаристом ответ и смириться с ним. Сколько дней осталось до конца этой свистопляски? Два дня, не считая этот. Два дня — и можно будет снова спрятаться в своей однушке от чужих глаз, чужих матерей и их странных детей. — Давай так, — всё-таки решила мне помочь мама Тэхёна, протягивая каждому из нас руку. Мы уже стояли у пешеходного перехода и ждали смены цвета светофора, чтобы перейти дорогу. Вспомнив о том, что мне всего лишь почти что одиннадцать лет, я вложил свои пальцы в её ладонь, собираясь запомнить каждое её слово. — Когда ты увидишь маму и папу, то искренне извинись перед ними за доставленное беспокойство. Скажи им, что очень сильно их любишь и не хочешь повторно делать их сердцам больно. Тогда они смягчатся и простят тебя. — Но… Что если они не захотят слушать меня? — голос дрогнул, когда я вспомнил схожую ситуацию из своего реального мира. Выставляя мои вещи на улицу перед рестораном, ни отец, ни мать даже не посмотрели мне в глаза перед тем, как закрыть двери в родной дом навсегда. — Родители всегда слушают своих детей, — улыбнулась госпожа Ким, опустив руку и потрепав меня по волосам. — Но они ждут правильных слов от своих чад. Стал бы ты слушать младенца, который еще не научился говорить? Ты просто дашь ему бутылку молока, чтобы он перестал плакать. Но как только ребенок скажет свое первое слово — тогда-то к нему и начнут прислушиваться, желая узнать, каким будет его следующее слово. Для родителей родной ребенок всегда будет казаться младенцем. Неважно, сколько ему лет — пять, пятнадцать, двадцать пять или тридцать пять. Ведь он родной ребенок, от которого хочется услышать правильные слова. Молча кивнув в ответ, я задумался над тем, чего же от меня хотели услышать родители в реальном мире? Каким бы ребенком я не был, они все равно закрывались от меня и моих слов, полностью погруженные в дела ресторана и обучение Джунги-хёна. Ни отец, ни мать ничего не сказали, когда я в четырнадцать устроился на подработку, чтобы заработать себе на дешевый синтезатор и потрепанный временем микшер. Ничего не сказали, когда в пятнадцать лет увидели меня с сигаретой в руках. Ничего не сказали, когда меня шестнадцатилетнего побитым и в стельку пьяным привезли в участок, после чего родителям пришлось выплатить штраф. Они никогда и ничего не говорили, просто молча наблюдая за тем, как я гибну от собственных пороков. Именно в эти минуты молчания требовалось сказать что-то из серии: «простите меня; я люблю вас; я больше так не буду»? Если так, то им не повезло — подобного от меня не услышать… Или всё-таки стоит попробовать сказать эти слова? Взяв меня за руку, Тэхён отвлек от выстроенного мыслительного процесса и ободряюще улыбнулся. Интересно, чтобы со мной произошло, если бы этот ребенок не заметил меня на улице вчера? Рано или поздно там проехал бы полицейский патруль, из-за которого у родителей были бы неприятности. Либо меня могла бы заметить какая-нибудь крышующая район банда, а там уже все куда как страшнее… Кому в таком случае стоит сказать «спасибо» за столь удачное стечение обстоятельств? Тэхёну или сценаристу? Или им обоим? Хах… Какая глупость… — Чем больше переживаешь, тем быстрее стареешь, — продолжая улыбаться, сказал мальчишка, отчего вызвал смех у своей матери. — Лучше продолжать мечтать и быть ребенком, тогда мир будет казаться еще больше и ярче. — Разве мечты способны спасти человека от реальности? — усмехнулся я, пытаясь вырвать свою руку из его цепкой хватки. — Разве реальность способна существовать без мечты? — парировал Тэхён, сказав это очень тихо. — Слишком умные слова для девятилетнего мальчишки, — так же шепотом ответив ему, я вновь совершил попытку выпутаться из его пальцев, что мне, наконец, позволили осуществить. — Слишком много горького опыта для одиннадцатилетнего мальчишки, — сунув руки в карманы штанов, Тэхён вновь улыбнулся, обратившись уже к своей матери. — Мама, а мы купим вкусных хоттоки в «Семейном ресторане Мин»? Так холодно, что хочется чего-нибудь горячего и сладкого. — Конечно, медвежонок, — с легкостью согласилась она, после чего все мы погрузились в томительное молчание, нарушаемое лишь стуком каблуков и проезжающими по главной дороге машинами. Мир был огромным, но не для меня. Его рамки сузились до нашей троицы, продолжавшей свой путь к дому, из которого я вчера сбежал. Вокруг — лишь смазанные лица прохожих и чужие дома, искаженные голоса жителей этого города и пение птиц, ожидающих прихода весны. Разве мир может быть больше, если ты вечно погружен в себя и не видишь ничего дальше собственного носа? Даже если я вернулся в свое детство, даже если мой рост не превышает метра и двадцати сантиметров, даже если размер моих ног слишком мал, разве мир стал от этого больше? Нет, он остался таким же крохотным, каким и был… Потому что я не хотел выходить за его рамки, которые сам же обозначил. А чтобы сделать шаг в неизвестность, нужно быть либо отчаянным, либо бесстрашным. Как же стыдно признавать свою трусость в такой момент… Особенно мне стало страшно, когда мы дошли до «Семейного ресторана Мин». Табличка «открыто» уже висела на двери, но передо мной снова выстроилась та самая устрашающая стена, выложенная из кирпичей ненависти, презрения и отчужденности. Стена, которую я выстроил саморучно, вновь приветствовала меня, не позволяя сделать и шагу дальше. Госпожа Ким уже толкнула дверь вперед, спокойно пройдя в ресторан и ожидая, когда за ней пройдем и мы с Тэхёном. И если этот ребенок бесстрашно шел за своей матерью, то мне было страшно переступить через себя. — Юнги-хён, пойдем скорее, — пальцы Тэхёна сжали мою ладонь, после чего, шаг за шагом, этот мальчишка затащил меня внутрь ресторана. Для него это было легко, ведь ему не нужно было разрушать мою стену. Это сделать нужно было лишь мне. Дверь закрылась и пути обратно уже не было. Перестукиванием каблуков сопровождался каждый шаг госпожи Ким, что не вписывался в ритм играющей по радио мелодии. И мы с Тэхёном следовали за ней, с совершенно разным представлением о том, что же будет дальше. Этот ребенок продолжал улыбаться, видя мир в розовых очках своего наивного возраста, а я лишь ждал взбучки от отца, теперь зная о его нраве и тяжелой руке. Что же победит в этом дне: розовые очки или реализм? — Ох, госпожа Ким, как же я вам рада! — выйдя с кухни, мама тут же бросилась в нашу сторону, низко кланяясь матери Тэхёна и неумолимо надвигаясь на меня. — Юнги-а, мой маленький гений, зачем же ты так поступил с мамой?! Как же я переживала!.. Ох, Юнги-а, как же я переживала… Она плакала. По её щекам текли слезы, но губы все равно были растянуты в счастливой улыбке. Я впервые видел то, как мама плачет… Точнее впервые не слышал горьких рыданий, не слышал причитаний о том, что такая жизнь душит её. Она плакала от радости, что со мной всё в порядке… Разве такое возможно? Ком подкатил к горлу, мне стало тяжело дышать. Глаза застелила пелена слёз, а сердце с трудом совершало удар за ударом, трепыхаясь в грудной клетке подобно подстреленной птице. Мама прижала меня к себе, пальцами зарываясь в волосы — у меня не было выхода, кроме как сказать те самые слова: — Прости, мам, — даже не понимая, что уже реву как маленький ребенок (хоть сейчас я и был мелким мальчишкой), я прижался к ней сильнее. Ведь это именно то, что мне следовало сказать в пятнадцать лет? То, что я должен был сказать в шестнадцать? Это то, чему меня не научили и то, чему я должен был научиться сам — просить прощения, если виновен. — Прости мам, я правда не хотел, прости меня, пожалуйста. — Простите, госпожа Ким, что доставили столько неудобств, — голос отца был приглушен из-за наших с мамой всхлипываний, но все же его можно было расслышать. — Надеюсь, наш сын не доставил вам слишком много хлопот?.. Желаете чего-нибудь отведать? Любой каприз за счёт нашего заведения! — Хотток, хотток, — зашептал Тэхён так, что, казалось, его не услышал бы только глухой. Это вызвало смех у всех присутствующих на данный момент в ресторане. Точнее только у наших семей. — Что я такого сказал, мам? На улице же холодно, а хотток горячий и вкусный… Я был благодарен семейству Ким за ту помощь, которую они нам оказали. На самом деле меня попросту могли отвести в участок и сдать как потерянного ребенка, после чего штраф был бы выписан моим родителям. Но мы и так еле-еле сводили концы с концами, чтобы позволить себе вляпываться в неприятности, так что подобная благосклонность со стороны мальчишки и его матери в буквальном смысле спасла нас. Мои мама с папой остались поговорить с госпожой Ким наедине, когда как меня с Тэхёном отправили наверх. Я решил, что стоит посидеть в зале за пианино — для меня это самый действенный способ залечить душевные раны. Мальчишка точно так же, как и позавчера, уселся на табурет и приготовился следить за моими пальцами. — Не хочешь попробовать? — спросил его я, до сих пор удивляясь его заинтересованности. — Я покажу, как нужно играть. — Нет, — сразу же стушевался мальчишка, сцепив пальцы в замок. — Мне нравится смотреть, как ты играешь. Это лучше, чем играть самому. — Разве? — усмехнувшись, я поднял крышку пианино и размял кисти рук. — Если научиться играть, то можно наслаждаться игрой хоть каждый день. — Какой в этом толк, если дома нет пианино? — Думаю, мама не будет против, если ты будешь приходить к нам на уроки… — как бы между прочим сказал я и для разогрева проиграл несколько аккордов друг за другом. — Правда? — темные глаза загорелись неподдельным интересом. И я снова вспомнил Чимина… И Хосока, и Сокджин-хёна. Точно с таким же интересом они смотрели на меня, всякий раз, когда речь шла о музыке. — Тогда завтра я тоже приду! И послезавтра, и после-послезавтра тоже! — Хорошо, — с моего лица не сходила улыбка, пока этот ребенок продолжал говорить. Я уже не помню, как именно закончился этот день. Когда играешь на пианино, то время оживает и движется быстрее, обгоняя скорость ветра и затихая лишь тогда, когда вновь опустится крышка музыкального инструмента. Помню лишь, как Тэхён вновь улыбнулся своей широкой улыбкой, после чего отведенное мне время этого дня закончилось, отсчитав последнюю секунду.***
Есть вещи, с которыми либо сложно согласиться, либо невозможно принять их в принципе. В моей жизни таких пунктов набралось достаточно много, чтобы со спокойной душой выстроить барьер между собой и внешним миром, дабы сохранить психическое состояние в относительном порядке. И тут еще можно поспорить, чьё именно психическое здоровье сохраняется в таком случае: моё или окружающих меня людей? Скорее второе, нежели первое. Сегодня, на шестой день этой недели, подтвердилась эта хреновая жизненная позиция — всё благодаря своевременному пробуждению. Не успел я открыть глаза, как уже услышал приглушенный плач матери из родительской спальни ранним утром. Отец говорил какие-то утешающие слова, пытался успокоить её, но ничего не получалось. Медленно встав с кровати, я на мысках прошел к двери своей комнаты и выглянул в коридор. Из спальни родителей по паркетному полу проскальзывал тонкий лучик света от лампы, периодически прерываемый мельтешением отца вокруг матери. — Он так и не пришел, — сквозь всхлипывания, выдавила из себя мама. — Мой Джунги-а… Где же он… Где-же мой сын?! Джунги-а!.. — Тише, милая, тише, — еле слышно говорил отец. — Юнги-ши разбудишь… Джунги-а понимает, что рано или поздно придется вернуться домой. Он придёт, с ним ничего не случится. Ведь наш сын сильный и безрассудный, но зато честный с самим собой. Сколько бы он не пытался убежать от самого себя, все равно рано или поздно вернется… Всё будет хорошо, милая, всё будет хорошо… В моём мозгу словно что-то щелкнуло. Вот почему я потерялся, вот почему было столько слёз и прочего… Брат ушел из дома, а я решил вернуть его до того, как пропажу заметят родители. Но в итоге и сам заблудился… Конечно, это было слишком глупо с моей стороны, ведь что мог сделать одиннадцатилетний ребёнок? Но в моем представлении подобная попытка исправить ситуацию была наиболее выгодна для всех членов семьи — отец и мать не успеют ничего понять, а брату не всыпят за побег. В этом случае я не буду в выигрыше, но оно мне и не надо — семья важнее. А мог ли тот листок, который пытался высушить Тэхён позавчера, являться своего рода посланием от брата, что мне посчастливилось найти вперед родителей? Чёрт!.. Теперь это в разы усложняет ситуацию. Что же там было написано и какой характер несло в себе письмо? А что если это было последние его послание — как предсмертная записка?.. Нет, нельзя так думать, нет-нет, совсем нельзя, он не опустится до такого… Но знал ли я так хорошо старшего брата в этой реальности, чтобы думать подобным образом? Был ли он достоин того, чтобы встать на его сторону, пытаться защитить перед отцом и сделать шаг навстречу? По его поведению и не скажешь, что этот парень вообще заботится о своих близких. Тогда зачем же я побежал за ним? Чтобы сберечь, спасти, предупредить, образумить. И почему это я должен заботиться о нём, а не он обо мне? Что это за мир такой, в котором тонсены чуть ли не пыльники сдувают со своих хёнов? Какое-то неразумное строение мира, если честно. Спишу подобный грех на сценариста — в любом случае всё происходящее лишь его рук дело. Но что мне теперь делать со всей имеющейся на руках информацией? Вряд ли Тэхён в этом случае поможет решить вопрос о пропаже брата. Да и вряд ли он его хотя бы раз в лицо видел. Не сценарий, а ночной кошмар режиссера нетривиального детектива. Ближе к обеду атмосфера в ресторане дошла до такой кондиции, что можно было просто саундтрек из любой драмы включить, и мама тут же начнет плакать. Я даже боялся спуститься на первый этаж, чтобы хотя бы своим присутствием не выводить её из равновесия, но отец специально выгнал меня на кухню, чтобы помочь с готовкой. По сути в свои каникулы перед новым учебным годом делать мне особо было нечего, так что пришлось повиноваться. Давненько я не готовил, хоть и пытался в своем реальном мире всячески помогать родителям в школьные годы: от мойки полов и до приготовления различных блюд традиционной кухни — так что опыт «повара» какой-никакой у меня есть. — Юнги-а, нужно кальмаров отварить, — занимаясь тушением овощей, сразу же начала раздавать указания мама. — Сначала поставь кастрюлю с водой, пускай кипятится. — Да, мам, — тут же отозвался я, стаскивая кастрюлю со стола и перетаскивая оную к раковине. Оказывается, в свои одиннадцать я был тем еще дохляком. В моем присутствии мама была гораздо спокойнее, то ли специально скрывая свои чувства, то ли действительно испытывая облегчение от готовки вместе со мной. Время сейчас бежало гораздо быстрее, сокращая часы до пары десятков минут, но зато гора посуды в мойке увеличивалась параллельно ему. Будничный денёк на странность изобиловал посещаемостью ресторана, так что блюд нужно было приготовить достаточно много, дабы обслужить каждого приходящего. Сейчас отец сменил маму на кухне, пока та встала за кассу и стала принимать заказы от новых посетителей. Мне же выпала участь вымыть всю посуду, что скопилась за это время. Под шум воды я погрузился в свои размышления на тему того, как быть теперь со старшим братом, где искать его и как вернуть домой. А так же закрались мысли на тему того, что если он не вернется, то в будущем наследовать ресторан придется именно мне… И если всё сложится именно таким образом, то о карьере композитора придется забыть. Да, эта мысль была слишком жалкой и эгоистичной на фоне сбежавшего Джунги-хёна, но сейчас только моему телу одиннадцать лет, когда как разуму гораздо больше. Рано или поздно брат и правда вернется домой, но отец уже не сможет ему доверять после подобного. А мечта стать известным композитором так и останется мечтой. Джунги-хёну незачем было уходить из дома, ведь отец был полностью прав: хочешь унаследовать семейный бизнес — будь добр иметь высшее образование. В моём реальном мире старший брат получил вышку, но только вот выбор его пал не на «Семейный ресторан Мин», а на работу в крупной компании мелким менеджером, после чего его карьера всё росла и росла. Как и его излюбленное эго. А так же квартплата однокомнатной квартиры, которую он мне сдавал… Мой дорогой старший брат умел изводить людей посредством выбивания последней воны даже из собственной семьи. Это и стало причиной моей ненависти к нему после школы. Сейчас же, в этом мире, ненавидеть его было, по сути, не за что. Ведь ему абсолютно не было до меня никакого дела. Зачем ему семья, если есть дружок «Сокчон-ши»?.. Сокчон-ши… Я просто сказочный долбоёб! Быстро выключив воду, я стремглав кинулся к отцу, что в это время лепил хоттоки. — Папа, — дернув его за фартук, мне хотелось привлечь к себе внимание, но тот был полностью поглощен готовкой. — Отец! Я кое-что вспомнил! Отец! — Юнги-а, не видишь, я занят? — спокойно произнес он, даже не посмотрев в мою сторону. В голове тут же всплыли слова госпожи Ким. Как там было? «Родители всегда слушают своих детей, но они ждут правильных слов от своих чад»? — Это касается Джунги-хёна, — вот теперь-то отец взглянул на меня, и в его глазах читался интерес. От этого в сердце голову подняла злость, или даже ревность, но утихомирив свои чувства, я продолжил: — У него же есть друг по имени Сокчон. Он ничего о нём не рассказывал? Может быть он у своего друга? Нахмурившись, отец вновь вернулся к готовке, скорее всего пытаясь что-то вспомнить. Но минуты пролетали одна за другой и ничего так и не сорвалось с его уст. Опустив руки, я понял, что папа совершенно ничего не знает об этом друге по имени Сокчон. Паршиво-то как… — Юнги-а, — окликнула меня мама, заглянувшая на кухню. — Госпожа Ким вместе со своим сыном пришли. Поздоровайся с ними. Тяжело вздохнув, я просто стащил с себя фартук и бросил его на табурет, на котором стоял всё то время, пока мыл посуду. Сейчас не до педантичности, особенно в нынешнем состоянии. Меня распирала злость от того, что даже будучи обеспокоенным за старшего сына, отец совершенно ничего не знал о том, чем живет и дышит Джунги-хён. Не в самом хорошем расположении духа я вышел в зал, чтобы поздороваться с семейством Ким и вновь погрузиться в свои мысли, только вот у Тэхёна и его матери явно были иные планы на мой счёт. — Здравствуйте, госпожа Ким, здравствуй, Тэхён-ши, — пробурчал я, поклонившись обоим и медленно попятившись назад, но мама придержала меня за плечо, не дав уйти. — Юнги-а, не хочешь отдохнуть немного? — улыбнулась она. — Посидите с Тэхён-ши на втором этаже, пока мы с госпожой Ким поговорим, хорошо? — Хорошо, — даже противиться её усталой улыбке было невозможно. Просто вздохнув, я схватил мальчишку за руку и повел того в сторону лестницы, не в силах ослушаться прямого указания матери. Ребёнок, к слову, совершенно не противился, послушно следуя за мной. Когда же этот ад закончится?.. — Юнги-хён, ты, похоже, не в настроении, — когда я уже закрыл дверь на второй этаж, промолвил Тэхён, вновь собираясь застучать зубами по кое-как отросшим ногтям. — Перестань грызть ногти, — не выдержал я, шикнув на него, и побрел в зал. Прости, мой старый друг пианино, но сегодня обойдемся без твоей компании. — Мой старший брат сбежал из дома, но так и не вернулся. — Знаю, — просто пожал плечами мальчишка, усевшись на табурет. — Мама мне уже всё рассказала… Пока ты был у нас в гостях, госпожа Мин по телефону объяснила всё. Надеюсь, твой брат скоро вернется. Я просто кивнул головой, падая на диван и желая, чтобы этот сюжет поскорее закончился. О таком милом названии как «Утопия» я уже давно забыл и не собирался использовать оный впредь. Мне была противна сама мысль о том, что подобную версию моей реальности можно было назвать «Утопией». Да, здесь я снова со своей семьей, здесь мне уделяют достаточно внимания и любви, но Джунги-хён портит все карты своим поведением. И не понятно, что хуже всего: его присутствие или же отсутствие… — Хён, — позвал меня мальчишка, перебираясь с табурета на диван. — Ты слишком много думаешь о том, о чем не должен. — Я думаю о своем старшем брате, разве это неправильно? — открывая глаза, спросил я. Мальчишка внимательно следил за моим взглядом, подозрительно щурясь. — Мысли у тебя плохие, — хмыкнул он, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. — Бабушка говорит, что у тех, у кого глаза злые, думает только о плохом. А глаза у тебя злее чем у бешеной собаки! — Да, я злюсь! — вспылил я, тоже принимая сидячее положение. — От моего брата сплошные проблемы! Мама так горько плакала из-за него, так почему мне нельзя злиться и думать об этом? — Ты же не думаешь так на самом деле, хён? — наклонив голову в бок, спросил он. — Ты ведь всё принимаешь на свой счёт, но ищешь решения и не можешь найти, ведь проблема заключается не в самом Джунги-хёне, а именно в тебе. Ты смотришь на ситуацию неправильно. — И как же я должен на неё смотреть? — меня уже начинала раздражать болтовня этого ребёнка. Будто он может знать нечто такое, чего не могу знать я в свои годы. — Мир большой и яркий, ты лишь тонсен для своего брата, младший сын в своей семье, ты можешь заниматься тем, чем пожелаешь, — говорил он, выставив указательный палец. — От тебя не зависит то, кем станет твой брат. Не зависит то, сколько будет приходить клиентов в ваш ресторан. Не зависит то, пойдет ли завтра дождь или нет. Сейчас ты лишь ребёнок, который должен брать от жизни всё и пытаться успеть влезть везде, где только возможно. А вот когда ты вырастешь, тогда уже будешь бороться за место под солнцем… Или как там мой папа говорил?.. Не важно! Главное, что ты должен понять, что от тебя сейчас ничего не зависит. — Я и так это прекрасно знаю. — Нет, не знаешь! — настаивал на своём этот ребёнок. — Юнги-хён, ты лишь на два года меня старше! Но ведешь себя как побитый жизнью аджосси! Поджав губы, чтобы не рассмеяться, я отвел взгляд в сторону. Хах… Как побитый жизнью аджосси? А что если и так? Я ничем не отличаюсь от тех мужиков, что принимают свою алкогольную панацею и проваливаются в очередные радужные фантазии. Вся проблема заключалась лишь в том, что в семье у меня самый меньший показатель влияния на близких. Никто не жаждет прислушаться к моим словам, да хотя бы попросту поддержать — в том числе. Зачем тогда пытаться хоть как-то повлиять на происходящее, если само моё присутствие не играет особой роли в цельной картине? Легче уж просто перетерпеть оставшиеся дни и снова стать замкнутым овощем в прокуренной однушке. — Странный ты, Юнги-хён, — не дождавшись от меня ответа, Тэхён просто встал с дивана и пошёл в сторону лестницы на первый этаж. — Открой мне дверь, я домой. — И кто из нас ещё странный, — пробурчал я, вставая следом. Такой непонятный и муторный день, а решения так и не нашлось. Настолько пустого дня у меня еще за прошедшие недели не было. Пожалуйста, скажите мне кто-нибудь, что завтра вся эта ахинея закончится и мне можно будет уйти в алкогольное забвение!***
Открывая глаза в новом дне я совершенно ни на что не надеялся. Моё сознание было выпотрошено, мозг высушен, а сердце растоптано — настолько херово мне было с первой секунды очередного пробуждения в очередном дне. Лёжа на кровати, я просто смотрел в потолок, не зная, что меня ждёт сегодня помимо ухода в белое Ничто, которое позволит вернуться в привычный мир. Красные лучи восходящего солнца плавно передвигались по потолку, неумолимо приближаясь к противоположной от окна стене, чтобы в итоге яркой занавеской упасть на пол, освещая комнату целиком. С улицы доносился лишь отдаленный шум от главной дороги, но больше ничто не тревожило это раннее утро своими звуками. Родители то ли еще спали, то ли уже спустились на первый этаж — пока что было непонятно, но и это меня не особо заботило. Находиться в вакууме собственных мыслей и чувств оказалось куда как приятнее и спокойнее, нежели позволять кому-либо видеть свои слабости и гниющую душу. Да, я гнил изнутри. Хотя бы это мог понять мой скудный разум. Перевернувшись на бок, я уставился на рабочий стол, который был захламлен нотными тетрадями и какими-то книгами, а также фоторамками, которые хранили за своими прозрачными стеклами краткие мгновения из жизни моего предшественника. С трудом угадывались лица моей семьи, но все же это были они — отец, мать, хён и я. От нечего делать, я лениво встал с кровати и поплелся к столу, без особого интереса беря в руки одну из фоторамок. Какого года эта фотография? Похоже, что мне здесь лет шесть… Да, точно, это мой первый учебный день в школе — первое марта девяносто восьмого года. Я стоял в центре, за мной расположилась мама, а по бокам — отец и Джунги-хён. Старшему брату на тот момент было всего лишь девять, но даже тогда он был выше ростом, чем я сейчас. Хмыкнув, мне хотелось просто швырнуть фоторамку в окно, правда осознание того, что в ответ может прилететь что-то потяжелее от отца или от неудачливого прохожего, тут же остужало пыл. Поставив снимок на место, я зацепился взглядом за другую фоторамку — это была совсем детская фотография, когда мне было лишь года два, а брату, соответственно, пять. Он держал меня на руках, улыбаясь так радостно, словно эта совместная съемка уже являлась для него чем-то несказанно счастливым и запоминающимся. Дальше взгляд зацепился за другой кадр — хёну уже было двенадцать, он как раз перешел в среднюю школу. Я крепко держал его за руку, угрюмо смотря на отца, что снова натянул свою безэмоциональную маску, когда как Джунги-хён вновь показывал свою широкую улыбку. Чему же можно было так радоваться? На следующей фотографии был мой день рождения, а сзади, на деревянной стенке фоторамки было написано: «Моему намтонсену исполнилось девять лет! Хён очень доволен тобой!» — Что за… — я без промедления бросился к альбому, что стоял на одной из полок книжного шкафа, после чего удивление моё лишь увеличилось. Мозаика собралась в полноценную картину, когда до меня наконец дошло, почему этот сценарий был похож на какую-то очередную низкорейтинговую дораму. Я совершенно не знал, какие в этом мире отношения у нас с Джунги-хёном, из-за чего продолжал всё это время думать о нём, как о безмозглом подростке, никоим образом не относящимся ко мне. Но всё было совершенно не так. Ведь здесь хён был моей поддержкой и опорой. Он принимал участие во всех моих школьных мероприятиях, присутствовал на вручении наград за мои музыкальные успехи, даже помогал с домашними заданиями. В отличии от реального мира, здесь хён и правда был заинтересован моими достижениями. Но, видимо, пубертатный период взял своё и принципы сместились со своих мест, выдвинув вперед дружбу со сверстниками… Его можно понять, как и меня — одиннадцатилетнего мальчишку, всё еще привязанного к старшему брату и переживающего за него в любом случае. Как и ожидалось, я просто глупый ребенок, который последовал за хёном не из-за чувства благородства, а из-за страха, что с ним может что-нибудь случится. Я такой идиот… Почему же мне не пришло в голову заговорить с ним в первый день своего пробуждения в этом мире? Почему не окликнул во второй и не удержал в третий? Я просто игнорировал его, словно это нормально, словно так и должно быть… — Юнги-а, ты уже проснулся? — постучавшись, в комнату заглянула мама. Глаза её были красными, и под ними уже формировались черные круги. Совсем скоро они будут настолько заметными, что это даже будет выглядеть пугающе. — Умывайся и пойдем завтракать. — Да, мам, — отозвался я, закрывая фотоальбом и убирая его обратно на полку. Завтрак проходил в мрачной атмосфере, сопровождаемой краткими мгновениями тишины, когда все за столом замирали, погруженные в свои мысли. И пару раз в минуту каждый из нас обращал внимание на пустующее место, которое, наверное, раньше занимал Джунги-хён. — Не смотрите так туда, — не выдержав, всё-таки сказал я и положил палочки для еды на стол. — Хён не умер, а вы его уже хороните одним лишь взглядом. Перестаньте. Мама ничего не ответила, просто поджав губы, а отец молча сжал моё плечо, после чего поднялся из-за стола и направился к лестнице на первый этаж. — Разве я неправ? — голос дрожал от подкатившего к горлу кома горечи. — Мам? — Ты прав, мой маленький гений, прав, — выдавила она из себя улыбку, продолжая прерванную трапезу. — Абсолютно прав… И вновь всё заглохло на этих пустых словах, не имеющих никакого значения для неё самой. Потому что меня до сих пор не воспринимают всерьез. Ведь для них я всего лишь ребёнок, просто младший сын. А разве я не так же думаю о Тэхёне и Чимине?.. Нет, это совершенно другое. Ребята — мои друзья и тонсены, а родители — это родители. Хотя бы мама должна относиться ко мне серьезно! С чего я вообще это взял? Я всего лишь ребёнок. Такой же, как Чимин, такой же, как Тэхён… Весь день я ждал, когда же придет Тэхён и отпустит меня домой. Родители были полностью погружены в работу и в собственные мысли, совершенно позабыв обо мне. Когда совсем становилось скучно, то я приходил к своему старому другу, поднимал крышку пианино и раз за разом проигрывал одну и ту же мелодию, что не желала покидать мой разум. И как только струны внутри музыкального инструмента затихали, а зал погружался в вязкую тишину, мне казалось, что кто-то кричит моё имя с улицы. Но мне просто казалось. Просто казалось, что Тэхён зовет меня… Но ничего не менялось, кроме медленно уплывающего за горизонт солнца. Внутри меня уже бушевала паника и я не мог понять, что же не так происходит с этим сюжетом… Тэхён давным-давно должен был прийти по мою душу, но его всё не было и не было. А что случится, если он так и не придет? А что если я останусь здесь навсегда, и эта версия реальности станет последней? Нет-нет, это уже слишком, такого попросту не может быть! Меня потряхивало от нервного напряжения, а слух был обострен настолько, что, казалось, словно я могу расслышать разговоры прохожих людей, лица которых все еще были смазанными. Солнце зашло за горизонт, но до конца дня осталось порядка трёх часов. Наш ресторан совсем скоро закроет свои двери до следующего утра, количество прохожих всё уменьшалось и уменьшалось, в окнах дома напротив загорался свет, окрашивающий холодные стены теплой краской искусственно-желтого цвета. А я всё ждал прихода этого мальчишки, уже сидя на первом этаже за столиком возле витрины, ожидая встречи с ним. — Сынок, пойдем домой, — отец похлопал меня по плечу, отвлекая от созерцания улицы. — Скоро нужно будет ложиться спать. — Еще немного посижу и пойду, — пытаясь сыграть дурочка, я глупо улыбнулся, указывая пальцем на витрину. Отец тяжело вздохнул и кивнул, как бы давая своё негласное разрешение на продолжение своего пустого занятия. И когда мои глаза вновь обратились к виду за пределами витрины, я тут же вскочил с места, на мгновение позабыв обо всём. Семейство Ким стояло на улице, что-то настойчиво втолковывая трём подросткам, среди которых с легкостью угадывался силуэт моего старшего брата. Мои ноги сначала подкосились, но потом я взял себя в руки и тут же побежал к двери из ресторана, которую, по счастливой случайности, отец забыл закрыть. Февральский ветер ударил мне в лицо, ероша волосы, но мне было совершенно не до этого. — Джунги-хён! — крикнул я, бросившись в сторону собравшихся. — Хён! Джунги-хён! Госпожа Ким улыбнулась, заметив меня, как и её сын, что всё так же по привычке тайком грыз ногти. Незнакомые мне мальчишки остались стоять неподвижно, когда как старший брат направился в мою сторону, тут же подхватывая меня на руки. — Юнги-а! — еще не сломавшимся голосом выкрикнул тот моё имя. — Прости своего хёна… Я так виноват перед тобой и родителями… Прости меня, пожалуйста! — Джунги-хён, ты такой идиот! — я не осознавал, что по щекам у меня потекли слёзы. Не осознавал, что вцепился в брата всеми руками и ногами. Не осознавал, что продолжаю обзывать его, ведя себя как маленький ребенок. Но зато я понял, что сейчас моё сердце замедлило свой ритм, успокоилось, а тянущее чувство пропало. — Где ты был все эти дни? — У наших родственников, — встрял в разговор незнакомый парнишка в очках. Он был нескладным и высоким, хотя лицом своим напоминал совсем еще юного мальчишку. — Если бы я узнал раньше, что Сокчон-хён приведёт домой Джунги-хёна без спроса ваших родителей, то сразу бы позвонил вам. — Ну Джин-ши, не начинай! — заныл второй парень, который, судя по всему, и был Сокчон-хёном. — Мы обязательно извинимся перед вашими родителями. — Конечно извинитесь! — негодовал я, когда Джунги-хён опустил меня обратно на землю. — Из-за вас мои родители места себе не находили! Да что там родители! Я сам себе места не находил… — Теперь-то ты честен с самим собой, — произнёс Тэхён, после чего всё замерло. Брат стоял неподвижно, растягивая губы в виноватой улыбке, но взгляд его был пустым, словно неживым. Остальные присутствующие люди, включая госпожу Ким, точно так же замерли, подобно манекенам. — Я рад, что ты успел осознать свою неправоту до того, как покинул этот сюжет. Я обернулся, чтобы посмотреть на этого ребенка, который как обычно широко улыбался мне в ответ, засунув руки в карманы. Он казался обычным наивным мальчишкой, но на самом деле скрывал в себе хищника, готового растерзать любого, кто пойдет против него. Значит, моё время для этого сюжета истекло? Но брат только-только вернулся, я даже не успел с ним нормально поговорить… Мне хотелось узнать о наших отношениях больше, хотелось почувствовать, что в этом мире он и правда является моей опорой и поддержкой. Но, видимо, такого шанса мне уже не дадут. От этого было неимоверно погано на душе. — Вы еще и время останавливать можете?.. Заебись, — нервно усмехнулся я, пытаясь осознать, что это всё-таки конец. — Ну-ну, хён, следи за языком, — продолжал улыбаться он, поворачиваясь в сторону нашего «Семейного ресторана Мин». — Кино закончилось, пора и спать ложиться. — Перестань капать мне на нервы, Тэхён-ши! — этот ребёнок все равно продолжал меня раздражать своим поведением и странностями. — Я и не собирался, — пожал плечами тот, затормозив у дверей. — Поздравляю, Мин Юнги, с окончанием сюжетной линии «Наше детство». Было приятно сыграть с тобой в этой постановке. А теперь, хён, тебе пора. — Ты не такой уж любезный, каким был до этого, — заметил я, открывая дверь ресторана и вновь встречая столь долгожданное Ничто пред собой. — Я всегда любезен, — вновь широко улыбнулся он. — Но только с теми людьми, которые не видят правды. Им легче всего врать в лицо и манипулировать ими, вести за собой, как послушных марионеток. А ты уже не такой, ты видишь правду. К слову, хотелось узнать, какой урок ты вынес из всего этого? — А это поучительные истории? — угрюмо вопросом на вопрос ответил я, чем вызвал смех у мальчишки. — Похвальное чувство юмора, но всё же, — быстро успокоившись, вновь вернулся к своему вопросу Тэхён. — Какие выводы ты сделал, Юнги-хён? Это было странно, так как никто до этого не спрашивал меня о том, каким именно я видел этот сюжет и к чему в итоге пришел за семь дней своих размышлений. Ни один из моих спутников не стремился (или же попросту не мог) выйти за пределы своей роли и поговорить со мной не как с персонажем этой истории, а именно как с заточенным в их мир пришельцем. Подобное оказалось для меня настолько неожиданным и невероятным, что не удавалось скомпоновать мысли в нечто определенное и разумное. — Думаю, мне стоит научиться слушать людей и правильно подбирать слова? — неуверенно произнёс я, смотря прямо в глаза мальчишки. — Близко, но не то, — покачал головой Тэхён и подтолкнул в сторону двери. — У тебя еще будет время подумать над этим, горе-хён, иди уже. Я хотел было возмутиться и сказать что-нибудь язвительное, но не успел, так как споткнулся о порог и спиной полетел прямо в это белое Ничто. Краем глаза я еще успел зацепить статичную фигуру Джунги-хёна, оставшегося стоять с опущенными вниз руками. Прости, брат, что раньше не подумал о тебе, как о человеке, с которым всё же был близок. Прости своего глупого намтонсена за очередную ошибку.***
Тот же самый продавленный диван, тот же самый затхлый воздух, тот же самый жужжащий звук. И зачем только возвращаюсь сюда из раза в раз? Как я и хотел: неделя закончилась, я вернулся в свою прокуренную однушку, всё на своих местах… Кроме душевного спокойствия. Сидя на диване и глядя в желтый потолок, я понимаю, что подобный «нулевой» день мне совершенно не помощник в познании себя. Разве мог какой-то жалкий день в этих четырех стенах помочь мне осознать всё то, что со мной произошло за последнюю неделю? Нет, этого времени не хватает даже чтобы успокоиться и вернуть здравость мыслей. Вдох-выдох, вдох-выдох… Прокручивая в голове последний диалог с Тэхёном, я понял, что из мальчишки вышел неплохой актер. Он создал для себя идеальный образ, от которого не отклонялся вплоть до прощания, но его истинное «я» совершенно не было присуще девятилетнему ребенку. Складывалось впечатление, что мальчишка был таким персонажем, который нашел брешь в общей системе сюжетной линии, с помощью которой и овладел ситуацией. По крайней мере это бы могло объяснить его желание поговорить со мной и выяснить то, как я вижу ситуацию и какие сделал для себя выводы. Выводы… На самом деле было много всего, о чем необходимо подумать. Меня поместили в мир, где я был всего лишь одиннадцатилетним мальчишкой. Точнее десятилетним, но до девятого марта рукой было подать, так что не суть. Возраст автоматически списывал меня со счетов перед взрослыми людьми, я не мог постоять за себя и отстаивать свои идеи и мысли. И единственный защитник в данной ситуации — мой старший брат — был вне зоны доступа по моей же вине. Изменился бы сюжет, если бы в первый же день мне удалось его отвлечь и завести разговор? Смог бы я его переубедить, помочь справиться со своими запросами и виденьем на жизнь? Вряд ли, но попробовать стоило бы. Сейчас, конечно, шанс уже был упущен, но если ситуация повторится вновь, то мне хотелось бы приложить максимум усилий для того, чтобы сделать всё правильно. Хотелось, чтобы люди, которые меня окружают, перестали страдать — в первую очередь от моего характера и поступков, а для этого необходимо следить за своими словами и принятыми решениями. Это было сложно, но осуществимо. Ещё была тема, над которой стоило думать на протяжении долгого времени — отношения между старшими и младшими. И это касалось не только общения между друзьями, но и между родственниками. Современный мир в этом плане был менее жесток, можно было общаться наравне со своими одногодками, но если есть разница в год или два, то уже следовало соблюдать хоть зачатки субординации. Об отношениях между отцом и сыном говорить и вовсе страшно — решение, принятое главой семьи, не обсуждается. Если так решили родители, то ты не имеешь права ослушаться, если хочешь и дальше считаться частью своей семьи. Только вот мне было глубоко плевать на это еще с тех самых пор, когда родители отправили старое пианино на свалку, а о слове «поддержка» я не знал в принципе. Музыка была моим спасением, в итоге и «поддержкой» тоже. Причем единственной. Но после знакомства с ребятами… С Сокджин-хёном, Хосоком, Чимином и Тэхёном — я почувствовал, что такое поддержка и помощь от других людей. С ними была какая-то особенная связь, которую никак не удавалось понять. Нас связывало нечто общее и при этом нечто незримое, что нельзя было ощутить физически. Это было тяжело осмыслить, хоть и необходимо. Одно до меня дошло точно — нужно пересмотреть своё отношение к людям. И чем скорее это сделаю, тем более осмысленными будут мои дальнейшие действия по жизни. И как только мысли улеглись в моей голове, тогда-то я осознал, что ходил всё это время по комнате, спокойно переступая через валяющуюся одежду и провода от различной аппаратуры, совершенно не замечая каких-либо препятствий. Остановившись в центре помещения, я ещё раз осмотрелся по сторонам и задался целью изменить здесь хоть что-нибудь в ближайшее время. Хотя бы потолок побелить — и то огромные изменения, как и затраты в том числе. Вздохнув, я вновь опустился на диван и, довольный проделанной умственной работой, закрыл глаза, уже будучи морально готовым к новым приключениям. В этот раз я пройду свою миссию идеально!