Departed

      Руки устало зарывались в спутанные грязные волосы, которые он не мыл уже около трех месяцев. Корни отросли настолько, что уже закрывают нахальные губы и узкий подбородок. Мои пальцы поглаживают его плотно закрытые глаза, а я громко выдыхаю сквозь зубы, которые тотчас начинают болеть, словно металлические щипцы врезаются в мой искривленный дикой усмешкой рот.       — Я так хочу сделать тебя своим, — я кричу, царапая его нежную кожу, — я хочу тебя на коленях, со связанными руками, хочу кусать тебя, бить и сладко стонать от ощущения твоих острых ребер, — я шепчу ему на ухо, проводя языком по маленькому оголенному кусочку шеи, где запах более мускусный и тяжелый, — я хочу тебя с черной тканью, закрывающей наглые глаза, хочу, чтобы ты истекал кровью, хочу проводить языком по порезанным запястьям, будто я волк, зализывающий раны, я хочу тебя, твои губы и вырванный язык, потому что какой от него толк, если ты так и не сказал ни слова? Я сделаю из него трофей и повешу на стену напротив кровати, чтобы, просыпаясь, видеть, какое истинное совершенство заперто в соседней комнате.       Мой заключенный молчит, тянет время и дышит через раз. Я хочу поцеловать его сухие горячие губы, но внутренний голос говорит мне: «выпотроши его внутренности, разрежь пополам это надменное личико, сними с него скальп и радуйся вытекающей крови, радуйся, смейся, улыбайся, сожги остатки сладкого тела и уезжай в другой город за следующим».       Моя безмолвная мольба будто в один миг стала текстом на международном радио, мне страшно, плохо, руки трясутся и колени подгибаются, мне страшно дышать, мне страшно поднять на тебя мои полные слез глаза, которые по ощущениям выкатываются и падают перед тобой, скользят и ударяются о твои тощие ноги. Я будто не понимаю, что происходит: почему ты отказываешься от моей любви? Почему ты отказываешься от нас? Почему мои сдавленные просьбы остаются единственным звуком посреди этого несчастного серого дома? Моя любовь будто стоит на коленях и просит прощения, но я не понимаю, за что.       Я оставляю тарелку с кашей и стакан мутной воды на деревянном столе и выхожу из комнаты, захлебываясь кашлем в рукав. Я будто умираю, но не хочу признавать это. Зеркало напротив вещает о лопнувших сосудах, но я лишь брызгаю ледяными каплями на пылающие щеки и накрываю стекло черной тряпкой. Я выхожу на нелепое крыльцо и сажусь на холодный бетон. Достаю из пачки сигарету, но руки дрожат от ветра, а глаза слезятся, и эта режущая боль не отрезвляет, а наоборот еще глубже забивает гвозди в мой гроб.       Внезапно телефон вибрирует, но я не обращаю никакого внимания, потому что мои мысли будто не могут найти выход из моей головы, а пульс скачет, а на улице, кажется, начинается дождь, но ничего не имеет значения, кроме моей дикой любви, кроме моего окровавленного чувства, желания обнять, прикоснуться к лиловым синякам и зацеловать каждую царапину, каждый порез. Я достаю телефон и отклоняю вызов, поднимаясь по крыльцу, я ползу, потому что внутри меня полыхающий огонь и раздробленные винчестером ребра. Дверь не поддается, и я остаюсь снаружи, полностью мокрый от горячего калифорнийского дождя. Мои глаза видят лишь размытые пятна напротив, поэтому я срываюсь.       Я срываюсь, и дверь с жутким скрипом открывается, в моих ладонях оказывается тупой кухонный нож (самый старый в моей коллекции) и я стремительно поднимаюсь по ступенькам, откликающимся протяжным звоном и воем дикого зверя, руки уже не дрожат, но по скулам текут слезы отчаяния, безответной любви и черного траура. В моей голове голоса не прекращают шептаться, поэтому я кричу, чтобы заглушить эти звуки, чтобы избавиться от них, чтобы перестать слышать это, чтобы…       Я появляюсь в дверном проеме через несколько секунд, я появляюсь на пороге со слезами и глухим воплем, я появляюсь возле моего мальчика, держа перед собой нож, я приближаюсь так близко, что ощущаю его страх кожей, но ничто не остановит меня, по крайней мере, в эту минуту. Я наклоняюсь к нему и замахиваюсь, будто в моих руках мачете*. На его животе появляется глубокая рана размером в мою боль, а из носа течет буро-красная кровь.        И этот мальчишка делает то, что я отчаянно желал последние года. Он кричит.

***

Сегодня одиннадцатое декабря, но чувство такое, словно я что-то упускаю.

***