Верный способ "отшить" жениха или Фонарику на Земле слова не давали.

Весь оставшийся день до отбоя мопс проходил по территории части, немного потерянный морально и ослабленный физически из-за наркологических перегрузок накануне в компании двух капитанов. Кроме того, неизмеримый вклад в разлад никогда ранее не барахлившей пёсьей нервной системы агента внесла товарищ Любимова. Теодор серьёзно подозревал, что Ванина мама официально числилась на вооружении Воздушно-десантных войск, как особое стратегическое и психологическое оружие. Мопсу не давали покоя поступившие ему ориентировки; неужели это была тщательная разведка заслуженной комсомолки? Екатерину Петровну тем временем, под старательным конвоем Тамира и Ярослава, прогуляли по всему лагерю, дабы она убедилась, что в ведении Ивана всё в полном порядке. После этого женщина уехала, грозно пообещав завтра вернуться с чем-нибудь вкусненьким. Друзья переглянулись и решили, что пора в отгул, ибо, по рассказам кэпа, мама «из вкусного» могла готовить только яичницу со скорлупой и сносный борщ без свеклы. Состояние самого подполковника Любимова мопсу нравилось всё меньше и меньше. Мужик чернел от часа к часу, либо молчал, либо бросался что-то делать вместе с парнями, лишь бы не оставаться один на один со своими невесёлыми думами. Афоня от отдыха в модуле категорически отказался и мотался четырёхруким балластом за Иваном. Занять астерианца «нахер хоть чем-нибудь» оказалось изначально провальной операцией. Все задания типа «поднять», «перенести» и «выкопать от меня до следующего дуба» заканчивались чётким исполнением в рекордные сроки, наподобие тех, что были продемонстрированы на тренировочной полосе. Наконец Тама, который вместе с поваром принимал по накладной прибывшие пищевые продукты, придумал «нечаянно» рассыпать два мешка с рисом и гречкой, дозированных ни больше ни меньше, как по пятьдесят килограммов. Афоня по простоте инопланетной не заметил тщательно растянутой по полу пищевой плёнки, и охотно занялся рассортировкой круп. Надо так надо, лишь бы И’ван остался доволен. Всё это беспредельное и великодушное рвение поражало Ивана до глубины души, и он всё чаще ловил себя на мысли, что жених, не считая наличия лишних конечностей и озабоченного фонарика, ему достался безупречный. Астерианской «Золушке» на переборку понадобилось два часа, после чего проспоривший Яру Тамир простоял какое-то время в элитной позе залётчика — «скорпион»*. — Надо было его заставить картошки на завтра начистить и все «глазки» повыковыривать! — сокрушительно качал головой молодой повар Вася. Положение спас самый уважаемый по возрасту человек в полку, капитан Залейкин, которого даже генерал*** называл Дядя Саша. Этого бравого мужичка пытались с почестями проводить на пенсию уже раз шесть. Но всякий раз его либо не могли найти на территории части, либо мистическим образом пропадали пришедшие на оформление документы. При этом Залейкин умудрялся каждый год успешно проходить медкомиссию и оставаться в строю. Он едва ли доходил Афоне до груди, однако капитану это не помешало. Дядя Саша отвёл гостя в учебную комнату. Там тоном «наставника джедаев» капитан заявил, что обязан начитать Афанасию шестичасовую теорию перед его первым прыжком с парашютом. Мопс, естественно, увязался за «горе-новобрачными» и тут же устроился под столом астерианского принца. Мрачный Любимов передал свой коммуникатор старику, чтобы шесть часов зазря не прошли, и сел за спиной Афони. Астерианец поздоровался с инструктором и с неподдельным вниманием воззрился на него одиноким глазком шлема. — Это, что ж он за спецназ, если ни разу на Аннушке* с дубом** не летал? — прищурился Дядя Саша на Ивана. — И говорок забавный: то ли по-китайски, то ли по-японски лопочет. Видать, мнооого ты нам, подполковник, не рассказал из определённых, конечно же, соображений! Хотя в Китае таких высоких не делают — не из чего! И опять же: почему Афоня? Может, с Прибалтики? — Знал бы ты, товарищ Залейкин, на чём этот «прибалт» летал… И летает! — процедил сквозь зубы Любимов, давая понять, что говорить на тему происхождения загадочного гостя не хочет в принципе. Теодор нервно оскалился и положил морду на уставшие за полдня беготни лапы. Любимов опять промолчал. А Залейкин хмыкнул и развёл подробную информационную деятельность, щедро сдабривая лекцию всевозможными байками. — Во время службы в Воздушно-десантных войсках Российской Федерации годовая норма от рядового срочника до генерала составляет около двенадцати прыжков. Поэтому, если 2 августа я слышу от проспиртованного детины в тельнике*** и голубом берете, что тот настрогал аж сорок прыжков, то я такого брею улыбкой**** и по-отечески топлю в фонтане. Любимов любил Залейкинские лекции: память и юмор у старика «пенсионными» не были; острый ум и зоркие, пытливые глаза тут же выхватывали «слабое звено» в цепи и вели до самого раскаяния. — Итак, чтобы времени попусту не тратить: разрешите познакомить! — Дядя Саша лихо выудил из-под стола компактный ранец. — Афанасий, это парашют десантный, сокращённо Д-10, а по-нашему «Дуб». Предназначен для совершения боевых и учебных прыжков парашютистами-десантниками всех специальностей с полным табельным вооружением и багажом на скоростях выброски от 140 до 400 км/ч, со стабилизацией до 3 секунд и более, в диапазоне высот от 200 до 4000 метров. Срок носки, пардон, элита, эксплуатации, парашюта Д-10 примерно 14 лет, в течение которых он выдерживает от 80 до 120 раскрытий в зависимости от общей полётной массы десантника и условий прыжка. Хотя лучше, конечно, прибалтийским «чайникам» начинать с родимого допотопного Д-1-8. Этот «дуб» создан еще в 1959 году и главное его достоинство: чехол купола цепляется через удлиняющий фал к самолёту или вертолёту. Поэтому у десантника даже кольца нету. Делать и думать ни хрена не надо! Это идеальный парашют для первого прыжка. Главное, настроиться на нужную позитивную радиоволну и не обосра… В смысле, не обнародовать в штаны продукты жизнедеятельности организма. По команде командира звена «Приготовиться!» бодро топаешь к люку. Если протомился больше двух секунд в неуверенности, дают тебе пинка под зад, и лети, касатик! Удачи тебе в купол! Дальше, Афанасий, всё работает на придуманном умными людьми автомате без всяких приборов. Так что, если ты решил покончить жизнь красивым самоубийством, то фигли выйдет! Убьют тебя уже на земле товарищи инструктора, которые за тебя, залётчик, головой отвечают. Коммуникатор принца Астерии всё время вещания дымился, остервенело и безрезультатно пытаясь перевести некоторые научные термины, периодически выдаваемые Залейкиным. Сам жених держался молодцом, хотя крышечка на шлеме «закипающего прибалтийского чайника» уже подрагивала. — Конспект чего не пишешь? — вдруг с хитрецой отжёг Дядя Саша. — Я же сейчас повторить заставлю! Мопс под столом подавился и еле прокашлялся. Афоню долго просить не пришлось, коротко курлыкнув, астерианец разошёлся мелодичной трелью, слово в цифру повторяя всё вышесказанное. Ивану показалось, что он уже без переводчика начал понимать этот птичий язык. — Это хорошо, что пока память хорошая! С какой ты, говоришь, планеты, парень? — как-то жёстко осведомился инструктор. — Да шучу я! Я покурить отойду, а ты пока ранец обсмотри. Потом я тебе расскажу, что туда положили, и в какой последовательности всё это работает, чтобы воспрепятствовать твоей последней встрече с землёй. Мопс вылез из-под стола и потрусил за садистом-Залейкиным, который покамест коммутатор Любимову вернул и многозначительно поиграл бровями. Афоня резко повернулся к ненаглядному: — Почему эта немолодая особь относится ко мне так несерьёзно, И’ван?! — Во-первых, не вздумай повторить это при Дяде Саше. Серьёзнее него только проктолог, задержавшийся на унитазе! — произнёс подполковник. — Тебе, кстати, можно отказаться от прыжка. — И’ван, я с самого начала хотел спросить: а кого завоёвывают остальные особи, которые находятся здесь? Они тоже проходят испытания из-за тебя? Любимов замялся: масштабы его вынужденной лжи уже давно превышали предельно допустимые. Астерианец, насколько позволяло судить перевозбужденное курлыканье в прямом эфире, вознамерился выявить всех соперников на подлёте. — Дурь не пори, твоё высочество! Ты у меня такой неповторимый, бля, в единственном экземпляре. — В таком случае, если я прыгну, И’ван, могу ли я рассчитывать… Любимов резко встал, наконец-то глядя на астерианца сверху вниз. — Хорошо учите матчасть, ваше высочество, и всё взвесьте перед взлётом. Там уже либо прыжок, либо позор! Оставив коммуникатор на столе инструктора, Иван покинул учебную комнату. Залейкин протянул мопсу едва начатую пачку сигарет. Старик принципиально покупал только отечественные. Теодор скептически повёл носом и чихнул. — Значит, только пьёшь! — усмехнулся капитан, но сигаретку зажигать не стал, сунул в рот и начал елозить в уголке губ, разжёвывая табак. — Слышал я, как ты в столовой после рекорда умничал! А скажи-ка мне, любезный, чё вам надо от нашего бати? Мопс, уже ничему не удивляясь в этом полку, просто сел на зад в теньке. — Вы, товарищ инструктор, похоже, вербовались и служили вместе с Екатериной Петровной, — изрёк Теодор, понимая, что дальше молчать попросту глупо. — Ты Катино имя просто так на ветру не полощи! Всё, что есть хорошего в Ваньке, это Катина заслуга! Батя его помер рано, но героооой был! Да только служил не ради чинов и наград! Вот Катя Ване послаблений и не даёт! Она и в пионеры его самолично только на третий раз приняла! — И играл Ванечка исключительно в «тимуровца»! — съязвил пёс. — А это не важно! Полк у Любимова, как у архангела под крылом, вот как дела обстоят! А сейчас вид у нашего Ивана такой, словно он в полном обмундировании на юбилейный концерт Моисеева попал. Кроме всего прочего, доводилось мне с китайцами переговоры вести, поэтому… — Всё, что вам нужно было знать, капитан, было объявлено подполковником самолично. В сложившейся непростой ситуации я глубоко переживаю за Любимова, но, — пёс осекся. — Но радикально вмешиваться не имею полномочий! — Умный, да? — Залейкин нахмурился. — Капитан, я убедительно призываю вас к логичному благоразумию! — взмолился Теодор. — Не ищите сейчас ответов, просто помогите подполковнику и выполняйте свой долг. Здесь просто какая-то аномальная зона! Вся секретность операции пошла, собственно, мне под хвост! Ну что вы за люди?! И почему до сих не у нас?! — Потому что у вас, любезный, детский сад по сравнению с нашей конторой! — вдруг серьёзно сказал Дядя Саша. — Что там планете опять угрожает? А если этот «прибалт» от враждебной стороны… — Да не знаем мы, повлекут ли наши необдуманные действия агрессию со стороны инопланетного корабля! Всё зависит от того, насколько комфортно ощущает себя их… ммм… лидер! — хрипло гавкнул мопс. Залейкин сплюнул изжёванной сигаретой в урну. — Значит, не зря Катюху принесло! Ох, чует моё сердце, что комфорт гостя завтра в прыжке и закончится. Как тебя, кстати, величать? — Теодор! — без тени надежды бухнул пёс. Залейкин прищурился, как снайпер перед выстрелом: — Ну как скажешь: Шарик так Шарик! Инструктор больше вопросов загадочному гостю не задавал. Присказками, как перцем, не сыпал. Лекцию дочитал коротко и по существу. Еле напялив ранец и зафиксировав его на максимум на огромном теле астерианца, капитан с некоторым сомнением покачал седой головой. — Вот на кой-ляд тебе этот гемор? — Ради И’вана. — А ты ему никак что-то проспорил? — Нет, я — наследник высокоразумной процветающей Империи. А он — мой избранный. Залейкин еле мат в узде удержал. Вот этот головоногий четырёхрукий амбал замахнулся на святое?! На Ваньку Любимого?! И он до сих пор жив? Капитан под стол заглянул, чтобы увидеть глаза Теодора: — Вы там не охренели ли все в своём Центре?! Пёс умоляюще прижал уши к круглой голове. Но Залейкин встал, как-то гордо и широко расправив плечи: — Разъясни-ка мне напоследок: у принца был согласованный визит на нашу планету с целью найти…кого? — Невесту, — промямлил агент, как школьник нещадно проваливающий экзамен. — Спутницу… — Или он летел за Избранным?! А может, у вас просто херовые дешифровщики?! Почему вы сразу не оговорили пол этого избранного? Что не принято на Земле защитников отечества в бесправные спутники предлагать! А теперь после согласования сторон, конечно, откатать назад фиг получится!.. Потом Дядя Саша переключил весь гнев на инопланетного «залётчика» и орал минут десять про великое военное прошлое и нынешние достижения. Астерианец стоял за партой учебного класса, как основательно вкопанный столб, и слушал разнос немолодой особи. Мопс выскочил из укрытия, пытаясь остановить старика, хрипло лаял, срываясь на фальцет. Внезапно астерианец привёл щупальца в действия, и Залейкин отскочил от него с зачётной молодецкой скоростью. — Не пугай, осьминог! Завтра посмотрим, пальцем тебя делали или всё-таки… — Товарищ капитан! Остановитесь! — взвыл Теодор и сделал невозможное для пса: схватился лапами за голову.

***

Мопс по просьбе астерианца снизошёл до унизительных поисков подполковника по следу. Впрочем терять Теодору уже было нечего. Любимов был обнаружен за пределами части у той же самой речушки, где и появилась Екатерина Петровна. Мужчина сидел на траве, обняв руками сильные колени, и жмурился на огненный шар заходящего солнца, которое уже теряло чёткие очертания и опускалось в воду. Припылённая синева вечернего неба медленно разбавлялась от линии горизонта золотистой краской. Вот шар коснулся реки, но вместо того, чтобы погаснуть, растворился и плеснул вдоль кромки воды завораживающим алым, прошивающим весь пейзаж последними яркими лучами. Любимов скосил глаза: Афоня сидел рядом и тоже смотрел на то, как заканчивается этот сумасшедший день. Рядом лежал мопс, вытянув передние и задние лапы. Тентакля сунула Ване коммуникатор. Астерианец щёлкнул, словно опять перенастроил радиоволну: — Тебе нравится такое, И’ван? — А это любому нормальному человеку нравится. Это красиво, твою дивизию! У вас на Астерии бывают такие закаты? — задумчиво сказал Любимов. — Нет, но небо меняет краски, когда начинается кислотный дождь! — Охренеть романтика! — Ивана передёрнуло. — Хотя… — Тебе… будет трудно отказаться от всего этого, да? — Афоня сорвал пушистый колосок на длинном стебле и провёл им по руке. Любимов испытывающе смотрел на принца. Вот может же иногда Офонаревший вести себя, как человек. В обступившей мужиков тишине изредка взрывались судорожным стрекотанием сверчки, и что-то ещё глухо и монотонно колотилось, словно отбивало ритм. Ко-гон, ко-гон, ко-гон… Афоня резко склонился к Ваниной груди, и чёртов фонарик, тут как тут, из штанов нарисовался. Любимов от неожиданности откинулся, падая на локти: — Вот же, зараза хроническая, решил, что до тебя наконец-то начало всё доходить! — озлился Иван. — Это стучит в тебе, И’ван! Тут! — принц ткнул длинным перстом Любимову в грудь. — Без тебя знаю! Это сердце, Маугли, человеческое сердце, только оно может так искренне любить и верить! — кисло процитировал Ваня. — Но тебе, жених, похоже, до четвёртой щупальцы все мои чувства и желания. — Могу я немного послушать? — астерианец и фонарик замерли. Любимов пожал плечами, и большой шлем прижался к широкой груди подполковника. Иван тоскливо огляделся: главное, чтоб никто не заснял эту бирюзовую идиллию для потомков обеих планет. У мопса улыбка перетекла в выражение тихого ахера. Наверное, подобное агент уж точно не ожидал увидеть воочию. Сказался особенно жаркий суетливый день. Теодору поплохело. И хоть солнца на небе уже почти не осталось, мопс попросту отключился. Последнее, что ярко отпечаталось в мозгу спецагента, это две большие, тесно прильнувшие друг к другу тёмные фигуры… — Твою ж мать! — выпалил Любимов, вскакивая на ноги и сбрасывая с себя разомлевшего Афоню, фонарик которого юркнул «в укрытие» от греха подальше. — А как, твою астерианскую мать и отца за компанию, ты завтра собираешься проходить обязательный медосмотр перед прыжком, если на тебе экзокостюм?! Принц вдруг как-то по-земному просто пожал плечами.