Путь к семье

Лео вздохнул и потёр лицо ладонями. Он не мог вспомнить, что ему снилось — сон ускользал меж пальцев туманной дымкой. Но снилось что-то нехорошее, по настроению утреннему понятно. «Нужно поговорить с Доном, — напомнил он себе. — Хватит отлынивать». Но того, как назло, поймать было невозможно. Завтрак снова прошёл вразнобой — кто когда проснулся. Лео сильно подозревал, что несмотря на предостережение, Донни не ложился вовсе. По счастью, за столом не было никого из гостей — на Леонардо и без них было достаточно груза из всего и сразу, даже мысль о попытке изображать светский разговор удручала. Не понадобилось. Вся зелёная команда сползлась на тренировку, иначе это сложно было назвать. Сплинтер сурово оглядел выстроившихся перед ним учеников. Лео тоже оглянулся и чуть нахмурился, недоумевая. Если с ним самим и Донни можно было догадаться о причине плохого настроения или лёгкой заторможенности, то с двумя другими-то что? Раф и Майк на самом деле большую часть ночи обсуждали будущую стратегию игры. Подобные мероприятия просто грех не использовать… в различных целях. Ничего смертоубийственного они не планировали, хотелось кое-что узнать между делом, да и заручиться союзничеством Дона было бы неплохо. А ещё хотелось просто поразвлечься. Сбросить пар «в период мира» — чем плохо? Вот они и рассудили, что очень даже славно. К тому же Майки с восторгом тараторил о том, как и из чего сделать костюмы. Он уверял брата, что воображение воображением, а детали важны. Ох, Сплинтер и задал жару невыспавшимся ребятам! Так, что взвыл даже Леонардо, а Рафаэль, считавший себя крепче, выносливей старшего, поддержал того зубовным скрежетом. Только у Майки осталась кое-какая энергия, которую он с успехом пустил в творческое русло, скрывшись в просторах логова. Раф, ворча, отправился первым делом в душ. Лео было обрадовался подвернувшемуся так быстро случаю поговорить с Донни, но Сплинтер возжелал задержать старшего ученика. И ничего нового для себя из этого разговора, вернее, отповеди, Леонардо не вынес. Всё то же самое: «Присматривай за режимом братьев», «Я на тебя надеюсь, не подведи», и всё в том же духе. Мечник не особо вслушивался. «Вот всегда так, — с досадой размышлял он. — Только я соберусь побыть хорошим братом или… ну пусть просто участливым, как отец будто чувствует и назначает что-нибудь! То отработка, то медитация, то уборка… Он же заинтересован, чтобы мы нормально общались, сам не раз говорил, а на деле выходит наоборот почему-то». Ему показалось, что отец догадался о его мыслях — во всяком случае, посмотрел на Лео Сплинтер как-то странно перед тем, как отпустил с миром. А в широком дверном проёме облегчённо вздохнувший было мечник пересёкся с входящей Мэделин. «А ей-то что в додзё понадобилось?» — неодобрительно подумал он. Настроение совсем испортилось, вследствие чего Лео решил отложить разговор с Донни. При таком-то настрое немудрено лишнего сгоряча ляпнуть, а этого ему было не надо. Он пропустил вчерашнее обсуждение распределения пространства и времени занятости мест в логове. И Сплинтер и гостья вели занятия каждый у своих подопечных. Лучше всего для этой цели подходило додзё. Мастер весьма положительно отнёсся к стремлениям Мэделин нести знания юным умам, припоминая, как ему было сложно в своё время учить мальчиков. Не ниндзюцу — до него. Школьные предметы. Леонардо привык, что с ним занимаются индивидуально, к тому же на похвалах отца считал себя достаточно умным. Уроки ему вполне нормально давались, не без кое-каких трудностей, конечно, но он считал, что всё хорошо. И тут выясняется, что малыш-дикарёныш с улицы умеет считать куда лучше него, более того, щёлкает трудные задачки запросто и просит позаковыристее. Даже, к изумлению Сплинтера, начинает разбираться со страшного вида книженцией «Продвинутый курс алгебры». И ладно бы успехи у Дона имелись только в одном предмете!.. Короче, Лео тогда впервые почувствовал себя ущербным, усомнился в своём уме. Это потом он догадался, что Сплинтер тоже не на шутку впечатлён способностями Донателло и вовсе Леонардо не глуп, это Дон отличается умственными способностями. Не сказать, чтобы такие измышления снова подняли самооценку старшего, но он начал искать то, в чём будет лучше, и быстро нашёл — ниндзюцу. Возвращаясь к настоящему. Лео прокрался к додзё чуть позже, хотел взять набор для чистки мечей. Он надеялся, что гостья уже решила свои вопросы с отцом, но, заслышав голоса, приостановился. И удивился, расслышав, как женщина-мутантка не спеша, внятно читает… или декламирует? Лео заглянул в додзё и убедился: читает. Что именно — сразу не понял, пока не проскочило знакомое слово «полурослик». А Дантэ и Энни, старательно пыхтя, пишут под диктовку. Сидели они на полу, а для удобства письма использовались два низких столика, Леонардо опознал в них те, что отец прихватил на свалке ради хорошего материала. Крепкая доска, она в хозяйстве пригодится. Учуяла ли наблюдателя Мэделин или просто заметила шевеление, но, велев ученикам внимательно проверить написанное, спокойно произнесла: — Леонардо, ты желаешь присоединиться к нашему маленькому диктанту? — Нет, — поспешно открестился он и, сообразив, что кого-то не хватает, спросил: — А где же… Мартин? — Ему не нужно, — довольно-таки грубо сказал Данте и, не реагируя на укоризненный взгляд учительницы, захлопнул тетрадь. — Кхм, — выразительно, с нажимом кашлянула Мэделин. Мальчик неохотно извинился за грубость и недостойное поведение. — Хорошо. Видишь ли, Леонардо, Мартин действительно весьма хорош в грамматике. А этот текст тем более знает наизусть. Ребята, вы свободны, тетради оставьте. Юные мутанты живо сбежали, Лео даже восхитился их скорости. А учительница уходить покамест не собиралась. Рассматривала мечника этак внимательно, чуть прищурившись. Тот сглотнул, чувствуя себя неловко от такого пристального внимания, и поспешил уйти. Общаться с этой женщиной дольше необходимого он не хотел. Мэделин же очень заинтересовалась старшим из черепашек. Его поведение, взгляды, нечастые речи — это всё ей напоминало кое о чём. И она знала, что если права, то не сможет промолчать, расскажет мистеру Сплинтеру. «Если я права, конечно, — отдёрнула себя Мэделин. — Стоит понаблюдать ещё. И подготовиться. Впрочем, здешний хозяин не производит впечатления зажравшегося, скандального толстосума, который не приемлет критики простой учительницы. Да и Леонардо не Кевин. Однако… Что ж, поглядим». Когда-то она так же не смолчала, и это стоило ей работы. «Прав был муж, стремление помочь другим не заканчивается ничем хорошим для себя. Но… Я больше не буду действовать настолько прямолинейно. Может, выйдет лучше».

***

Леонардо привлёк гомон из мастерской Дона, что было достаточно странно, поэтому он не удержался от искушения взглянуть поближе. С братом он так и не поговорил, собирался подловить его одного. Может, вечером… Да, он откровенно оттягивал разговор, но и сам Донни не горел желанием общаться с Лео, взамен уделяя время остальным черепашкам и новым непонятным мутантам. Взамен… «Так, вот только не снова! Не хватало мне распускать сопли из-за какого-то Донателло!» Злясь сам на себя, он заглянул в проём и испытал острое желание немедленно протереть глаза и ущипнуть себя. Что там ещё нужно делать, чтобы убедиться, что действительность — не сон? Но чудное видение никуда не делось: стоящий к нему боком старец в длинном фиолетовом балахоне, криво сидящей широкополой шляпе почти в тон и с бородой прилаживал эльфийские уши к голове Майки. Рафаэль хмуро созерцал внушительную дубину. На его голове поблёскивала кастрюлька. Энни, вся в зелёных и голубых обрывках мешков для мусора, поправляла на голове зелёные сосульки — видимо, парик. Данте хихикал в руку, стоя рядом. На нём никаких декораций навешано не было. Вокруг всего этого дурдома оживлённо скакал Мартин, потрясая посохом. — Что за ерунда? — вырвалось у Лео. — О-о-о! — со зловещей радостью заметили его и в несколько рук подтащили поближе, несмотря на сопротивление. Мартин тут же широко взмахнул своим посохом перед носом ошарашенного мечника и пафосно произнёс: — Я, сэр Малахай, нарекаю Вас Рыцарем! Склонитесь же и произнесите Клятву, сэр Леонардо! За отодвинувшимся в сторону воробьём на кресле громоздилось нечто бело-голубое. Угловатое, кое-где слегка помятое. До Лео не сразу дошло, что вот это — рыцарские латы из раскрашенного картона, а то кривое, выкрашенное серебристой краской — это двуручный меч. В довершение комплекта предлагался шлем, состоящий из какой-то посудины и картона. «Психи, — сделал вывод он. — Так, на провокацию не поддаёмся, потихоньку, без лишних движений…» Шажок назад, ещё один… Лео отошёл на условно безопасное расстояние и уже в проёме ёмко озвучил свои мысли: — Вы ненормальные! Держитесь от меня подальше, а то, гляжу, это заразно! — после сей речи он ушёл… Хотелось бы сказать — с достоинством, но нет. Это больше походило на бегство. Паническое. Самозваный сэр Малахай, конечно, расстроился, Майк с Доном его утешали в два голоса, говорили, что Леонардо не знает о таких играх и его застали врасплох. Раф же негромко ругался, борясь с искушением что-то пнуть, а лучше — кинуть в «башку этого придурка с ножичками». — Да ладно, вот увидишь, мы отлично пройдём квест без Рыцаря, — убеждал Майки и дружелюбно потрепал по и без того взъерошенным волосам Энни. — У нас же есть нимфа и… э-э-э… — Хе-хе, — загадочно прищурился Данте. Парнишке нравилось играть роль неопределённых персонажей, таких, которых сходу не запишешь в хорошие или плохие. Чем загадочней — тем интересней. — Ну, в общем, всё будет зашибись, — подвёл итог Майки. Неприятный эпизод большинством из компании вскоре забылся: ещё ведь нужно было утвердить маршрут и миссию… Только Дон виновато отпускал взгляд, вспоминая выходку Лео. Ему было мучительно стыдно за поведение брата и обидно за Мартина. Он уже кое-что разузнал о подростке-воробье — вот уж кому стоило сочувствовать. И, пожалуй, немного восхищаться. Мартин, казалось, вообще не заметил своей мутации, разве что даже обрадовался. Ему вполне хватало общества самого себя и игры. Непонятно, кто и как его уговорил присоединиться к Мутанималам. Ещё бы знать, на какую «супер-пупер» способность намекал Микеланджело?.. Сам Донни не очень-то понимал, зачем им, ряженым, лазить по туннелям, если можно поиграть за столом. Но интересно же, что в этом находят! Под вечер шумная ватага отправилась в туннели, проходить квест со спасением прекрасной принцессы. Эйприл, которую наметили на эту роль, увы, не смогла прийти, но сэр Малахай заверил, что «Всё будет в лучшем виде!». Леонардо скрылся вслед за ними — но, само собой, не собираясь мешать или шпионить. У него были свои дела. С собой он забрал кое-какие вещи Тэнг Шэн, включая открытки, подписанные аккуратным почерком, а также пару учебников, также с подписями. Всё это он нашёл в коробках, которые Сплинтер трогать не велел. Ему было очень интересно, найдёт ли что-нибудь Караи. А ещё очень надеялся, что в случае чего её не тронут. «Если уж Шреддер забрал её и заботился всё это время, не станет же убивать за любопытство? Не зверь же, да?» Что отец (пусть приёмный!) поднимет руку на ту, которая в его доме выросла, его звала папой, полагалась во всём — такое у Лео в голове решительно не укладывалось. Одно дело — нотации, но… Почему-то очень хотелось увидеть девушку, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке.

***

Развесёлая шумная компания вернулась уставшая, но полная впечатлений. Сэр Малахай лихо развернулся на любимом поле, его иллюзии были настолько живыми, что дух захватывало. Но на шуточки его было бесполезно подбивать — он не понимал, что может быть весёлого просто так превратить чью-то голову в индюшиную. Не-е-ет, если такое делать — то исключительно для дела. То есть игры. Все должны были вжиться в свои роли. Дону несколько раз перепадало штрафных предупреждений за высказывания про «антинаучность магии». Остальные, как привычные к мутантским тараканам в голове Мартина, не возникали. И всё же Донни признавал, что это было здорово. Даже про Лео забыл — так было весело и легко. По возвращении он только отметил, что старший не показывался. А потом Майки предложил отметить удачную компанию чем-нибудь вкусненьким, посмотреть кино… «Ладно, да что с Лео может случиться? Наверное, всё ещё дуется… Завтра поговорю с ним. Наверное, если не пошлёт меня к мутагенной маме». С такими малодушными мыслями Донни вновь окунулся в дружескую атмосферу. Там же он и уснул — в общей куче, куда до этого ребята натащили из комнат подушки и одеяла. Так что устроились с комфортом, достаточным для их усталых организмов. А Лео вернулся гораздо позже, усталый, но не в хорошем, как игроки, смысле. Он пребывал в растрёпанных чувствах: Караи на место встречи не пришла. Само по себе это ничего не значило. Мало ли, всё же она не сама по себе живёт. Её могли задержать, да и сама куноити, возможно, не захотела уже которую ночь подряд лицезреть черепашьего лидера. Она могла элементарно устать, захотеть выспаться. Тем более, они не договаривались встретиться обязательно. Так что не было ничего такого уж тревожного. Это по здравым размышлениям. Но Леонардо не мог отделаться от вспыхнувших с новой силой тревог. Что, если он ошибся? Если Шреддер мог что-то сделать с Караи… От подобных мыслей парень готов был волком выть. И от собственного бессилия. Куча-мала в общем зале вовсе не прибавила ему доброго расположения духа. Пока он беспокоился за подругу — они веселились! Наверное, это было неправильно, но Леонардо не ощущал за свои мысли особых угрызений совести, так, щипки какие-то. Участь Караи очень беспокоил его, не оставляя места ни на что иное. Мэделин наблюдала и делала свои выводы.

***

Следующие два дня ничего толком не дали. Лео становился всё угрюмей — Караи на место встречи не приходила, никак не давала о себе знать. Роквэлл тоже не показывался. Никаких признаков. Черепашки прочёсывали город, но ничего не нашли. В логове установилось шаткое равновесие. Гости не обременяли хозяев, не мешали тренировкам, убирались… А Мэделин с Майки и Энни готовили весьма вкусно на всех. Правда, Леонардо не мог отдать должное этим блюдам — ему едва лез кусок в горло. Вечером второго дня, пока зелёная не-слишком-дружная-команда шныряла по городу в поисках психической обезьяны, Мэделин заняла своих подопечных рисованием и пошла к Сплинтеру. Крыс отличался хорошим самоконтролем, так что она решила всё же рискнуть и высказать свои тревоги — ситуация стремительно ухудшалась, нужно было что-то делать… Ну, а если старший Хамато не предпримет ничего относительно сыновей, что ж, его дело. Женщина тогда хоть знала бы, что попыталась. Сплинтер сидел под деревом, читал, но когда гостья показалась на пороге, книгу спешно спрятал. Мэдди улыбнулась про себя: похоже, сэнсэй в глазах учеников должен медитировать, это посолиднее чтения каких-то сомнительных книжек. Впрочем, Сплинтер понял, что она всё видела, и таинственно улыбнулся в усы. — Надеюсь, у Вас и Ваших подопечных всё в порядке? — осведомился он вполне искренне и миролюбиво. — Если что-то не так, Вы скажите, решим. Я лично давным-давно не принимал гостей, отвык, знаете ли, от общения… — Благодарю, мы замечательно устроились. Однако я хотела бы поговорить о Вашем сыне, — не стала тянуть кота за хвост Мэдди. — Как Вам известно, я была учительницей в прошлой жизни. Немного изучала психологию. Не сочтите за наглость, я говорю лишь то, что вижу: у мальчика серьёзные проблемы. Сплинтер завис. Мальчиков в наличии было четверо, плюс Мартин и Данте, но вряд ли Мэделин говорила о последних. Конечно, он подозревал, о ком Мэдди — сам ведь видел, как ведёт себя Леонардо, намекал, почти прямо говорил, мол, сын, ты всегда можешь мне довериться и рассказать, что тебя беспокоит. Но тот только больше дичился. Больно было учителю понимать, что старший сын успел что-то сделать гостье. — Вы про Леонардо? — всё же уточнил он. — У них всех свой груз, но больше всего беспокойства вызывает именно он, — кивнула Мэделин, но тут же добавила: — Не подумайте, он не сделал ничего плохого мне или моим ребятам! Я лишь хотела донести до Вашего сведения, что у него какие-то личные проблемы, которые его тяготят. Возможно, разговор помог бы… — Вы хотите сказать, терапевтическая беседа? Боюсь, Леонардо не желает открываться даже мне, — признался Сплинтер. — Это на самом деле не удивительно. Многие дети, а тем более подростки, не желают делиться своими переживаниями со взрослыми авторитетами. Потому ли, что боятся показаться глупыми, из упрямства, гордости, стеснения… Такое происходит очень часто. — У Вас большой опыт? — Не очень, я всё же не профессионал в этой области. Хотя муж всегда говорил, что быть учителем — не моё настоящее призвание. Я имела дело со школьниками и видела, как всё может повернуться… Перед глазами встали картины прошлых дней. Вот девчонка, бывшая хохотушка, сидит сгорбившись за последней партой. Никому нет дела, почему она после каникул вдруг стала такой тихой. То и дело с домашними заданиями проблемы. Другие учителя отчитывают, оставляют после уроков, назначают неохотно, словно желая слышать, как их просят об этом — отработки, пересдачи… Одни угрозы и унижения. Девочка ещё больше замыкается в себе, одноклассники шушукаются, кидают пренебрежительные замечания. Что-то просачивается в массы: искажённая правда или просто слухи. Неважно. Дети жестоки, цепляются к любой мелочи, чтобы принизить кого-то. Учителя не лучше. — Мисс Джонсон, смотрите, куда идёте! — визгливо выговаривала учительница биологии сжавшейся ученице. — С такой невнимательностью неудивительно, что вы провалили последнюю контрольную! Это отвратительно! Я лично буду выступать на педсовете с настоятельной рекомендацией оставить Вас на второй год! Но сильно сомневаюсь, что столь запущенный случай… И это в коридоре, на перемене. К концу дня девочка попала к медсестре с нервным срывом. Но и у той понимания не нашла. Гораздо позднее Мэделин лично слышала, как эта особа истекала ядом в компании с физкультурником, к которому подбивала клинья: — Вы правы, нынешнее поколение слишком уж хлипкое. Уж в наше-то время никто бы не стал отпрашиваться с уроков из-за каких-то там детских дразнилок. Я записку не дала. А нечего, пусть учатся, а не лодырничают! Большинству преподавательского состава было всё равно. Некоторые возмущались — грядущая проверка при выявлении плохой успеваемости учеников могла здорово попортить всем нервы, а то и зарплаты. На отстающих насели с удвоенной силой. Мэделин, тогда ещё практикантка, элементарно боялась. Ей с самого начала сказали не высовываться, делать только свою работу, ни больше, ни меньше. Мест больше не было, городок-то небольшой у них был, а ехать в другой тоже очень не хотелось, нужно ведь помогать маме с домом. А та после смерти деда ещё не отошла. Решилась — да, видно, поздно. Поговорила. Оказалось, у Карэн родители разводятся. Шумно, грубо — отец изменил, семейные деньги, отложенные на учёбу дочери, потратил. Дом заложил. У матери своих проблем выше крыши, Карэн почти побоку. Постоянные скандалы на пустом месте, угрозы отправить дочь к дальним родственникам в другую страну. Какая тут учёба? Да ещё когда в школе обстановка не лучше. То ругают, то вон, помои на голову вылили, то шкафчик жвачкой облепили… И во всём и у всех виновата лишь девочка. Мэделин почти успокоила девочку, порекомендовала отвлечься на что-нибудь нейтральное. И сказала, что, возможно, перемена мест — лучший вариант. Карэн даже улыбнулась… А в начале следующей недели (разговор был перед выходными) её нашли со вскрытыми венами. И со следами жестокого изнасилования. По последнему письму выяснилось, что на входных, когда её мать уехала к адвокату, девочку подкараулили несколько старшеклассников. Они затащили её в какой-то подвал, мобильник разбили и… Она и без того чувствовала себя никому не нужной, но после этого ей стало намного хуже. Осудили только одного, и то поместили в клинику, признав невменяемым. Он всё твердил, будто ничего страшного они не сделали — «Девчонке же было всё равно!». Остальные — свидетели, «мимо проходили»… То есть, родители имели значительные связи. На похоронах школьная медсестра фальшиво всхлипывала, прижавшись к физкультурнику: — Такая молодая, ах-ах… Почему не обратилась к кому-нибудь?.. Мэделин хотелось побить этих «скорбящих» лицемеров. И себя — за то, что тянула. Тогда же поклялась самой себе, что больше никогда не промолчит. И не молчала, расплатившись в итоге за свою чистую совесть работой. Но об этом она не жалела. Она вынырнула из тяжёлых воспоминаний и твёрдо встретила взгляд Сплинтера. — Длительное хранение тяжёлых тайн никогда не доводило до добра. Я лишь предлагаю помощь. Просто поговорить. И с Вашего разрешения. Разумеется, Леонардо не тянет на травмированную девочку, но это не значит, что он не может выкинуть чего-нибудь. И это самое аукнется не только ему. Сплинтер недолго думал. Да, неприятно было понимать, что не может ничего поделать с собственным старшим сыном, больно, что тот отдалился… Он ничего не теряет, позволив этой женщине попробовать. Она ведь умеет находить общий язык с детьми, не зря нелюдимый Мартин и Данте вполне нормально с ней общаются. Конечно, доверие к малознакомой женщине… Но с другой стороны, какой ей резон вредить? — Я не возражаю. Но я хотел бы знать о Ваших выводах и о том, что лучше делать. — Чтобы выговорить это фактическое признание в своей некомпетентности, ему пришлось наступить на горло своей гордости. Чего не сделаешь ради детей?.. — Если потребуется Ваше вмешательство и если это не будет слишком личным — конечно. Вы же отец. Впрочем, я хотела поговорить не только с Леонардо. И сделать это лучше в неформальной обстановке, между делом. Я не профессионал — но и к тем люди не испытывают большого доверия. Всё же сам процесс, визит к специалисту, принятие для себя, что есть проблемы, что нужно рассказывать о них кому-то… У кого-то это вызывает отвращение. Другое же дело, если это просто разговор. Ей эту разницу объяснял покойный муж. Бывалый путешественник, он однажды сказал: «Все эти психотерапевты не заменят хорошего разговора с добрым попутчиком за стаканчиком чего-нибудь согревающего». Он часто был прав. И жаль, что поняла она это после его смерти. Ну да, свои тараканы у неё тоже имелись, как наверняка и у Сплинтера. Мэдди видела, с какой тоской он глядел на полку с фотографиями, но спрашивать не собиралась. Может, позже, если они узнают друг друга получше. Пожалуй, ей бы этого хотелось. Интересный мужчина, одинокий… Первый после мужа не вызывает отталкивающих чувств. Мутант, отец-одиночка? Ну так и она не принцесса. Впрочем, загадывать Мэдди не собиралась. А читал он, как оказалось, сборник стихотворений. И обсуждать поэзию с ним было очень приятно.

***

Пока Лео думал о Караи, та думала о нём. Увы, не в романтическом свете. Не располагает темница к романтическим мыслям. Кто бы ей сказал ещё недавно, что она будет водить дружбу с антропоморфной черепахой, предаст своего отца и — о ужас! — окажется права… Ни за что бы не поверила. Однако факты говорят за себя. Девушка всё-таки влезла в кабинет Ороку Саки, пока он проводил совещание с партнёрами Клана. Нашла шкатулку с фотографиями, маленькими безделушками, письмами, даже с простыми записками на клочках бумаги — вроде «Я не смогу пойти в кино. Прости, давай в следующий раз?». Почерк совпадал, письма и записки писала Тэнг Шэн. Караи была ошеломлена тем, что прочла и что за этим последовало. И проклинала свою феерическую глупость. Её застал рядом с местом преступления Брэдфорд. Шкатулка была при ней. Подручный Шреддера заблестел глазами, приосанился и поволок «маленькую паршивку» в главный зал, на ходу рассуждая, что Мастер слишком много ей позволяет. Шреддер был недоволен. Осадив Брэдфорда, он приступил к допросу: — Караи, ты уже несколько раз встречалась с учеником Сплинтера. А он ещё жив, и Клан не получил ничего, тобой обещанного. Ни информации, ни его преданности, ни крови наших врагов. Так скажи же мне, дочь, предана ли ты? Вот это «дочь» бритвой полоснуло по сердцу. Смолчать она не смогла: — А ты ответь мне, отец! Посмотри мне в глаза и скажи, что всё написанное здесь, — Караи продемонстрировала спрятанную за спиной шкатулку, — неправда! Скажи. Прошу… Но он молчал. А потом приказал отправить её в темницу. Вот и сидела она, а перед глазами плыли те ровные строчки: «Прости, Саки». «Я выбрала свой путь. Я люблю Йоши и жду от него ребёнка. Желаю и тебе найти свою истинную любовь». «Я не уеду с тобой». «Наши пути разошлись безвозвратно. Прошу, не пиши больше. Я не отвечу». «Прав был Леонардо, а я дура. Нужно было бежать сразу же. И что со мной теперь будет?» Размышления прервал подошедший к камере Тигриный Коготь. От его спокойного взгляда девушке стало не по себе. — Чего тебе, кошак? — ощетинилась она. — Радуешься, да? — Неразумный детёныш, — выдохнул он негромко и как-то по-обидному сочувственно. — Я не испытываю к тебе ненависти. И зависти к тебе у меня никогда не было. Он ушёл, она не успела ничего больше сказать. Да и что говорить? Ей о многом было жаль, в том числе — немного — что выплеснула свой негатив на Когтя. Может, он мог помочь? Что ж, поезд ушёл… А дальше лишь страшная неизвестность.